Жаркое лето Хазара - Агагельды Алланазаров

Он считал, что урановый рудник не может быть объектом приватизации, да и не всякому толстосуму он может быть по карману.

– Да кто же позволит продать его вам? Это же государственная собственность, тут большой политикой пахнет. – Выразив свое удивление, Хасар захлопнул книгу и внимательно посмотрел на Дунью.

– Но ведь продали же кому-то месторождение драгоценных камней, сейчас, если найти нужные подходы, все можно купить. Думаешь, руководители, продавшие Родину, все остальное не выставят на торги? Вижу я, мой дорогой муженек, мысленно ты все еще живешь в прежнем СССР.

Переодевшись в просторную ночную рубаху, Дунья легла рядом с мужем и стала, ласкаясь и нежась, жаться к нему. Хасар не сразу нашелся, что ответить на ее слова, превратившиеся в вопрос. Да ему и нечего было сказать, потому что все, о чем полушутя говорила Дунья, было реалиями текущего дня, правдой сегодняшней жизни.

Задумавшись, Хасар некоторое время вспоминал обстановку в стране, сложившуюся после распада СССР. Он думал о разграблении имущества бывшего СССР, с каждым днем набиравшем все большие обороты. С первых же дней жизни нового общества стало ясно, что никто и не собирается придерживаться каких-то правил при передаче госсобственности в частные руки. Все, что раньше считалось народным добром, теперь с легкостью переходило в руки наиболее шустрых и предприимчивых людей, мастерски использовавших в свою пользу сложившуюся ситуацию и подчинивших себе тогдашнюю политику, они с жадностью отрывали себе лакомые куски от большого пирога. В эти дни и туркменские нувориши, пытаясь походить на русских богачей, словно стая голодных волков набрасывались на добычу и рвали ее на части, как рвут на части павшего джейрана. Думая обо всем этом, Хасар понял, что его вопрос «Кто же вам позволит приватизировать урановый рудник?» в данном случае становится риторическим, да и просто лишним. После этого он уже не пытался о чем-то спрашивать Дунью, и не потому, что у него не было желания спорить с женой, не оттого, что все происходящее может либо не может быть выгодным народу или лично ему. Все, что творилось вокруг, так или иначе, имело связь с произошедшими в жизни людей неожиданными крутыми переменами.

Увлекшись разговором, Дунья даже забыла вынуть из головы шпильки, которыми закрепляла прическу, и распустить волосы. Вспомнив об этом, села на постели, спустила с кровати босые ноги и одну за другой вынула из головы шпильки.

Вскоре она снова легла в постель, обняла мужа и положила голову ему на грудь. Шепнула на ухо Хасару, чтобы он протянул к ночнику руку и выключил свет. Казалось бы, только что муж и жена чуть не рассорились из-за состоявшегося разговора, но как только свет ночника погас, под покровом ночи они снова нашли взаимопонимание и стали единым целым. Вскоре ровное дыхание супругов сообщило, что они уже находятся во власти бога сна Морфея.

* * *

Вскоре после приезда из Стамбула в один из выходных дней вся семья снова собралась в отчем доме Дуньи, чтобы отметить день рождения внука Сердара. И хотя хозяин дома Айназар ага семь-восемь лет назад ушел из жизни, его желание жить в окружении внуков и правнуков для членов семьи оставалось неизменным, и было законом. Все семейные торжества они отмечали вместе, и именно в этом родительском доме. Вот и сейчас мать Дуньи, оглядывая собравшуюся за праздничным столом родню, радуясь ей и гордясь, не могла удержаться, чтобы не взгрустнуть о муже: «Как жаль, что ты не дожил до этих счастливых дней. Как бы ты радовался, видя эти счастливые лица!..»

Как и договаривались по телефону, Хасар после работы заехал к сватам, забрал их вместе с дочерью и внуком и привез к теще. Его жены еще не было. Буквально перед появлением Хасара она сообщила по телефону, что немного задержится. Сейчас все ждали ее, особенно нетерпеливы были внуки. «Ну что же бабушка не идет?» – то и дело спрашивали они, давая понять, как сильно ждут ее.

Семейное торжество уже было в разгаре, когда к дому подъехал черный «Мерседес» и из него вышла Дунья. Обернувшись, что-то сказала водителю, а затем стала по одному брать на руки подбежавших внуков, целовать и ласково гладить их по головам. Вместе с внуками они шумной толпой ввалились в дом. Дунья внимательно всмотрелась в собравшихся, мысленно пересчитала их и лишь затем ответила на приветствие невестки, которая по случаю дня рождения сына повязала на голову новый тонкий цветастый платок, концом которого в знак уважения к свекру и свекрови закрыла рот, то есть надела на себя яшмак. Затем подошла к матери и обняла ее.

– Как дела, мама?

– Куда ты пропала, доченька?

– Ну это же работа, мама. А на работе всякие непредвиденные дела могут появиться. Теперь нет такой работы, как в советские времена, на которую можно приходить, когда захочешь, и уходить с нее в любое время.

– Ладно, ладно, не трогай ты Советы! Кто-кто, а мы от них ничего плохого не видели. С чем ты сравнишь то, что при Советской власти все люди могли на равных учиться и работать, вовремя получать зарплату? А что касается твоих новых туркмен, мы еще посмотрим, что они такое могут дать народу, что было бы лучше, чем у Советов!

– Бабушке не нравится, когда ты ругаешь советскую власть, – примирительно улыбаясь, произнес Арслан. Сидя рядом с отцом за просторным дастарханом, он кивком головы поздоровался с матерью. Потом повернулся к младшему сыну, который все еще держался за полу бабушкиного платья и не отпускал ее:

– Сердар, сядь на свое место! Пусть бабушка переоденется и вымоет руки! Ты иди, сядь рядом с Мурадом, там будешь задувать свечки, а бабушка потом придет и сядет рядом с тобой!

После этого Дунья, поняв, что все ее заждались, быстренько прошла в свою комнату, переоделась, вернулась к столу и заняла свое место рядом с Сердаром.

Ребенок радовался и был весел, мама нарядила его по случаю сегодняшнего праздника. Мальчик был обаятелен и хорош собой, он притягивал к себе и вызывал нежные чувства. Сейчас все внимание было приковано к имениннику.

Больше всего ребенок радовался не подаркам и даже не понравившейся ему длинноухой мягкой собачке, подаренной дедом. Мальчик был счастлив и радовался тому, что его окружают близкие и любящие его люди, люди, которых и он любил всем сердцем и хотел бы видеть их возле себя постоянно.

За сачаком Дунья сидела на «женской» стороне с матерью, невесткой и дочерью, с ее лица не сходила улыбка, когда она рассказывала им о