По прозвищу «Классик» - Сергей Калабухин

В досаде на столь очевидную всем демонстрацию весомости мнения обоих критиков в глазах читателей, В. Г. Белинский не удержался и ядовито назвал рецензию Булгарина «купленым пристрастием», намекая на полученные тем пятьсот рублей. И это высказывание гораздо сильнее бьёт по самому Белинскому. Во–первых, оно показывает явную зависть одного критика к авторитету другого. Во–вторых, бросает тень на роман Лермонтова: так ли уж он хорош, как говорил сам Белинский, или его можно хвалить только за деньги? Белинского, между прочим, тоже можно было бы обвинить в ангажированности, так как он являлся штатным критиком журнала А. Краевского «Отечественные записки», где были ранее напечатаны три из пяти повестей Лермонтова о Печорине. Три из пяти! Выходит, что читатели журнала почему–то не захотели приобрести роман в полном виде, чтобы узнать, что же там дальше стало с Печориным.

Сейчас абсолютно неважно, был ли Фаддей Булгарин искренен в своих оценках «Героя нашего времени» или просто отрабатывал полученные деньги, но сам Лермонтов, конечно, не мог не знать подробностей данной истории, раз уж они были известны тому же Белинскому. И знаете, как Мишель отблагодарил Булгарина за помощь? Написал на него несколько едких эпиграмм!

Но оставим в покое литературные дрязги, я привёл их здесь лишь в качестве иллюстрации истинной известности, вернее — неизвестности Михаила Лермонтова как поэта и писателя вплоть до момента выхода его романа «Герой нашего времени» отдельным изданием в конце апреля 1840 года. Да и эта тысяча экземпляров романа вряд ли могла кардинально изменить ситуацию. В литературных салонах Петербурга — может быть, но никак не в масштабах всей России. Так что Александр Арнольди в своих мемуарах не врал, когда писал:

«Мы не обращали на Лермонтова никакого внимания, и никто из нас и нашего круга не считал Лермонтова настоящим поэтом, выдающимся человеком…»

Да и сам Мишель отлично знал себе цену и в литераторы не рвался, предпочитая литературным салонам великосветские приёмы и балы. Известный русский писатель и журналист Иван Иванович Панаев, по рекомендации которого Белинский был приглашён А. А. Краевским заведовать критическим отделом «Отечественных записок», писал:

«Лермонтов хотел слыть во что бы то ни стало и прежде всего за светского человека и оскорблялся точно так же, как Пушкин, если кто–нибудь рассматривал его как литератора. Несмотря на сознание, что причиной гибели Пушкина была наклонность его к великосветскости…»

А как проходит служба Мишеля в его гусарском полку? Оправдал ли он своим поведением ходатайства за него графа Бенкендорфа и военного министра графа Чернышёва? Вот что пишет об этом М. Н. Лонгинов в VII томе «Русской Старины»:

«Лермонтов был очень плохой служака, в смысле фронтовика и исполнителя всех мелочных подробностей в обмундировании и исполнении обязанностей тогдашнего гвардейского офицера. Он частенько сиживал в Царском Селе на гауптвахте, где я его иногда навещал. Между прочим, помню, как однажды он жестоко приставал к арестованному вместе с ним лейб–гусару, покойному Владимиру Дмитриевичу Бакаеву (ум. 1871 г.).

Весною 1839 г. Лермонтов явился к разводу с маленькою, чуть–чуть не игрушечною детскою саблею при боку, несмотря на присутствие великого князя Михаила Павловича, который тут же арестовал его за это, велел снять с него эту саблю и дал поиграть ею маленьким великим князьям Николаю и Михаилу Николаевичам, которых привели посмотреть на развод. В августе того же года, великий князь, за неформенное шитьё на воротнике и обшлагах виц–мундира, послал его под арест прямо с бала, который давали в ротонде царскосельской китайской деревни царскосельские дамы офицерам расположенных там гвардейских полков (лейб–гусарского и кирасирского) в отплату за праздники, которые эти офицеры устраивали в их честь. Такая нерадивость причитывалась к более крупным проступкам Лермонтова и не располагала начальство к снисходительности в отношении к нему, когда он в чём–либо попадался».

Но что значит мнение полкового начальства, когда за Мишеля хлопочут на самых верхах? И вот 6 декабря 1839 года выходит приказ военного министра графа Чернышёва о переводе лейб–гвардии корнета Лермонтова на освободившуюся вакансию поручика от кавалерии. Это явно незаслуженное звание останется, тем ни менее, единственной наградой, полученной Михаилом Лермонтовым в армии.

Первая дуэль

Итак, Мишель, наконец, добился своего: его принимают в лучших домах Петербурга, пусть и в качестве родственника и спутника Алексея Столыпина. Зимой 1839 года доходит очередь и до французского посольства. Понятно, что прежде чем выдать кому–либо приглашение посетить приём, там проверяют личность гостя. Со дня гибели Пушкина на дуэли с Дантесом прошло всего два года, однако секретарь французского посольства барон д’Андре от имени посла Франции господина Проспера де Баранта почему–то поинтересовался у А. И. Тургенева: правда ли, что стихотворение Лермонтова «Смерть Поэта» направлено не только против Дантеса, но и против всех французов? Уже сам факт подобного вопроса означает, что стихотворение, якобы широко известное как в России, так и за границей, на самом деле никто не читал даже во французском посольстве в Петербурге! Вот и верь после этого литературоведам.

Тургенев немедленно обратился за разъяснениями к самому Лермонтову, и Мишель на следующий день прислал ему текст стихотворения «Смерть Поэта», сопроводив его запиской:

«Посылаю Вам ту строфу, о которой Вы мне вчера говорили, для известного употребления, если будет такова Ваша милость».

Таким образом, получается, что и у Тургенева тоже не было этого по утверждениям литературоведов «знаменитого и общеизвестного, ходившего в тысячах рукописных списков» стихотворения!

Возникает вопрос: зачем французскому послу приглашать на бал скандально известного мелкого офицеришку, к тому же по слухам не любящего французов? Верить литературоведам, что на это де Баранта подвигла всероссийская литературная слава Михаила Лермонтова, увы, не получается. Нет пока этой славы, да и откуда ей взяться? Ведь роман «Герой нашего времени», как и небольшой сборник стихотворений, выйдут из печати только в следующем году, один в апреле, другой в октябре, да и те тиражом всего лишь в тысячу экземпляров.

Скорее всего, приглашение послано Алексею Столыпину, а тот, как известно, в этот период вынужден по просьбе бабушки Мишеля водить с собой своего малоприятного родственника на все великосветские балы и приёмы. Это в глазах восторженных барышень и их родителей Лермонтов — блестящая партия: молод, здоров, богат, офицер, служащий не где–то в захолустье, а в Царском Селе, и к тому же — единственный наследник огромного состояния престарелой бабушки!

Но вот для устроителей приёмов Лермонтов — головная боль. Ведь единственное развлечение Мишеля — злое высмеивание окружающих, а подобное поведение чревато конфликтами и обидами. Лермонтов явно описывал самого себя в одной из сцен беседы Печорина с княжной Мэри:

«Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя — и кончил искренней злостью. Сперва это её забавляло, а потом испугало.

— Вы опасный человек! — сказала она мне. — Я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не будет очень трудно.

— Разве я похож на убийцу?…

— Вы хуже…»

Лермонтов не раз говорил и писал, что наделил Печорина многими собственными мыслями и чертами характера. Ну и, как было сказано выше, он почти с документальной точностью описывал в своих произведениях знакомых ему людей и реальные события. Учитывая всё это, я думаю, что французскому послу от А. И. Тургенева нужно было не столько содержание скандального стихотворения Лермонтова, сколько получение гарантий того, что Мишель в случае приглашения его на приём не причинит ни хозяевам, ни гостям никаких неприятностей. И, очевидно, что де Барант такие гарантии получил, потому что он выдал Лермонтову приглашение на новогодний бал во французском посольстве, так как, по его словам, убедился, что тот никогда «не думал поносить французскую нацию».

И поначалу Лермонтов придерживался данного им Тургеневу обещания вести себя корректно, но, к сожалению, это продлилось недолго. Сидящий внутри него Демон вскоре вновь дал о себе знать, и Мишель перестал скрывать от окружающих своё презрение к иностранцам, ищущим своё счастье в России. Видимо, у Лермонтова был комплекс по данному поводу, ведь он сам являлся прямым потомком шотландского искателя приключений. Но особенную неприязнь у Лермонтова вызывали французы, ведь именно их представитель убил на дуэли Пушкина, перед которым Мишель просто преклонялся.