Портрет синей бабочки - Ольга Заровнятных

Жутко? Мне – нет. Я была предупреждена, что это выдуманная история. А вот девчонки заглотили наживку. Что Дина поверила, как и остальные, я даже не сомневалась. Потому что она была как бы гипердевчонкой. Значит, и поверила в эту сказку больше остальных.

Двое самых хулиганистых хулиганов из нашего класса сбежали еще с последнего урока. Это я уже потом догадалась зачем, когда все это произошло. А после уроков я пошла вместе с двумя другими мальчишками следить за Диной. Провожали мы ее до подъезда. Я и не знала зачем, пока не услышала Динин вопль, несущийся из подъезда.

Думаете, мы кинулись ей на выручку? Или хотя бы поспешили посмотреть, что там произошло? Нет, мы рванули прятаться за машинами, стоящими рядком напротив подъезда, пока нам не влетело. За что-то.

Нам не влетело. Влетело тем двоим хулиганам, которые организовали розыгрыш. Их за уши вывел из подъезда какой-то суровый дядечка. Видимо, он дернул их напоследок весьма прилично, потому что оба хулигана – наверное, в первый раз в жизни! – разревелись.

Как оказалось потом, эти мальчишки, сделав свое «грязное дело», поджидали Дину, наблюдая за площадкой первого этажа со ступеней, ведущих на второй. «Грязное дело» заключалось в том, что они подожгли в лифте бумагу и какие-то тряпки, принесенные с мусорки, а когда стены покрылись гарью, быстренько все погасили и принялись поджидать. Полагаю, Дина, нажав на кнопку вызова, решила, что за ней пришел тот самый проклятый странствующий лифт…

Выскочивший на ее вопли из одной из квартир мужчина мигом оценил ситуацию, заметил десятилетних хулиганов, в которых Дина немедленно опознала своих одноклассников. Ну а дальше вы знаете. Вот за это благополучное опознание Дина и отхватила на следующий день.

Забавно, как судьбоносно складываются порой обстоятельства. Возможно, не будь придумана та байка про лифт, мне не пришлось бы дружить с Диной. Нет, по большому счету я не жалела о нашей дружбе. Постепенно я привыкла к Дине и оценила ее по достоинству. Я до сих пор не понимала, что может быть прекрасного во всяких вещичках – будь они привезены с моря или куплены в ближайшем киоске. Зато я одобряла страсть Дины к кроссвордам и складыванию пазлов. Мне казалось, что это несомненные признаки ума. А присутствие ума я уважала в любом человеке.

Так вот о чем это я… О совпадениях. Не будь байки – не было бы дружбы. Не выйди я из школы под первый весенний дождь – я не превратилась бы в еще большее чучело, чем была в школе. Не понимаю, почему меня до сих пор не окружили люди с фотоаппаратами в руках, которые старательно запечатлевали бы меня, как если бы я была женщиной с бородой.

Глядя в прихожей на себя в зеркало, я обливалась слезами, ощущая к себе большую жалость. Да что там большую… Огромную! Величайшую жалость всех времен и народов! Мало того что мое лицо было в черных разводах от карандаша. Мало того что выбившиеся из-под шляпы волосы намокли и скучились в тоненькие крысиные хвостики. Мало того что моя шляпа под дождем обмякла. Еще и потекла краска со шляпы – о чем я не могла знать. Если бы сегодня был новогодний маскарад, то костюм «Пугала» однозначно выиграл бы в конкурсе костюмов.

Мне бы умыться, переодеться, но я была настолько психологически истощена всем произошедшим, что тихонько юркнула к себе в комнату и прикрыла дверь. Окно было закрыто, стул возвращен на свое законное место к столу. Помимо того что я получила кучу тумаков в школе, мне предстояло еще и получить нагоняй от мамы за свой побег из окна. Нагоняй нельзя было предотвратить, понятное дело, но можно было отсрочить. И потом, оставалась крохотная надежда, что если мама увидит, в каком я состоянии, то пожалеет меня и простит. И не упрекнет ни словом. Я и без того чувствовала себя виноватой.

Я подвинула стул к окну. Удивительное дело, пока я неслась по улице, то не замечала ничего вокруг. А ведь шел самый настоящий первый весенний дождь! Тот самый, которого мы так ждали всю зиму, предвестник настоящей весны. Под его каплями снег оседал и на глазах превращался в губку – такими обычно моют посуду или ванну, а дождь мыл землю от снега.

Краем глаза я уловила какое-то движение. Переведя взгляд, я увидела, что маленький бледный мотылек, с осени лежавший между рамами неподвижно, медленно полз, едва трепеща слабыми крылышками. Я была уверена, что он замерз и умер, а он, оказывается, всего лишь впал в зимнюю спячку.

Я не слышала, как раздался звонок, настолько заворожило меня зрелище первого дождя и громкий стук капель по отливу окна. Так что когда мама сухо предупредила, что ко мне снова пришел друг, ее слова дошли до меня как сквозь завесу плотного тумана. Или даже так: будто сквозь вату зеленка просочилась. Ну или, учитывая обстоятельства, как будто сквозь бумажную шляпу просочились капли дождя…

– Привет! Это снова я! – преувеличенно радостно воскликнул Дрозд, заходя в комнату.

Я ничего не ответила, просто смотрела на него. Он тоже замолчал, с восторгом глядя на мою разрисованную физиономию. Чтобы далеко не ходить, сразу скажу: его лицо тоже было порядком разукрашено, но только в переносном смысле: Дрозд с кем-то сильно подрался, у него был подбит левый глаз и кровоточила разбитая губа.

– Ты, это… нарочно так накрасилась? – неловко спросил он, подбадривая себя коротким смешком.

– Конечно, – мрачно ответила я. – Готовлюсь стать первым пугалом на деревне.

– Ну зачем сразу пугалом, – хмыкнул Дрозд. – Готовься в Страшилы тогда уж. Страшилы – они, знаешь, умные!

– А ты в кого готовишься? – буркнула я.

– В отважную девочку Элли, – ответил Дрозд тоненьким голоском и смешно присел в полупоклоне, – призванную защищать Страшилу от злобного Урфина Джюса!

Я фыркнула в ответ на его шутку. Надо сказать, я моментально почувствовала, что воспряла духом. Вот что значит дружеская поддержка! Наверное, именно ее мне так не хватало с того самого дня, когда мои розыгрыши стали оборачиваться против меня.

Попросив Дрозда подождать минутку, я торопливо вышла. «Покойся с миром, подруга», – сказала я на прощание шляпе, погружая ее в мусорное ведро на кухне. Затем сбегала в ванную и хорошенько умылась с мылом. «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я!» – мысленно напевая, я вернулась в комнату.

Дрозд стоял у зеркала и озадаченно рассматривал свое лицо, осторожно прикасаясь пальцами к губе.

– Да… – расстроенно произнес он, – мама не обрадуется такому подарочку…

– Кто тебя так? – задала я вопрос, который, как мне казалось, все задают в таких случаях.

– Лучше спроси, кого я так! – возмущенно воскликнул Дрозд. – Я-то случайно на его кулак наткнулся э-э… дважды. А вот он отхватил как следует!

– Да кто? – с интересом спросила я.

– Никита, кто же еще! – Дрозд уселся на мой стул возле окна, развернув его в мою сторону. – Кто на девчонку руку поднимает – тот не мужик, – твердо заявил он. – Я таких бил, бью и буду бить. Ты-то как? – кивнул Дрозд. – Живот не болит?

– Так ты его из-за меня?.. – поразилась я. – Ты с Никитой из-за меня подрался?

– Не подрался, а побил, – поправил меня Дрозд. – И не из-за тебя, а из-за того, что он руку на девчонку поднял. Хотя и из-за тебя тоже, – смягчился он. – Мы же друзья?

– Друзья, – улыбнулась я.

Мы еще какое-то время болтали, выясняя друг про друга всякие подробности – кто из нас чем увлекается, кто что любит. Мы условились, что Дрозд научит меня играть на гитаре. В этот день я получила один из самых лучших подарков, о которых только можно было мечтать. У меня появился настоящий друг.

Глава 11

Предательство

Дома у Дрозда все было настолько прибрано, что мне даже стыдно стало. Моя мама тоже, когда не была на работе, постоянно что-то мыла, стирала, прибирала… Но все равно какие-нибудь вещи, словно унесенные с одного места на другое волшебным ураганом, лежали где попало. Это могла быть моя кофта. Или мои книги. Или даже мои носки. Да-да, в роли волшебного урагана в нашей семье выступала я. О бардаке на своем письменном столе я вообще помалкиваю…

Мама Дрозда встретила меня неожиданно неприветливо. Наверное, это все из-за того, что она была угнетена бытом. Вот этими всеми уборками, стирками и готовками. Потому что моя бабушка, если уж сравнивать, тоже всегда была чем-то занята и тоже оказывалась резковатой, мрачной, чрезмерно поглощенной заботами.

Что мне бросилось в глаза – так это прическа мамы Дрозда. У нее были очень густые длинные волосы, но при этом она не водружала из них на голове немыслимые пирамиды или не носила закрученными в кудри и убранными в хвост, как делала обычно Дина, а скромно собирала шпильками в плотный кокон.

Когда Дрозд провел меня в свою комнату, то я, к удивлению своему, обнаружила, что и у него на столе царит бардак. Как и у меня, в смысле. Я даже обрадовалась этому – хотя чему уж там было радоваться? Тому, какие мы лентяи? Но в любом случае, этот факт непостижимым образом еще больше нас сблизил.