Категории
Самые читаемые
onlinekniga.com » Религия и духовность » Религия » Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики - Владимир Легойда

Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики - Владимир Легойда

Читать онлайн Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики - Владимир Легойда

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 45
Перейти на страницу:

Начнем с того, что Галилей лично знал и, более того, был в прекрасных отношениях со многими видными иерархами Католической Церкви, в том числе и с кардиналом Маффео Барберини, позже ставшим папой Урбаном VIII, в понтификат которого и произошло расследование «дела Галилея».

Мало того, в ряде случаев Церковь оказывалась гораздо более терпимой к деятельности ученого, чем большинство его коллег. В отличие от университетских профессоров, которые отказались признать, например, существование спутников у Юпитера (о чем говорил Галилей) и даже не удосужились взглянуть в телескоп, не доверяя какой-то «стекляшке», папа, на аудиенцию к которому был приглашен Галилео, с большим вниманием отнесся к его работам…

Когда в 1616 году Галилей впервые открыто попытался привлечь внимание к идеям Коперника, ему было указано на то, что, хотя данную теорию и возможно рассматривать как интересную математическую гипотезу, все же ее не следует привлекать к физическому объяснению мира. Подобной точки зрения придерживалось и большинство ученых того времени: научной считалась геоцентрическая система мира греческого ученого II в. н. э. Птолемея, основанная на физике Аристотеля. Да и собственно научного спора – между геоцентрической системой Птолемея и гелиоцентрической Коперника – в «деле Галилея» не было: пропагандируемая им теория Коперника отвергалась еще (или уже?) на богословском и даже прежде всего на философском уровне. В выводах Коперника инквизиторы усматривали противоречие Священному Писанию и явное «превышение научных полномочий»: стремление объяснить тайны мироздания, что, по мнению средневековых богословов, было задачей, невозможной для науки. Поэтому оппоненты Галилея – эксперты, назначенные Святейшей Инквизицией, – не «снизошли» до рассмотрения собственно научной аргументации, будучи уверены в том, что таковая просто невозможна.

Иными словами, собственно научный спор (Птолемей – Коперник) был вынесен за скобки, что сам ученый, безусловно, понимал. Да и вряд ли научная полемика привела бы к вызову Галилея в Рим и рассмотрению его дела инквизицией: «пустяками» инквизиторы не занималась. И хотя сам Галилей ни на какие философские или – тем более – богословские открытия не претендовал (в отличие, например, от Джордано Бруно), а лишь стремился привлечь внимание ученых к теории Коперника, в основу конфликта с Католической Церковью легли именно религиозно-философские обвинения, выдвинутые против флорентийского ученого.

Еще в 1616 году Галилею были запрещены пропаганда и распространение идей Коперника. Галилей пообещал – не распространять и не пропагандировать. Однако в 1633 году он опубликовал книгу «Диалог о двух главнейших системах мира», в которой вновь замаячила тень Коперника. Хотя первоначально судьба даже этой книги могла быть иной. Папа Урбан VIII был не только прекрасно осведомлен о готовящемся труде Галилея, но и обсуждал с ученым отдельные его положения. И не просто обсуждал, а прямо просил своего друга Галилео подчеркнуть его (папы) знаменитый «богословский» довод о невозможности прийти с помощью науки к точным заключениям о строении мироздания. Папа был уверен в том, что любая научная (астрономическая) теория является лишь гипотезой и никак не может претендовать на большее, ведь разуму человека в принципе не дано постигнуть тайну Бога. Галилей обещал. Каково же было удивление папы, когда вместо этого в труде флорентийца с упорством продвигались запрещенные коперникианские идеи! А светлые мысли самого папы не только не стали смысловым центром труда, но были вложены в уста ретрограда Простака (Симплично). Причем таким образом, что звучали не просто неубедительно, но совершенно смехотворно!

Папа – и небезосновательно! – почувствовал себя обиженным. Получалось, что Галилей ложными обещаниями выманил право на публикацию книги, текст которой явно отличался от благословленного папой. Разве мог после этого ученый ожидать какой-то другой реакции, кроме воспоследовавшей? Во-первых, Галилей нарушил свое обещание 1616 года, во-вторых – предписание Декрета Индекса запрещенных книг, в котором учение Коперника было объявлено ложным. Обвинения в этих двух нарушениях и стали главными в инквизиторском расследовании. Кроме того, Галилей поступил с самим папой, мягко говоря, не по-дружески. Конечно, все это не оправдывает действий инквизиции, но давайте будем реалистами: на дворе стояла первая половина семнадцатого века. Не так давно люди за гораздо меньшие провинности лишались жизни. Поэтому если и приходится чему-то удивляться, так это не тому, что реакция Ватикана была негативной, а тому, что она все же была… довольно мягкой! И наука здесь ни при чем.

Когда папа вызвал Галилея в Рим, тот наивно продолжал считать это недоразумением и был уверен в том, что ему удастся переубедить старого друга. Поэтому ученый всячески оттягивал свой приезд, продумывая аргументацию и, вероятно, надеясь, что ситуация может разрешиться сама собой. Однако Галилей явно переоценил благосклонность папы и, говоря современным языком, либеральность и широту его воззрений: предписания явиться в Рим становились все настоятельнее и жестче. Вместе с тем, получив 1 октября 1632 года приказание прибыть в столицу, Галилей появился в Риме только 13 февраля 1633 года, ссылаясь на болезнь. В скобках заметим, что эта отсрочка не привела к каким-то дополнительным репрессиям со стороны Церкви.

По приезде в Рим Галилео остановился у своего старого знакомого – посла Тосканы на вилле Медичи. Излишне говорить, что условия жизни в посольстве были далеки от тюремных. Правда, позднее, когда началось собственно следствие, ученый был переведен в Ватикан. Но и там не было никаких «низких каменных сводов»: Галилей занимал отдельные трехкомнатные апартаменты с прислугой и видом на фруктовый сад.

Отречения тоже никто особенно не ждал. В том смысле, что в его неизбежности никто не сомневался. Включая самого Галилея, который с самого начала настаивал на том, что он ни в коей мере не разделял убеждений Коперника;! Что, конечно же, было неправдой; просто ученый надеялся, что таким образом сможет «предать широкой гласности» идеи польского ученого. Подобным образом поступали некоторые авторы книг в советское время, когда в материалах, посвященных критике «буржуазной науки и философии», хоть как-то знакомили читателей с их достижениями. Разница, пожалуй, состоит в том, что Галилей, в отличие от многих советских ученых, был вполне искренен: он никогда не сомневался ни в святости Церкви, ни в истинности ее догм. А если изучать историю не по стихам советских времен, а по документам, воспоминаниям современников и академическим изданиям, то становится вполне очевидным, что Галилей никогда не находился и не мог находиться перед выбором между учением Коперника, с одной стороны, и Церковью – с другой.

Итак, Галилей не собирался конфликтовать с Церковью. Просто он считал, что осуждение Коперника – ошибка, в основе которой – неверное разграничение сфер компетенции религии и науки. «Я думаю, – писал Галилей в одном из писем, – что авторитет Священного Писания служит тому, чтобы убедить людей в тех истинах и положениях, которые необходимы для спасения их души; а так как эти истины превосходят границы человеческого понимания, то никакая наука или же иные средства, кроме глаголющих уст самого Святого Духа, не могут заставить в них уверовать. Но я не считаю столь уж необходимым верить в то, что сам Бог, Который дал нам чувства, понимание и разум, хотел, чтобы мы искали научные истины только в тексте Писания, а не с помощью самой науки; к тому же в тексте его об этого рода истинах говорится слишком мало и отрывочно».

Однако когда ученому прямо дали понять, что коперникианство – далеко не самое значительное обвинение из возможных, что речь идет о серьезных вещах, затрагивающих основы веры, Галилей частично осознал всю драматичность ситуации. Не исключено, что он вспомнил судьбу Джордано Бруно, который помимо гелиоцентризма, не являвшегося ересью в строгом смысле слова, отстаивал истинность… древней египетской религии! В вопросах веры спорить с инквизицией было опасно. Поэтому, повторяем, без особого нажима со стороны следователей Галилео согласился публично отказаться от своего учения.

Вместе с тем Галилей по-прежнему изыскивал возможность опубликовать книгу, которую он готов был переработать, включив туда необходимую критику Коперника. Похоже, ученый все-таки не понимал до конца ни серьезности обвинения, ни глубины обиды папы. Именно поэтому завершение дела потребовало от него подписать и произнести гораздо более жесткое отречение, которое для него составили инквизиторы. Тисков, правда, никаких не было и быть не могло. По свидетельству авторитетного ученого А. Фантоли, «почти все современные исследователи признают, что угроза пыткой, особенно в отношении человека в таком возрасте, как Галилей, была не чем иным, как чистой формальностью. В Риме крайне редко прибегали к пыткам. В случае Галилея угроза ограничилась territio verbalis, т. е. только устной формой. В других случаях существовала возможность дойти и до territio realis, т. е. вплоть до демонстрации орудий пыток»21. Но не более того…

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 14 ... 45
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мешают ли джинсы спасению. Опыт современной апологетики - Владимир Легойда.
Комментарии