Любовники смерти - Джон Коннолли

Когда бар сменил хозяев в 1979 году, он стал известен как «Медведь гризли», пока какая-то сеть пиццерий на Западном побережье не воспротивилась этому названию, и его заменили на «Великий заблудший медведь», что все равно вызывало больше чувств. Главное, чем славился «Медведь», кроме его общей веселой атмосферы и того обстоятельства, что здесь допоздна подавали еду, – это большой выбор пива: в любой момент предлагалось пятьдесят шесть отборных сортов, а иногда даже до шестидесяти. Несмотря на свое расположение в тихой части города неподалеку от студенческого кампуса Южно-Мэнского университета, он с годами завоевал солидную репутацию, и теперь летом, когда обычно бизнес замедляется, у него было самое горячее время.

Кроме местных жителей «Медведь» привлекал пивных фанатов, большинство из которых были мужчины, и мужчины определенного возраста. Они не причиняли беспокойства, не позволяли себе лишнего и, как правило, довольствовались тем, что говорили о хмеле, бочках и малоизвестных микропивоварнях, о которых не слыхали даже некоторые бармены. По сути, чем менее известны они были, тем лучше, потому что среди определенных групп любителей пива в «Медведе» шло своего рода соревнование. Порой вид какой-нибудь женщины мог на время отвлечь их от насущной задачи, но женщины никуда не денутся. А не всегда рядом окажется парень, который перепробовал все пивоварни в Портленде штата Орегон, но знавший маловато о Портленде штата Мэн.

Я работал менеджером зала в «Медведе» чуть больше четырех месяцев. Я не испытывал нужды в деньгах, пока еще не испытывал, но имело смысл найти какую-то работу, пока Эми Прайс боролась за мои интересы. Мне нужно было поддерживать дочку, хотя ее мать не выколачивала из меня деньги. Иногда у меня возникала мысль, что Рэйчел предпочла бы, чтобы я совсем не участвовал в жизни Сэм, хотя она никогда не давала мне повода прийти к такому заключению. Мне позволялось навещать Сэм в Вермонте в любое время при условии, что я заранее предупрежу Рэйчел. И все равно иногда я вдруг ощущал потребность увидеть Сэм (и, сказать по правде, Рэйчел тоже, потому что у нас были незаконченные дела) и ехал в Берлингтон по своему капризу. Кроме неодобрительного взгляда отца Рэйчел порой, поскольку она и Сэм жили в примыкающем доме на земле ее родителей, такие незапланированные визиты пока не вызывали между нами никаких трений.

После развода мы с Рэйчел переспали пару раз, но ни она, ни я не поднимали вопроса о примирении. Я считал такое невозможным, теперь уже невозможным, но это не мешало мне любить ее. И все же такая ситуация не могла продолжаться вечно. Нас относило все дальше и дальше друг от друга. Все было кончено, но никто из нас еще этого не сказал.

Был четверг, начало пятого, и в «Медведе» было тихо. Ну, сравнительно тихо. За стойкой сидели трое. Двое были завсегдатаи, классические зимние типажи штата Мэн – в поношенных ботинках, бейсболках и достаточно укутанные, чтобы оградить себя от эффекта второго ледникового периода, когда кто-то еще не догадался открыть бар в пещере и начать варить пиво. Их звали Скотти и Фил. Обычно с ними был третий парень по имени Дэн или, как порой его называли, «Дэн-мужик», «Дэнни-пацан» или, когда он не слышал, «Дэн-болван», но в данном конкретном случае Дэн отсутствовал, и его место занимал человек, которого нельзя было считать завсегдатаем, но, похоже, пока я работал там, он собирался стать таковым.

Это могло оказаться не так уж хорошо. Вообще Джекки Гарнер мне нравился. Он был преданным и смелым и помалкивал о том, что сделал для меня, но что-то гремело у него в голове, когда он ходил, и я не был уверен, что он вполне нормален. Он был единственным человеком из всех, кого я знал, который добровольно пошел в военную школу вместо обычной, поскольку ему нравилась мысль, что его научат стрелять, колоть и взрывать. Любопытно, что он был также единственным, кого по-тихому исключили из военной школы за излишне страстную приверженность к стрельбе, колотью и особенно взрыванию; этот его энтузиазм потенциально делал его смертельно опасным не только для противника, но и для своих товарищей. В конечном итоге армия нашла для него место в своих рядах, но так и не научилась управлять им, и было трудно не почувствовать тихой радости в вооруженных силах Соединенных Штатов, когда Джекки, наконец, демобилизовали по состоянию здоровья.

Хуже было то, что кроме Джекки сюда ходили братья Фульчи, Тони и Поли, и на фоне этих братьев, двух блокгаузов в форме человека, Джекки выглядел матерью Терезой. Пока что они не почтили «Медведь» своим присутствием, но это было делом времени. Я так и не придумал, как сказать Джекки, что ему придется освободить пару стульев, закрепленных за ними. Я понимал, что, когда он услышит, что Фульчи могут стать постоянными посетителями, он просто застрелит меня или, может быть, ощетинится пушками и приготовится к осаде.

– Дэна нет поблизости? – спросил я Скотти.

– Нет, он опять в больнице. Возомнил себя шизофреником.

Это казалось логичным. Он определенно был чем-то, заканчивающимся на – ик. Шизофреник подходил, пока врачи не убедятся, кто же он на самом деле.

– Он все еще ухаживает за той девушкой? – спросил Фил.

– Ну, какой-то частью, – ответил Скотти и рассмеялся.

Фил нахмурился. Он не был так смышлен, как Скотти. Он никогда не голосовал на выборах, потому что, как говорил, машины для голосования были для него слишком сложны. Один из его братьев, еще менее интеллектуально одаренный, попал в тюрьму после того, как написал в передачу «Схватить хищника»[2] письмо с просьбой организовать ему свидание.

– Вы знаете: она не очень сообразительна, – продолжал Фил, словно Скотти ничего ему не сказал, и на какое-то время задумался. – Лиа, вспомнил. Тупа, как коробка пончиков.

Старая поговорка о живущих в стеклянных домах никогда действовала на Фила. Он был из тех парней, кто бросает камень в стеклянный дом, а потом удивляется, что камень не отскочил.

– Это мягко сказано, – сказал Скотти. – Девушка сделала себе тюремную татуировку и не смогла даже правильно написать свое имя. Три долбаные буквы. Неужели так трудно? Сейчас она вытатуировала на руке «Лаи» и рассказывает всем, что она гавайка.

– Она разве не в каком-то культе?

– Да. И его тоже не может написать правильно, или рука сбивается. Теперь она прикрывает свою левую руку, особенно в церкви.

– Да, не похоже, чтобы кто-то захотел подцепить Дэна-мужика, – сказал Джекки. – Он живет с матерью и спит на кровати в виде гоночного автомобиля.

– Джекки, – напомнил я, – ты тоже живешь с матерью.

– Да, но я не сплю на кровати в виде автомобиля.

На этом я их оставил, размышляя, не стоит ли этим троим первым запретить вход в бар, и отправился помочь Гэри Мейзеру складывать отечественные бутылки. Я нанял Гэри вскоре после того, как стал менеджером зала, и он справлялся хорошо. Когда мы закончили и я налил нам обоим по чашечке кофе, Джекки, Фил и Скотти, к несчастью, еще не ушли. Джекки вслух читал газету.

– Это снова тот парень, который из Огункита, которого похитили инопланетяне, – объяснял он. – Говорит, что больше не может включить свой телевизор. Говорит, что каналы сами все время переключаются, и у него от этого шумит в голове. – Джекки помолчал, обдумывая это. – Почему такое случается с парнями из Огункита?

– Или из Форт-Кента, – сказал Скотти.

– Да, из Форт-Кента, – подтвердил Фил. Все трое кивнули в торжественном согласии. На востоке была широко распространена вера, что, если пройти достаточно далеко на север Мэна, люди становятся действительно странными. Учитывая, что Форт-Кент находился так далеко на севере, насколько человек только может добраться без канадского гражданства, тамошние жители должны быть странными с головы до ног.

– Я вот что не понимаю, – продолжал Джекки, – что собираются эти пришельцы разнюхать, засунув зонд в задницу парню из Огункита?

– Кроме очевидного, – сказал Фил.

– Что не надо такого больше делать, – пояснил Скотти.

– Им бы надо похищать ученых-ядерщиков или генералов, – сказал Джекки. – А они, кажется, только и делают, что хватают всяких оборванцев и деревенских увальней.

– Рядовых, – сказал Фил.

– Первая волна[3], – сказал Скотти. – Инопланетянам придется их, знаешь, подавлять.

– Но зачем зондировать? – спросил Джекки. – Что им с этого?

– Может быть, кто-то дергает их за нитку, – сказал Фил. – Какой-нибудь житель с Венеры: «Эй, засуньте им в задницу зонд, и они засветятся».

– Они пляшут под чью-то дудочку, – сказал Скотти.

– Я просто этого не понимаю, – заключил Джекки.

У конца стойки какой-то человек что-то строчил в блокнот. Его лицо показалось мне знакомым, и я подумал, что мы могли видеться на прошлой неделе, хотя он не был завсегдатаем. Ему было немного за пятьдесят, на нем был твидовый пиджак и белая рубашка с отложным воротничком. Он был коротко подстрижен, и то ли он хорошо сохранился, то ли усиленно пользовался краской для волос. Когда я обслуживал его раньше, то уловил запах дорогого лосьона после бритья. Сейчас у него оставалось чуть-чуть пива в кружке, с палец толщиной. Я направился к нему.