Шпион Тамерлана - Андрей Посняков

– Для того и поставлен волею князя нашего, Олега Иваныча Рязанского!

– Молодец. Только попрошу лично – приглядывай сегодня особо.

– А что так?

– Да так… Боюсь, не приключилось бы что с Авраамом. Что – покуда не спрашивай, и сам точно не знаю. Просто вот предчувствия нехорошие терзают. Терзают – и все тут. Так посмотришь?

Лукьян усмехнулся.

Как бы поступил Софроний?

На бегу Раничев пытался поставить себя на место старшего дьяка, уличенного в махинациях с казенным имуществом. Конечно, попытался бы как можно раньше замести следы – ежу понятно. Грубо говоря, удавить правдолюбца-Авраамия, не говоря худого слова, либо с кручи городской сбросить – типа, сам упал, гулял-гулял, да вот ветерком и сдуло, жаль сердечного, толковый был дьяк. А если он успел с кем-то поделиться своими выводами или ходом расследования? Тогда надо узнать – с кем, и вообще, насколько далеко все зашло. А от этого и плясать дальше: ежели слишком уж далеко – то бежать немедля, а ежели нет… Ежели нет, худо тогда Авраамке придется. То есть в быстрой его смерти Софронию резона нет, для начала выпытать бы… А где можно потолковать с молодым дьяком без помех? Да где угодно… Только при этом желательно поначалу – один на один – ну а ежели упрется дьяк, тогда и людишки бы воровские сгодились. Их и искать не надо – известны. Холопы боярина Колбяты Собакина! Значит, Софроний будет искать с ними встречи. А с кем еще-то? Чай, Колбята в его делишках не посторонний. Вот и пусть поможет чем может. А вот дальше возможны варианты. Первый: если Колбятиных сейчас нет в городе, то надо их вызвать, желательно к вечеру, то есть – отправить гонца, а лучше – посетить боярина лично. В последнем случае – хорошо бы прихватить с собой и Авраамку да потолковать как следует. Можно, конечно, и своими силами обойтись, без Колбяты и его людей, но… но это – если старший дьяк глуп, а он не глуп, очень даже не глуп – многоходовую комбинацию с вооружением дураку провернуть не под силу. А раз не глуп – понимает: в случае чего, ответственность за содеянное лучше разделить с одним из сильных мира сего – боярином Собакиным – да и, в таком случае, и отвечать-то не придется, отмажут. Если не местный Софроний – точно так и поступит, а вот если местный, может и своими людишками обойтись.

Раничев чуть было не свалился в реку – задумался. Ага, вот и болотце, и лодки. Речка тут узкая, на излучине лес растет, густой, еловый – там и укрыться можно да посмотреть – что да как. Морозец малый не страшен – однорядка теплая, да и кафтан под ней, чай, не летний, с подбоем.

Иван просидел в лесу несколько часов. Хотел уж было плюнуть да идти к мосту – справиться у Лукьяна, да вдруг заметил на том берегу спускающуюся к лодкам фигуру – среднего роста мужичка в теплом, подбитом мехом, кафтане – кожухе, подпоясанном неприметным пояском. На голове – темная обшитая собачьим мехом круглая шапчонка-скуфейка, борода редкая, длинная, нос большой, висячий, словно перезревшая груша. Все это Раничеву хорошо было видно из своего укрытия – река-то и вообще не широка, а уж в этом месте – в особенности. Что за мужик? Рыбак? Перевозчик? Нет, не похож ни на того, ни на другого – больно уж прикинут прилично. Осмотревшись, мужик поправил скуфейку и осторожно отвязал от колышка лодку. Вытащил из кустов поблизости доску – ага, весла-то и нет! – уселся и споро погреб к мысу. Да тут и грести-то было совсем ничего. Выбравшись на низкий берег, вислоносый вытащил лодку на песок, но у воды не бросил, оттащил к лесу, замаскировав еловыми ветками. Перекрестился, услыхав, как заблаговестили к вечерне… Вот тут Иван и сунул ему под шею нож:

– И много ты кольчужек продал, пес?

Дьяк вздрогнул, аж рот открыл удивленно.

– Только не вздумай кричать, Софроний, – тут же предупредил Раничев, – тут повсюду наши. Лучше скажи – Авраамка жив ли еще? Коли жив… может, и тебе повезет.

– Жив, жив… – неожиданно тоненьким голоском пропел Софроний. – Ножик-то убери, не сбегу.

– Да уж, не вздумай.

Почесав шею, дьяк уселся на поваленную ветром ель. Взглянул на Ивана, словно побитый пес:

– Видать, не своим хотением действовал Авраамка, предупреждал я, да рази ж послушали… – спохватившись, Софроний тут же закрыл рот.

– Предупреждал, говоришь? – Раничев усмехнулся. – И что боярин Колбята? Неужто так туп оказался?

Дьяк пристально посмотрел на Ивана:

– И про боярина знаешь? Что будет, ежели я на него первым донос напишу? Упасуся?

– Как Авраам…

Дьяк махнул рукой:

– Да ничего с ним не сделалось. Лежит себе в баньке, полеживает… Хотел язм сперва сам с ним словом перемолвиться, так нет же, не хочет и говорить. Врет, что сам-один все вызнал. Теперь уж точно вижу, что врет. А ты, батюшка… чтой-то тебя не припомню?

– Из новых бояр я, – скромно кивнул Раничев. – Со двора Тохтамыша-царя. Тайгая знавал ране?

– Знавал, батюшка.

– Так я брат его названый!

Сказав так, Иван ничуть не покривил душой.

Дьяк бухнулся в ноги:

– Пощадишь ли, князь?

– Да сказал уже – пощажу. Веди сей же час к Аврааму. Да после донос на Колбяту-боярина написать не забудь.

– Уж не забуду, – поднимаясь, усмехнулся в бороду дьяк.

В холодном свете луны они подошли к крайней от ручья баньке. Не к той, где собирались малолетние шпыни, к другой, рядом. Софроний и не пытался сбежать – умен! – ну куда изгою податься? Ежели б и вправду жизни была угроза нешуточная – сбег бы, а так, предавая боярина, видно, рассчитывал на новое покровительство. Да и выгоду для себя решил поиметь, приняв Раничева за ближнего княжьего человека. Ну кто иной мог столько про все знать? Иван, уж конечно, не разубеждал дьяка в обратном.

– Тут он, связанный, – отворяя дверь, шепнул Софроний. – Эй, Авраамушко, поднимайся… Не, не лютая смертия к тебе, что ты! Друзья твои. Боярин княжий и язм. Ты уж прости, что связал тя… Не своей волею.

Оглядываясь, дьяк быстро развязал постанывающего Авраама. Тот долго приходил в себя, все вращал глазами и никак не мог понять, откуда здесь взялся Иван.

– От верблюда, – хохотнул Раничев и гнусавым голосом пояснил: – Послан велением князя пресветлого Олега Ивановича для тайных дел.

– Ты – для тайных дел? – изумился Авраам.

Иван закрыл ему рот рукой:

– Молчи, молчи, дьяк!

В темном небе над банями и ручьем мерцали…

Глава 3

Ноябрь 1396 г. Переяславль-Рязанский. Одно другого хуже

Помилуй, господи царю,

И сохрани жену мою,

Аще и незаконно…

…желтые звезды.

А теперь – немедля бежать отсюда! Прихватывать спасенного Авраамку – и бежать, в противном случае нужно было б без лишнего шума избавиться от Софрония, а раз не избавились – ну не мог Иван убить безоружного и не представляющего прямой и непосредственной угрозы человека, – тогда, что ж, ноги в руки. Об этом и шепнул Раничев писцу на постоялом дворе Ефимия. Авраамка неожиданно уперся:

– Мне б еще денек, друже!

– Нет у нас с тобой никаких деньков, – сурово возразил Иван. – Кто за Софронием стоит, представляешь?

Писец угрюмо кивнул.

Выехали засветло. Взяли на приказной конюшне коней, какие были, поскакали по пронской дорожке, потом уж, за лесом, повернули на Переяславль. Слава богу, хоть путь подмерз, хорошо ехалось, быстро, правда колдобин на дороге было – е-мое! – словно на колхозном шоссе, напрочь разбитом тяжелой техникой лесных воров. Вот когда вспомнилась Ивану империя Тамерлана, уж дороги там были на загляденье – безо всяких колдобин, прямые, даже с указателями расстояний и корчмами через определенные участки. И в двадцать первом веке такие дороги редко встретишь. В Орде, кстати, тоже не худые дорожки были, но вот как только въедешь на Русь – все, туши свет, сливай масло. Колдобина за колдобиной, никаких указателей, а в окрестных лесах видимо-невидимо разбойного люда.

На небольшой полянке у самой дороги остановились на отдых. Вытащили из переметных сум прихваченную в дорогу еду – пироги да баклажку с квасом, перекусили, покормили лошадей сеном с овсом, посмотрели, как из-за холма показался сияющий краешек солнца.

– Хороший день будет, слава те, Господи, – вполголоса заметил дьяк. – Инда солнышко эвон – чистое.

– Да, – согласно кивнув, Иван покосился на лес: – Лишь бы только доехать.

– Думаешь, душегубцы в лесах? – Авраам тоже покосился на деревья.

– А думаешь – нет? – вопросом на вопрос ответил Раничев. Оба неожиданно рассмеялись.

Ближе к столице княжества дорога расширялась, все чаще попадались возы – пользуясь хорошей погодой, смерды везли на Торг овощи и мясо. Вернее, смерды – в основном овощи, а уж мясо – закупы, холопы, рядовичи, в общем, боярские люди, как раз по осени забивали скот в вотчинах. Били и смерды, но мало. Так, для себя, ну чуть-чуть останется если – в город на продажу свезут. Это ведь для них целое событие – в городе побывать, посмотреть на людей, сплетни послушать, накупить родным гостинцев, а уж ежели еще удастся хоть одним глазком князя увидеть или кортеж знатного боярина, – разговоров на несколько лет хватит. Судя по количеству возов – не бедным было Рязанское княжество, но, конечно, победнее Москвы или, скажем, Новгорода – Раничев, как историк, знал об этом – но тем не менее. Да и князь Олег Иваныч тому способствовал как мог, радел о родной землице, а ему позднейшие книжные черви ярлык приклеили – «предатель интересов Руси». Да надо же! Это кого он, интересно, предал? Князя владимирского и московского, изо всех врагов рязанцев, пожалуй, самого вредного? Мало с Москвой воевали? Теперь вот замирились, правда, да все одно ж, даже и на бытовом уровне, кто для Москвы рязанцы? «Рязань косопузая» – и никак иначе! Так же и с другими. Какое тут, к чертям собачьим, единство русской земли? А еще Олегу Иванычу в лыко – «с Литвой связался!», типа в Литве совсем не русские люди. А кто же тогда? Киев, Брянск, Смоленск, Полоцк, Путивль, Чернигов – это кто там, литовцы-аукшайты? Путивль – древний литовский город, а Киев – отец городов литовских? Раничев усмехнулся, вспомнив виденную когда-то еще в детстве книжицу с забавным названием – «Выборг – древний русский город». Ага, и Таллинн такой же, и Рига, и вообще, «Россия – родина слонов»!