Заколдованная рубашка - Н Кальма

Между тем крестьянин, в свою очередь, вгляделся в Мечникова и просиял:

— Дева Мария! Святые ангелы! Синьор Леоне! Сам синьор Леоне, неустрашимый и непобедимый! Вот это праздник!

Он подбежал и обнялся с Мечниковым, продолжая повторять:

— Какой чудесный день! Какая встреча!.. Ну и повезло тебе, проклятая скотина! — обратился он к ослу. — Счастье твое, что я встретил своего товарища по дракам, а то пошла бы твоя шкура на барабан для Галубардо!

Лоренцо бросил палку, пинком подтолкнул осла к лужку позади траттории и повернулся к обоим друзьям:

— Вот и встретились, синьор Леоне, и встретились-то в нужную минутку!

Александр жадно вглядывался в первого увиденного гарибальдийца. Чуть ли не с первых часов пребывания в Италии он беспрестанно слышал кругом разговоры о Гарибальди и его бойцах. Одни называли гарибальдийцев горячими патриотами и беззаветными героями, другие с негодованием честили их бандитами и разбойниками. Но, как бы то ни было, почти всякий итальянец понимал, что свобода и независимость Италии во многом зависит от Гарибальди и его бойцов.

И вот теперь перед Александром стоял боец Гарибальди. Лицо, высушенное солнцем и ветром, резкие черты, курчавая черная бородка с золотистым отливом. Из-под черного вязаного берета смотрят ярко-черные, очень выпуклые глаза, благодаря которым Лоренцо и получил свое прозвище. Одежда бедная, грубая, на ногах — подбитые гвоздями тяжелые башмаки. Зато в движениях живость, легкость, даже неуловимое изящество. Когда Лоренцо улыбнулся, точно солнце блеснуло — такая это была ослепительная, белозубая, открытая улыбка. Лев познакомил его с Александром как со своим ближайшим другом. Гарибальдиец сжал в своих темных ручищах руки Есипова и сказал полушутливо, полусмущенно:

— Уж вы, синьорино, не обижайтесь, что я породнил вас с моим ослом, только я терпеть не могу, когда вмешиваются в мои делишки. — Он кивнул на тратторию дяди Пьетро: — Зайдем? Надо же отметить такую чудесную встречу!

Три ступеньки, сложенные из дикого камня, вели в низкую и темную комнату с земляным полом. Несмотря на то что жаркое время года было еще далеко, вся комната была полна мух и мушиного жужжанья. Пахло кислым вином и прогорклым маслом. За прилавком в глубине дядя Пьетро, сутулый и рыжеусый, лущил головки чеснока и мурлыкал что-то себе под нос. В распахнутую дверь позади стойки были видны руины античного водопровода полуразрушенная арка, сквозь которую просвечивали небо и четкий силуэт зонтичной пинии — единственного дерева в этих местах.

Два монаха сидели за грубо сколоченным столом в углу и пили мутноватое кьянти. Один был толстый, грузный, с неряшливой тонзурой, которую он то и дело отирал большим клетчатым платком. У другого, совсем еще молодого, широкие брови нависали над тонким горбатым носом. Он быстро, пронзительно, как дикая птица, глянул на вошедших и стал левой рукой наливать вино из оплетенной соломой бутылки.

— Где я видел этого левшу? — пробормотал Лоренцо, приглядываясь к молодому монаху. — Очень он мне знаком…

Он велел хозяину принести тоже кьянти, и все уселись поближе к двери, чтобы не так досаждали мухи.

На столе появились пузатая бутылка и четыре стакана.

Да, стаканов было четыре, потому что дядя Пьетро поставил стакан и для Луки: ведь пастушонок пришел вместе с синьорами и теперь находился в траттории на правах гостя. Однако он не выпил ни капли — не до того ему было. С той минуты, как мальчик услышал, что перед ним — гарибальдийский солдат, что Лоренцо хорошо знаком с самим легендарным генералом Галубардо, он так же, как Александр, не сводил с него глаз, ни на шаг не отходил и боялся пропустить слово.

9. В траттории дяди Пьетро

— Вы знаете, синьор Леоне, как наши бойцы верят Галубардо, как ему преданны, — приглушенным голосом начал Лоренцо, когда все присутствующие, кроме Луки, выпили за удивительную встречу старых друзей. — Если народ и надеется, что кто-то наконец освободит Италию от чужаков, объединит всех итальянцев, то этот «кто-то» только один — генерал Галубардо. Он написал в воззвании: «Кто не возьмется за оружие, тот либо изменник, либо трус», и он прав, тысячу раз прав! — Лоренцо крепко пристукнул кулаком по столу. Я сказал вам, синьор Леоне, что вы и ваш друг встретились мне в нужную минуту. Я не зря так сказал. И не случайно вы меня встретили, синьоры, здесь, под Римом. Никогда нога моя не ступила бы на землю пап и попов, если бы не было у меня здесь важного и срочного дела. А какое это дело, вы, синьор Леоне, догадайтесь сами. Ведь недаром у нас в роте не было никого ученее и умнее вас. — И Лоренцо шлепнул себя по лбу и хитро подмигнул Льву.

У того вдруг заиграли и заблестели глаза.

— Как! Неужто опять в поход? Опять военные дела? Снова Гарибальди собирается показать миру свою силу?

— Тсс!.. Синьор, не надо так громко. Шпионы-церковники так и кишат… — Лоренцо покосился на монахов.

Но те, казалось, совсем захмелели и что-то гнусаво рассказывали друг другу. Пучеглаз успокоился, сложил крестом большие пальцы обеих рук и с жаром их поцеловал.

— Клянусь этим святым знаком, вы догадались, синьор. Это так. Генерал, да благословит его святой Джузеппе, его покровитель, опять собирает людей, опять посылает нас, своих старых боевых товарищей, сзывать всех, кому дорога Италия. Вот почему вы встретили меня здесь, синьоры, торжественно закончил свою речь Лоренцо.

Мечников спросил с интересом:

— Но с кем же на этот раз собирается сражаться Гарибальди — снова с австрийцами, Бурбоном или папскими войсками?

Лоренцо яростно затеребил свою серьгу.

— У Галубардо чистая душа, простая душа, синьоры. Он уверен: стоит ему разделаться с Бурбоном, с австрияками и папой, как Италия будет едина и свободна. Но мы-то с вами, синьор Леоне, — он нагнулся к Мечникову, — мы с вами знаем, что не все так просто. Помните, синьор, какую ловушку подстроили генералу у Лонато?

Мечников удивленно поднял брови:

— Ловушку? Я слышал, будто король Виктор-Эммануил послал Гарибальди с полутора тысячами бойцов на Лонато, а там вдруг оказался главный штаб двухсоттысячной австрийской армии и Гарибальди со своими бойцами очутился в тисках. Но я полагал, это была стратегическая ошибка или разведка у короля Виктора-Эммануила никуда не годна.

— Ошибка? Ого-го! Разведка?! — Лоренцо с негодованием прищелкнул пальцами, а дядя Пьетро вышел из-за стойки и подошел к их столу, чтобы лучше слышать. — Как бы не так! Это была западня, синьоры, ловушка, самая настоящая ловушка, чтобы уничтожить всех наших, а может, и самого генерала…

— Постой, постой Лоренцо, почему же… — начал было Мечников.

— А потому, — раздраженно сказал Лоренцо, — потому, что наш Галубардо и все мы — как бельмо на глазу у больших итальянских господ! Да вот, спросите хоть Пьетро, — он пальцем ткнул трактирщика в живот, — он тоже вам скажет, что господа нас боятся.

Дядя Пьетро кивнул и задумчиво почесал живот под грязным фартуком.

— Галубардо — для нас, для простых людей, а не для знати. Знатные да богатые его не очень-то любят.

— Вот-вот. Они боятся, что мы приведем с собой за руку революцию, подхватил Лоренцо. — Генерал наш — великий полководец. Когда им плохо, они зовут его на помощь, но, едва только он расправится с врагами, они не прочь с ним покончить.

— Ого, этот вчерашний крестьянин, оказывается, отменно тонко разбирается в политике! — сказал по-русски Александру Мечников. — Он прав: здешние нобили терпят Гарибальди, пока он им нужен, но генерал для них опасен. С ним народ, и втайне они были бы рады от него избавиться.

— Лев, спросите, бога ради, вашего знакомого, с кем и где будет драться Гарибальди, — нетерпеливо перебил друга Александр.

Он с трудом сдерживался. Новые мысли, новые планы начинали в нем кипеть, волноваться. Еще месье Эвиан рассказывал своему воспитаннику о Гарибальди, с увлечением читал о его победах, и Александр давно заочно восторгался великим итальянцем. И та, которая с недавних пор владела сердцем Александра, называла себя верной гарибальдийкой, она тоже мечтала служить Гарибальди. В словах Лоренцо, простого солдата, ослепительным светом засиял образ героя — борца за свободу, легендарного храбреца. И в этом свете как-то сразу померкла, потускнела скромная идея коммуны, побледнели мечты о труде на земле, о простой жизни на природе, о мозолях, набитых плугом. Нет, Александр не был ни легкомысленным мотыльком, ни искателем приключений. Просто его, как всех юношей, манили к себе благородные дела во имя свободы, высокие идеи, подвиги… И потому он так нетерпеливо ждал ответа Лоренцо.

10. Пучеглаз вербует охотников

— Так объясни мне, amico mio, с кем нынче намерен сражаться наш Гарибальди? — снова перейдя на итальянский, спросил Мечников. — Ходили слухи, будто он уехал к себе, на остров Капреру, и решил навсегда покончить с походами и сражениями.