Тщеславная мачеха - Фиделис Морган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это происходило здесь, в Сен-Жермене?
– О да, замок просто кишел отравителями. Поэтому, устроив для короля отдельную кухню, они надеются, что рядовые отравители не отправят по ошибке на тот свет законного короля Англии или его наследника. Если кто и пострадает, так это мы либо отвратительные старые дураки.
Подошел Уэкленд и проверил подвешенные над огнем котелки, в которых варились овощи.
– Ну-ка, женщина, помоги! – обратился он к Элпью. – Тушеные овощи готовы. Надо слить воду.
В кухню вошел ливрейный лакей и кивнул Уэкленду; тот велел Пайп помочь Элпью. Лакей прошептал шеф-повару что-то на ухо, тот кивнул и отпустил его.
– Ох! Он из королевской прислуги, – вполголоса произнесла Пайп. – Я знаю это выражение лица Уэкленда – грядут неприятности.
Шеф-повар молча взял стоявшую в углу толстую палку, вернулся на середину кухни и ударил ею по большому столу, отчего задребезжали все сковородки и миски.
– Все сюда! – Он обвел глазами присутствующих. – Выворачивайте карманы.
Элпью шагнула вперед вместе с остальными и вывернула карманы.
– Снимите обувь!
– Что-то пропало, сэр? – Пайп начала расшнуровывать ботинки.
Уэкленд снова грохнул палкой.
– Без разговоров.
– Но здесь не все, кто сегодня был на кухне, лорд Уэкленд, – заметила Пайп. – Кое-кто отсутствует. Он отправился в город, если вы помните. Сразу после того, как сходил наверх и вернулся на кухню, судя по всему, обогатившись, сэр.
– Вы у нас новенькая, не так ли? – Невысокая полная женщина уселась в кресло напротив графини. – Я леди Уиппингем. Зовите меня Люси.
Когда стало темнеть и воздух посвежел, общество перебралось в музыкальный салон, чтобы скоротать время за выпивкой и болтовней. Графиня расположилась в удобном кресле рядом с камином, а в другом конце комнаты Вирджиния, не обращая внимания на леди Анастасию, оживленно беседовала с двумя мужчинами, демонстрируя в широкой улыбке свои великолепные белые зубки.
– А вон тот толстяк – мой муж.
Вспомнив подслушанный под дверью диалог, графиня подавила улыбку, когда новая знакомая указала на одного из двух мужчин – человека в огромном светлом парике.
Графиня окинула его беглым, но внимательным взглядом. Поперек себя шире, как тот жирный коротышка, оперный кастрат, которого она в прошлом году слушала на майской ярмарке; огромный, как верблюжье седло, парик, а пудры на него высыпано не меньше мешка; темляк едва не волочится по полу, а галстук отталкивающе неопрятно обсыпан табаком. И тем не менее графиня видела, что Вирджиния и еще одна молодая девушка напропалую любезничали с лордом Уиппингемом, словно он был самым завидным кавалером во всей Франции.
– Уиппи – большой ребенок. Не правда ли, Уиппи? С твоим-то пузом.
Девушка-блондинка щекотала лорда Уиппингема в довольно-таки интимных местах, приговаривая:
– А кто у нас боится щекотки?
Графине не хотелось спрашивать леди Уиппингем про вторую девицу, поскольку та явно состояла с ее мужем в очень близких отношениях.
– Эта потаскуха-блондинка в дешевом муслиновом платье, – проговорила Люси Уиппингем, словно угадав мысли графини, – сирота по имени Аурелия Браун. Аурелия – скажите на милость. Охотится на старых толстых мужчин, которые, как она считает, могли бы стать ее меценатами.
«Меценат! Придумали новое слово», – подумала графиня, мучаясь от неловкости.
– Она здесь всего неделю. И разумеется, ошиблась, положив глаз на моего мужа. Он так скуп, что скорей зашьет свой кошелек, чем заплатит сборщику налога на бедных.
– Мы с Вирджинией задумали множество забавных проделок. – Аурелия обняла девушку за талию. – Как чудесно, что здесь появился еще кто-то, похожий на меня.
– О да, мы славно повеселимся. – Вирджиния негромко захлопала в ладоши. – Пока что мне во Франции безумно нравится!
Графиня скрестила пальцы. С таким настроем девушка в мгновение ока окажется замужем. Только бы это дитя не слишком сблизилось с Аурелией и не рассталось с девственностью во время одной из объявленных проделок. Это не должно произойти до того, как будет подписан контракт и на руке у нее окажется колечко, в противном случае графиня наверняка лишится вознаграждения.
– А тот, другой, мужчина, кажется, доктор? – полюбопытствовала графиня. – Он довольно красив. Женат?
– Я слышала, графиня, на вас напали на большой дороге и забрали все деньги. – Леди Уиппингем снова повернулась к графине и посмотрела ей прямо в глаза, потом сделала большой глоток рейнского и продолжила, понизив голос: – Не думайте, что здесь вы в большей безопасности, чем на большой дороге, моя дорогая. Этот замок – настоящий рай для воров. Люди не стесняются красть даже у самой королевы, которую все вокруг считают святой, так что обворовать простых смертных, как мы, для них раз плюнуть.
– На этот счет, Люси, мне беспокоиться нечего, – заметила графиня. – Мне, знаете ли, нечего терять. Разбойники взяли все.
– Тем хуже для вас, – вздохнула леди Уиппингем. – Потому что при каждой пропаже подозрение в первую очередь будет падать на вас. А еще тут в ходу анонимные письма.
По примеру Аурелии Вирджиния принялась щекотать лорда Уиппингема под подбородком. Графиня поморщилась. Какой в этом смысл? – недоумевала она. Зачем заигрывать с женатым мужчиной?
Рядом рассмеялся доктор.
Леди Уиппингем беспокойно заерзала в кресле.
– Я так поняла, что благочестивая Прюд уже произвела сортировку, и теперь вы живете наверху, на этаже для бедных, там же, где и мы с Уиппи.
– Действительно. И быть обязанной ей, по-моему, самое худшее последствие ограбления.
– Если уж быть откровенной до конца, подозреваю, что это она и письма пишет. Прюд постоянно сует нос в чужие дела, предостерегает от адюльтера и прочего блуда, какой только способен вообразить ее иссушенный ум.
Графиня вздохнула. Ее воображаемое путешествие во Францию ничуть не походило на пребывание в подобном рассаднике интриг и прибежище фанатизма.
– Признаться, я от всей души сожалею, что не могу вернуться домой.
– Домой? – вскинула бровь леди Уиппингем. – Увы, теперь ваш дом здесь.
Графиня ответила ей непонимающим взглядом.
– О Боже! Вам никто не сказал?
– О чем? – Графине стало неуютно под злорадным взглядом Люси Уиппингем.
– По вашим словам, вы писательница? – Откинувшись в кресле, собеседница графини разглядывала ее из-под полуопущенных век. – Могу я предположить, что на самом деле вы вовсе не беженка-якобитка?
Графине показалось, что в голосе леди Уиппингем зазвучала угрожающая нотка.
– Вы ошибаетесь, – сказала графиня. – Я самая настоящая якобитка. День, когда Стюарты вернутся на трон, принадлежащий им по божественному праву, станет великим.
– Вы, видимо, шутите. – Леди Уиппингем встала со своего места и присела на подлокотник кресла графини. Наклонившись к ней, она прошептала: – После катастрофической ирландской кампании и битвы на реке Войн с Яковом покончено. Он никогда не вернет себе английский трон. Никогда. – Графиня в отчаянии оглядела салон. Она не была сильна в политике. – Атеперь, когда король Франции признал Вильгельма королем Англии и маленький голландец, похоже, весьма успешно поддерживает мир, полагаю, будет глупостью раскачивать лодку в недальновидной попытке вернуть к власти этого жалкого неудачника, старое ничтожество Якова, – шепотом продолжала леди Уиппингем. – Вы так не считаете?
Графиня покачала головой:
– Разумеется, нет.
Ей вдруг вспомнилось, как в дни прошлого, когда ее дорогой Чарли был еще жив, эта шлюха Нелл Гуин придумала прозвище для Якова – Джимми Беда, а Нелли обычно смотрела в корень. Но графиня чувствовала, что разумнее промолчать.
– Ясно, что тем из нас, кто последние одиннадцать лет поддерживал здесь его величество, невозможно вернуться в Англию и присягнуть на верность узурпатору, – все говорила леди Уиппингем. – Но насколько я представляю, если просто забыть об этом, не вижу причин, почему бы нам не наслаждаться вполне достойной жизнью здесь, во Франции.
– Совершенно с вами согласна, – отозвалась графиня, тревожно шаря взглядом по салону и надеясь, что кто-нибудь вызволит ее из этого немыслимого разговора. – В котором часу подают ужин?
– Рассказывают жуткие истории, – не унималась леди Уиппингем. – В прошлом месяце мы услышали об одном господине, который прожил в замке два года. Он решил вернуться «домой», в Англию. Здесь он вел тихую жизнь, никогда не объявлял себя якобитом, не делал ничего плохого… ну или это он так думал. Не прошло и нескольких часов после его приезда в Лондон, как его арестовали и посадили в Тауэр. Мы со дня на день ждем известия, что его казнят как изменника. – Графиня сглотнула. Пеньковая веревка на виселице в Тайберне не совсем отвечала ее представлению о возвращении домой. – Если только… – Уиппингем по-прежнему не сводила с графини настороженного взгляда.