ИСКАТЕЛЬ.1980.ВЫПУСК №6 - Александр Кучеренко

— Это же ясно, герр оберштурмфюрер: кто вы, а кто я? Если бы вы знали, как много я потерял, живя в большевистской России. Я так мечтал уехать на свою родину и вот наконец здесь и горжусь, что имею честь беседовать с вами.

— Беседовать? — усмехнулся Баремдикер. — Вы можете и выпить со мной… Правда, — замялся начальник концлагеря, — у меня вышли все запасы. Но что-нибудь придумаем. Заходите вечерком, ладно?

— Польщен, герр оберштурмфюрер, — улыбнулся Циммерман.

— Если разрешите, я прихвачу кое-что с собой… После работы Циммерман пришел к начальнику концлагеря. Тот встретил его как старого друга. Увидев коньяк, который принес Генрих, он воскликнул:

— О, да вы волшебник, обер-лейтенант! — Глаза Баремдикера загорелись зеленым огоньком, он жадно рассматривал бутылки коньяка и прочую снедь. — Это же целое богатство в наше время!

— Это все Краузе, — сказал Генрих. — Мы ведь с ним друзья с ранних лет, и если бы не отец, из-за которого я попал в Россию…

Пили коньяк весь вечер.

— У английского премьера губа не дура, — заключил Баремдикер. — Каждый день, шельма, лакает такой божественный напиток…

Последовала резкая фраза на английском языке. Потом еще и еще. Очевидно, оберштурмфюрер кого-то ругал. Он привалился к столу, опрокинул, разбил рюмку.

— Ничего, ничего, — поторопился успокоить его Генрих. — В России говорят: это к счастью.

Баремдикер расслабленно откинулся на спинку стула.

— В России, может быть. А у нас… у нас, в великой Германии — нет. В Англии тоже. — Он наклонился к Циммерману, доверительно заговорил:

— Мой папочка, барон Карл Тирфельдшейн, спрятал меня в лондонском тумане. От глаз людских… Как незаконнорожденного. Заставил окончить английский колледж. Чтобы сделать дипломатом. А я терпеть этого не могу. Мундир эсэсовца мне дороже черных фраков и накрахмаленных сорочек с бабочкой у шеи. Я бы давно уже был штурмбаннфюрером, если бы не папина глупая затея с дипломатией.

— И будете. Я уверен. Очень скоро будете, — горячо заверил Генрих.

— Вы мне нравитесь, Циммерман! В вас что-то есть. Еще по одной ради такого случая…

Генрих опрокинул рюмку.

— Браво! — зааплодировал Баремдикер.

Веселье закончилось в полночь, когда пьяный оберштурмфюрер уснул за столом.

Незаконнорожденный сын барона Карла фон Тирфельдштейна оберштурмфюрер СС Герман Баремдикер был отменным карьеристом. Он лез из кожи вон, чтобы угодить своему начальнику оберштурмбаннфюреру Грюндлеру, открыто заискивая перед ним. Баремдикер ненавидел Грюндлера как человека и в то же время преклонялся перед ним как перед родственником великого арийца третьего рейха начальника РСХА обергруппенфюрера Кальтенбруннера. Он понимал: от Грюндлера во многом зависит его карьера. Попытался сблизиться с ним, но оберштурмбаннфюрер дал понять, что между ними слишком большое расстояние.

Баремдикер был не из тех, кто мог терпеливо годами ждать милости от высокого начальства. Он добивался своего с помощью отца, имевшего большие связи в Берлине. Барон не поскупился ради единственного сына, и друзья заверили его, что присвоение очередного звания гауптштурмфюрера СС для Германа можно считать решенным вопросом.

«Теперь мне понадобятся большие деньги», — решил Баремдикер. И начал урезать и без того ничтожные пайки узников концлагеря. Заключенных кормили одной бурдой, отчего те едва передвигали ноги. Несколько лучшим было питание в лагере № 2, обитателей которого по указанию Грюндлера к началу июля надлежало довести до средней упитанности. Экономил Баремдикер и на славянских рабочих, отпуская им негодные продукты. По-настоящему же разбогатеть Герман мечтал лишь от женитьбы. Барон давно уже подыскивал ему невесту, приданого которой хватило бы на беззаботную жизнь.

У начальника концлагеря и Генриха Циммермана сложились особые отношения. Баремдикер несколько раз проверял верность своего нового приятеля, как бы случайно сообщая при разговоре любопытные сведения о начальниках и строящемся объекте. Циммерман был словно немым: ни единым словом он никому не обмолвился об услышанном. Скоро они перешли на «ты». Герман одному Генриху мог открыть свою душу, за бутылкой вина посетовать на жизнь, поделиться мечтами о будущем. Как никто другой, часами выслушивал его терпеливый Циммерман. И если Баремдикер иногда перебирал лишнего, то он вел его домой и укладывал в постель. Именно такой друг, который мог быть и слугой, требовался Баремдикеру.

Григорьев начал свой доклад генералу с сообщения о сыне профессора Шмидта капитане Альберте. Удалось выяснить, что он находился в деревне Сосновичи под Борисовом, где строился дом отдыха для гитлеровских летчиков. Деревня располагалась в районе действия партизанского отряда «Авангард», возглавляемого Ефимчуком. Ему уже было поручено доставить на Большую землю живым и невредимым сына профессора Шмидта.

— А как у нас с посылкой связного в Шварцвальд? — спросил генерал.

— Пока нет нужной кандидатуры. Может быть, мне поехать? — предложил Григорьев.

— Нецелесообразно, — резко ответил генерал. — Туда надо перебросить опытного ветеринара. Ускорьте это дело.

Прежде чем окончательно решить, кого послать в Шварцвальд, Григорьев решил еще раз поговорить с Рихардом Форрейтолом. В своем рассказе Рихард упомянул имя управляющего имением баронессы хромоногого Отто Фехнера, Будто до войны он жил в Берлине, работал на заводе кузнецом.

Григорьева заинтересовала личность Фехнера. По наведенным справкам он выяснил, что Отто Фехнер летом 1931 года проходил практику на Сталинградском тракторном заводе. У него было много друзей среди советских рабочих, но особенно подружился он с кузнецом Федором Ладушкиным, у которого часто бывал дома. Выяснилось также, что Ладушкин в молодости был зоотехником, и это обстоятельство особенно привлекло к нему внимание Григорьева.

Проверив все, как надо, и окончательно убедившись, что Ладушкин самая подходящая кандидатура, его призвали на военную службу и привезли к Григорьеву. От двухметрового бородача веяло силой, уверенностью. С первого дня войны он рвался добровольцем на фронт, но дирекция держала его на заводе. Получив повестку из военкомата, он обрадовался: наконец-то попадет на фронт.

— Я же не калека, чтоб сидеть в тылу, — заявил он Григорьеву.

— Это дело поправимое, — улыбнулся Григорьев. — Мы можем послать вас хоть в Берлин…

— В Берлин? — Ладушкин недоуменно посмотрел на подполковника. Потом вдруг добавил: — Между прочим, лет десять назад я в самом деле чуть не поехал туда.