Воздушный штрафбат. В небе заградотрядов нет… - Антон Кротков

– Если по пути попадётся дурка40 или лопатник – бери! – напутствовал подельника Матрос.

Всё пространство просторной комнаты, в которую попал Борька, было уставлено рядами столов. И на каждом стояла пишущая машинка! Парень вначале даже опешил – какую из них брать? В конечном итоге он схватил бы первый попавшийся аппарат и сразу пулей выскочил вон, но тут взгляд юноши упал на картинку, висящую на стене. Она сразу заинтересовала его и неудержимо потянула к себе. На цветной фотографии, вырезанной из какого-то заграничного журнала, был запечатлён поезд, мчащийся по диковинному подвесному мосту, перекинутому через горное ущелье. Поражала и дикая красота пейзажа, и смелость конструкторов, сумевших воплотить в металле столь фантастическое сооружение. Мысли о возможной поимке и об ожидающем добычу Матросе сразу отошли на второй план. Восхищённый подросток жадно рассматривал детали сюжета, совершенно забыв о том, где он, и зачем сюда явился.

Борька даже не сразу почувствовал на себе чей-то взгляд. Оказалось, что его удивлённо рассматривает дородная женщина лет сорока. Как только их взгляды встретились, она, ничего не говоря, с силой захлопнула дверь снаружи. Послышался звук торопливо вращающегося в замковом механизме ключа. Нефёдов бросился к двери и попытался выбить её плечом. Но сразу стало понятно, что в отличие от замков, двери в этом учреждении сделаны на совесть. Даже с помощью импровизированного тарана в виде крышки одного из столов парню не удалось бы одолеть преграду из прочного дуба.

«Вот так фокстрот!» – сам себе вслух сказал Борька, растерянно оглядываясь. Впервые в жизни он угодил в столь серьёзную переделку и лихорадочно пытался найти хоть какую-то лазейку из ловушки. Не сидеть же ему в ожидании, когда за ним придут!

Ещё не решив, что ему делать, Нефёдов бросился к окну. Прочь от здания быстро удалялась сутулая фигура Матроса. Уголовник без малейших колебаний бросил подельника, едва только почувствовал, что запахло жаренным. Борька выругался вслед предавшему его дружку.

Между тем из-за двери донеслись громкие голоса. Там собирался народ и в том числе взрослые мужчины. Медлить больше было нельзя. Борька распахнул окно. Расстояние до земли было слишком велико. Но прямо под окном недалеко от стены здания росло дерево с раскидистой кроной. Можно было попытаться сильно оттолкнуться от подоконника, чтобы приземлиться на его ветки. Они должны смягчить падение…

К счастью совершить очередной смертельный номер Борьке не позволил милиционер, который стремительно ворвался в помещение и успел в последний момент поймать юного «парашютиста» за полу рабочей куртки.

– Что же ты делаешь, нахалёнок! Ты бы хоть о матери своей подумал, прежде чем в окно кидаться.

Спасший Борьку милиционер гневно тряс его за плечи, обдавая жарким, пахнущим табаком дыханием, и заглядывая прямо в глаза:

– Думаешь, я не вижу, что ты сюда шестерить явился. Пахан тебя под срок подставил, а сам, небось, в безопасном месте трофеи ждёт! Не жалко свою жизнь под хвост этой крысе бросать?!

Глава 4

Это был вылет на перехват рвущегося к центру Ленинграда бомбардировщика. Лейтенант Константин Рублёв считался в полку самым опытным ночным охотником, поэтому его и подняли в воздух по тревоге ведущим звена из трёх истребителей.

Наземные службы ПВО41 обнаружили фашиста слишком поздно, – уже над городскими окраинами. Когда тройка «Як-1» настигла врага, его уже некоторое время вели прожектора и обстреливали зенитчики. Но бомбардировщиком управлял явно очень опытный экипаж, который даже под интенсивным огнём с земли продолжал упорно идти к цели.

В ярком свете прожекторов и осветительных снарядов «Хейнкель-111» можно было рассмотреть в мельчайших деталях. Но и стрелкам бомбардировщика приближающиеся перехватчики тоже были отлично видны. Один из «Яков» при подходе к «Хейнкелю» попал в мощный воздушный поток его двигателей. «Як» крутануло вокруг своей оси. Истребитель опрокинулся в штопор, и пилоту пришлось срочно покидать его с парашютом.

Рублёв открыл огонь по «Хейнкелю» со 150 метров, метя в правый мотор, и как ему показалось, попал. От двигателя оторвались куски металлической обшивки. В это время то ли стрелок с бомбардировщика, а, скорее всего свои же зенитчики, которые даже после появления в световом прожекторном поле «Яков» продолжали некоторое время утюжить небо разрывными снарядами, подбили самолёт второго ведомого Рублёва. Константин услышал в наушниках шлемофона взволнованный и разочарованный голос сослуживца:

– Командир, у меня повреждён мотор, выхожу из боя… Буду тянуть на аэродром…

В этот момент Рублёв уже находился метрах в пятнадцати от бомбардировщика. Красные огоньки вражеских трассирующих очередей мелькали и проносились чуть выше и в стороне от «Яка». Неожиданно для себя Константин оказался в «мёртвой зоне», недоступной для огня бортовых стрелков «Хейнкеля». Верхний пулемётчик «Не-111» не видел истребитель, притаившийся за высоким килем и стабилизаторами бомбардировщика, а его товарищ по экипажу, находившийся у нижнего MG-1542, тоже не мог поймать в прицел «Як», висящий где-то за хвостовой балкой. Костя злорадно представлял себе, какой переполох сейчас твориться в кабине вражеского самолёта. Словно в подтверждение его мыслей бомбардировщик начал беспорядочно сбрасывать свой смертоносный груз и разворачиваться.

Рублёв дал длинную очередь трассирующих снарядов. «Як» воинственно задрожал. Лейтенанту было отлично видно, как снаряды рвутся под правым крылом, под кабиной пилотов и по центру фюзеляжа бомбардировщика. Ярко вспыхнул правый двигатель «Хейнкеля».

Стекло кабины «Яка» забрызгало тёмным непрозрачным маслом из разбитого мотора жертвы.

– А! Не нравиться! Пустил тебе поганую кровь! – радостно воскликнул Костя. Ему пришлось даже открыть фонарь43 кабины, ибо запачканное маслом стекло ограничивало боковой обзор. Хорошо, ещё, что масло не попало на козырёк фонаря, иначе управлять самолётом и вести огонь стало бы очень затруднительно. Морозный воздух обжигал лицо, но в горячке боя Рублёв не обращал на это внимание.

Разорвавшиеся под «брюхом» «Хенкеля-111» снаряды подбросили пятнадцатитонную махину вверх. Бомбардировщик на секунду завис в воздухе с задранным носом, словно размышляя: падать ему или нет? Затем медленно завалился на правое крыло и обрушился вниз. Прожектора сразу его потеряли. Но Рублеву было видно, как внизу, в чёрной бездне ночного неба к земле несётся огненная комета, оставляя за собой шлейф ярких искр. Потом она вдруг погасла. Константин ожидал увидеть, как при столкновении с землей мощно рванут баки сбитого им «бомбера», но взрыва не последовало. С наземного пункта наведения ПВО неожиданно передали: «Щука, добейте „окуня“. Не дайте ему уйти!».

Оказалось, что немец схитрил, – только притворившись сбитым. У земли вражеский пилот вывел свой самолёт из «смертельного» пике и выключил горящий двигатель. Сейчас он уходил к линии фронта.

Теперь, когда «Не-111» уже не вели прожектора, отыскать его в густой чёрной мгле, да ещё где-то у самой земли было очень сложно. В то же время горючего на «Яке» осталось только на дорогу домой. Но как можно уйти и не покарать фашистов, сбрасывающих бомбы на мирные городские кварталы, на спящих людей!

Рублёв снова обнаружил немца по трепещущему лепестку синего пламени, вырывающемуся из выхлопного патрубка его единственного работающего двигателя. Вцепившись взглядом в крошечный огонёк, Константин быстро догнал «ковыляющий» на одном моторе бомбардировщик. На этот раз Рублёв на полной скорости свалился на него, как ангел возмездия. Дал длинную очередь по кабине, расстреляв остаток боеприпасов. Видимо в последний момент немецкий лётчик заметил угрозу и дал ногу вправо. Очередь Яка вместо кабины пошла на плоскость, срезав оконцовку левого крыла. «Хенкель» свалился в штопор. Вывести же его из штопора с подрезанным крылом не смог бы даже самый опытный пилот. Вражеский самолёт врезался в землю с такой силой, что от взрыва «Як» Рублёва сильно встряхнуло…

До аэродрома лейтенант добрался на последних каплях горючего, двигатель его самолёта заглох на пробежке вскоре после того, как колёса истребителя коснулись земли.

***

На следующий день командир полка выделил Рублёву «эмку»44, чтобы Костя съездил в город полюбоваться на сбитого им накануне немца.

– Заодно выступишь на митинге в свою честь, дашь интервью прессе. Короче, купайся, брат, в лучах заслуженной славы!

– Да не умею я интервью давать, Николай Петрович – насторожился Костя, – что я Бернес или Крючков45. Лучше я вообще тогда не поеду.