Том 6/1. Статьи. Ученые труды. Воззвания - Велимир Хлебников

Она не знает персидских и монгольских веяний, хотя монголо-финны предшествовали русским в обладании землей. Индия для нее какая-то заповедная роща.

В промежутках между Рюриком и Владимиром или Иоанном Грозным и Петром Великим русский народ для нее как бы не существовал, и, таким образом, из русской Библии сейчас существует только несколько глав («Вадим», «Руслан и Людмила», «Боярин Орша», «Полтава»).

В пределах России она забыла про государство на Волге – старый Булгар, Казань, древние пути в Индию, сношения с арабами, Биармское царство. Цельный строй, кроме Новгорода, Псков и казацкие государства остались в стороне от ее русла. Она не замечает в казаках низшей степени дворянства, созданной духом земли, напоминающей японских самураев. Из отдельных мест е<ю> воспет Кавказ, но не Урал и Сибирь с Амуром, с его самыми древними преданиями о прошлом людей (орочоны). Великий рубеж 14 и 15 века, где собрались вместе Куликовская, Косовская и Грюнвальдская битвы, совсем не известен ей и ждет своего Пржевальского.

Плохо известно ей и существование евреев. Также нет творения или дела, которое выразило бы дух материка и душу побежденных туземцев, подобно «Гайавате» Лонгфелло. Такое творение как бы передает дыхание жизни побежденных победителю. Святогор и Илья Муромец.

Стремление к отщепенству некоторых русских народностей объясняется, может быть, этой искусственной узостью русской литературы. Мозг земли не может быть только великорусским. Лучше, если бы он был материковым.

Кто такие угророссы?*

Называемые венграми – «орочанами», угророссы, зовущие себя русняками и русскими, в количестве 500–700 тысяч живут в узкой полосе земли между Венгрией и Галицией, испытывая одновременный натиск со стороны Святого Престола, надеющегося приобрести новых духовных чад, и со стороны Будапешта и Вены, желающих поглотить тех, кто не немец и не мадьяр. Образуя передовую черту славянского прибоя у подножия мадьярских земель, погруженные в земледельческий труд, угророссы не всегда знают, что они служат предметом оживленной торговли между Вечным городом и столицей Габсбургов, при чем меновой ценностью является та их старая православная вера, которую они называют русской. Под натиском католичества, насаждаемого то насильственно светской и военной рукой, то тихо и лукаво подделкой богослужебных книг, народ угрорусский теряет те укрепления, которые казались неприступными.

Искавшие опоры в православии, венгерской государственности, в верности Габсбургам, угророссы видели в ответ казнь венгерским отрядом Мирослава Добрянского – сына предводителя угророссов в 1848 г. и узнали «мучилищное древо», новейшее изобретение тевтонско-мадьярской дружбы.

Теперь народ начинает искать опоры и помощи в той силе, к которой они относятся, как волна к морю. Не желая быть мертвой вещью и строительным камнем, своеобразной расплатой за услуги предательства одних австрийских сословий и сил другими, он в своем устремлении из душной темницы разбивается о незнание русскими о существовании второго лица империи Габсбургов, лица застенка для тех, кто не был ни венгром, ни католиком. Какое прошлое у многострадальных угророссов? Кто они такие?

Судя по тому, что местные евреи носят название хозаров, угророссы когда то были живыми свидетелями Хозарского царства. Длящаяся тысячелетие память не может быть книжного происхождения и так как она перенесена в людские отношения, то русняки, вероятно, были когда-то завоеваны людьми Хозарского царства, сломленного Святославом. Если верно мнение comte du Chayla, что славянские слова о земледелии взяты венграми у рутенов, то предками их могли быть дулебы, так как по летописи первое знакомство обров с земледелием состоялось при покорении дулебов. Обры пользовались славянами при распашке полей вместо скота, запрягая их толпами в плуг. Это свойственно кочевому народу, высоко ставящему помощника в походах коня и считающему оскорбительным для коня занятие земледелием. (Впрочем, обры не мечтали о «мучилищном древе».) Отсюда явствует, что угророссы – выходцы из юго-восточной России, увлеченные общим потоком, и возможные потомки дулебов летописи Нестора, как указывают слова: сено, коса, борона, грабли, солома и др., доказывающие, что славяне знакомили венгров с земледелием. Современность опять застает обров, истязающих новых дулебов. Летопись отметила связь жестокости обров с дальнейшими судьбами их в поговорке «исчезоша – аки обре».

1913

Западный друг*

Среди многих еще имеет признание мысль, что нашим другом является Германия. У друзей есть право давать советы, и недавно совет, основанный на испытанных добрососедских отношениях, перелетел через границу, поднятый и понятый, как железная перчатка, брошенная русскому общественному мнению. Он звал власть дружеского и славянского государства прибегнуть к красноречию нагаек в ответ на славянскую радость его народа. Замечательным совпадением с ним прозвучало то место в речи Бетман-Гольвега, где он подчеркивал хорошие отношения с русским правительством, наряду с признанием возможности и даже вероятности столкновения двух миров. Совет немцев многих встревожил, так как в нем увидели знакомый понаслышке дуэт Бирона с Волынским и не знали, могут ли такие дуэты повторяться дважды. Впрочем, новизна совета заключалась не в нем самом, так как еще в проповеди к всенемцам седого Моммзена деятельное участие принимали «палки», «толстые черепа славян» и крепкий глагол «бить» и «колотить», но в том, что заповедь «колотить палками по толстым славянским черепам» была обращена к власти того народа, не немецкие свойства которого вне спора.

С тех пор изменилось многое. Вокруг белоликой Славии с криком «никогда»… носится ворон Австрии. Зарубежный Запад обратился в кузню, в которой лихорадочно куется меч войны.

Тевтония отметила памятником и праздником тысячелетие своего существования 19 годами раньше России. За этот срок ее свойства, как друга славянского государства, достаточно выступили. Мы видим, что главным занятием западного соседа за 1000-летний срок было истребление северо-западных славянских государств. Живая тевтонская держава стоит на «городе мертвых» славянских государств. Запертая камнями в стенах, Ванда предохраняет эти стены от оружия суеверия. Восточным склоном этого могущества служат немецкие села в Волыни, а далее и закон о двойном подданстве. Опираясь на пример запорожской вишни Вишневецкого, настойчивая рука немецкого садовника в колпаке садит очередное дерево – грушу пана Гршевского, прививая очередной немецкий глазок к славянскому корневищу. Но первое дерево обмануло желания садившего и взрастившего его.

Места науки занимают пилигримы между двумя станами. У неславян есть таинственный выключатель, заставляющий Россию, по их желанию, переходить из славянского в неславянский мир, всякий раз, когда славянский разум требует обратного. Еще раз тяжесть России была брошена на тевтонскую чашку весов и склонила решение вопроса в немецкую пользу, тяжесть, по-видимому, оцененная в золотниках. Струна опасения за свое существование сильнее звучит в сердце восточных славян и побуждает готовиться к обещанному Бетман-Гольвегом и другими величественному столкновению кимвров и тевтонов.

Кимвры – носовое произношение киабров. Киабр – приток Дуная. Киабры (под именем Кий) вместе с чехами (Щек) и хорватами (Хорив) основали Киев. Кимвры – древнее имя славян. Кто и как предскажет столкновение кимвра и тевтона? Еще Гегель делил человечество на людей и русских. Известно высоколживое утверждение, что русские не народ, а почва. Призыв гордости немецкой науки Моммзена. С другой стороны, известна борьба Ломоносова, которого очень удачно пощадила молния, упав на немецкого товарища Рихмана; смерть Скобелева, предостережения Крижанича; просьба Ермолова; народное движение в Волыни, в которой всенемецкие замыслы видят ворота к Черному морю, стране с исчезающей русскою народностью. Все это – вырывающиеся наружу признаки глухой подземной борьбы, которую поздно отрицать и о которой не следует забывать. В области духа идет насыщение русского моря немецкими солями и коварная борьба с теми, кто не хочет своему племени положения вечных учеников и младенцев.

Из изучения государственных приемов Рима и учения о союзниках наши друзья, готовящиеся к войне, сделали себе светское евангелие и следуют ему с прилежанием аскетов. Как ученики Рима, расщепив славян на народность и власть, действуя на воображение одних призраком восстания, на сердца других – утратой свободы и вызвав отшатывания друг от друга, они заботливо принимают власть в свои руки и возвращают нечто похожее, почти то же, но с тем отличием, какое существовало между «панночкой» Майской ночи Гоголя и «ведьмочкой» той же Майской ночи, отличием, которое угадал проницательный Левко. Белое видение светилось черным и обратилось позднее в ворона. Когда тление сословной брони и верхушки народа окончится, тогда только начнется век мучилищных древ и принудительных отчуждений для народа. Начинающие прозревать и висящие в пустоте верхи бессильны дать помощь. Германской болезни подвергались все славянские соседи Тевтонии, причем болезнь неизменно кончалась гибелью славянского государства.