Вернуть общак - Сергей Зверев

– Вот сука самодеятельная?! – без злобы воскликнул Пастор. – А где в том районе ближайший к банку травмпункт?

– Сразу за углом. Мне там по малолетке голову зашивали.

– Когда зашили, ничего в ней не оставили? – Пастор уже встал и проверял магазин в «Беретте».

Глядя на эти манипуляции, Соха взмолился:

– Пастор, ну зачем тебе-то туда идти?! Пацаны все пробацают как надо и доложат!

– Почему мне? Нам. Оставь Соню, пусть он это заведение покараулит, а мы с тобой уже идем. Кстати, забери у Сони ключи от «Тойоты».

Докторша была права. Минутное хорошее самочувствие – это после льда. От ходьбы состояние ухудшается, начинает ныть правый глаз и болеть голова. Нужна консультация. И только.

Антон встал с постели и начал одеваться. К черту это пожелание «врача на дом»! У них там и без него дел хватает – ножевые, сердечные, роженицы. А он, здоровый мужик, будет врача к себе вызывать?! Антон вышел из дома и, потирая ушибленный висок, зашагал в сторону травмпункта.

У судьи сложилось такое впечатление, словно там ждали именно его. Дежурный хирург вышел из тамбура и хотел выбросить окурок в уличную мусорную урну.

Открыв дверь, он столкнулся лицом к лицу с Костиным, который проговорил:

– Добрый вечер!

– Проходите, пожалуйста. – Врач пропустил Антона и метнул окурок в урну. – Что у вас?

Докторша со «Скорой» правильно поставила предварительный диагноз. Ничего серьезного. Врач обещал, что сие повреждение заживет до свадьбы, рекомендовал пироцетам, пиркофен и новопассит и сделал запись в журнале. После этого Антон снова вышел на прохладный воздух.

До ближайшей аптеки – сто метров. Почесав затылок, Костин подумал, опустил рецепт в карман и направился к ближайшему ночному магазину. Чекушка коньяка «Дербент» – вот что ему сейчас было нужно для того, чтобы успокоиться, снять головную боль и обдумать все произошедшее. В том, что этот случай уже не даст ему покоя, Антон был уверен.

Полиэтиленовый пакет, а за ним и холодильник пополнились не только коньяком, но и одним лимоном, двухсотграммовым кусочком карбонада, банкой шпрот, булкой хлеба и литровой бутылкой «Спрайта». «Кэмела» в магазине не оказалось, поэтому Антон купил две пачки в киоске, рядом с домом.

Порезав на доске карбонад, хлеб и лимон, он отнес все это вместе с доской в комнату, а нож оставил на столе. После второй рюмки судья почувствовал, как к нему возвращалась способность рационально мыслить.

Пастор и Соха подъехали к травмпункту, и вор заглушил двигатель. Радушного приема, как в случае с Костиным, им оказано не было. Но его никто и не ожидал. Пастор с подручным миновали приемную и бесцеремонно вошли в комнату отдыха. Врач сидел за столом и что-то писал. Пастор плохо разбирался в служебном документообороте и отчетности, но лепила в Горном точно в такой же книге отмечал использованные препараты. Учет и контроль при развитом социализме!..

– Доктор, поговорить нужно.

– Вы из органов внутренних дел? – Врач положил ручку и недружелюбно посмотрел на вошедших мужчин, нахально вторгшихся в его владения.

– Все люди появились из органов внутренних дел, – заметил Пастор. – Но мы не из полиции.

– Тогда подождите в приемной. Я через минуту освобожусь. Где больной?

– Это мы и хотели выяснить, – вставил Соха. – Док, оторвись на секунду, очень нужно. Времени на разговоры нет.

– Вы не поняли меня. Я сказал, ждите в приемной. Здесь не частная лавочка! – Врач был рассержен точно так же, как водитель автобуса, которому пассажир вдруг советует, как правильно ехать по маршруту.

– Нет, это ты не понял, – процедил Пастор и схватил врача за шиворот.

От мощного удара на столешнице раскололось стекло и упал на пол канцелярский набор. Ручки, карандаши и скрепки, жалобно что-то прошептав, разбежались по углам маленькой комнаты. Из разбитого лба врача осторожной струйкой сбегала на нос кровь.

– Доктор, не заставляй меня ломать тобой мебель, – продолжал цедить Пастор. – Мне нужно знать, кто к тебе в недавнее время обращался за помощью или советом по поводу разбитой головы. Говори, и мы уйдем. Забудь ненадолго об этой клятве – как ее?.. – Гиппократа.

Врач не успел даже выкурить сигарету, а Пастор уже пролистал журнал приема посетителей и выяснил, что час назад в травмпункт с ушибленной раной правой височной области обращался некий Костин Антон Павлович, тридцать шесть лет, проживает на улице Гоголя, дом пять.

– Смотри. – Пастор ткнул пальцем в журнал. – Правая височная область.

– Ну и что? – не понял Соха.

– Я левша, поэтому бил лоху слева.

– Думаешь, это он?

Вместо ответа Пастор захлопнул журнал, подошел к доктору и сунул в карман его халата пятьдесят долларов. Потом он так же молча пошел к выходу. Соха в привычном возмущении шевельнул как рыба губами и заторопился следом.

– Едем на Гоголя, дом пять, – приказал вор, усаживаясь на пассажирское сиденье. – И быстро.

Глава 6

Антон проснулся и словно опустился с небес на землю. В комнате настойчиво переливался трелью телефон. Что за черт? Костин непонимающе уставился на сервировочный столик у дивана, на себя, одетого, посмотрел в зеркало, вделанное в мебельную стенку. Телефон продолжал настойчиво петь, а Антон никак не мог прийти в себя. Воспоминания о вчерашнем событии возвращались медленно, словно протекая сквозь игольное ушко. Он мог отчитаться за каждый день из шести лет своего судейства, но день, прожитый накануне, напоминал засвеченный в проявленной фотопленке. Помогла головная боль. Едва она, не торопясь, со знанием дела, взялась за него, как память сработала на опережение.

Телефон смолк, и Антон пошел в ванную. Принимая на тело упругие струи воды, он поймал себя на том, что думает о Земцове и вчерашнем мероприятии, задуманном недоумками от полиции и так позорно закончившемся.

Антон вышел из ванной комнаты и надел спортивный костюм. После морального самоистязания ему стало гораздо легче. За шесть лет пребывания в должности федерального судьи он научился обходиться без удовольствий, доступных многим, но непозволительных с точки зрения воспитанницы Смольного института благородных девиц. Теперь Антон не мог позволить себе совершать те поступки, на которые раньше был способен просто так, ради шутки. Он даже пиво под чемпионат мира по футболу покупал с вечера, когда на улице было темно и его никто не мог увидеть с пакетом, наполненным бутылками. Нисколько не важно, что Антон Павлович в отпуске. Он – судья, черт побери.

Опять звонок. На табло АОН высветились сплошные прочерки. Звонили с таксофона. Кто это может быть?

– Слушаю.

– Я знаю, кто ты и чем зарабатываешь на жизнь. Но и тебе уже наверняка известно, чьи у тебя деньги. Возьми себе десять штук за синяк и верни оставшееся. Предлагаю не усложнять друг другу жизнь. Я перезвоню через час.

Гудки.

Что происходит?

Его целенаправленно и весьма технично грузят. О сумме речи в разговоре не шло, но Костин и без подсказки догадался, что кто-то просит его вернуть восемьсот тысяч долларов. Тут не нужно быть провидцем. «Возьми десять штук за синяк». Антон получил его в тот момент, когда Пастор с подручным пытались скрыться со своим общаком. Пастор знает, что Антон – судья. Это тоже понятно из его слов. Совершенно ясно и то, что квартира сейчас под наблюдением, если не сказать проще – в осаде. Телефонная коробка находится в подъезде, этажом выше, поэтому вполне вероятно, что и телефон под контролем.

«Они вышли на меня через травмпункт», – размышлял Антон.

Пытаясь сосредоточиться, он понимал, что ситуация совершенно дикая. Его, федерального судью, конкретно грузили на бабки, заведомо зная, чем это может впоследствии икнуться.

«Черт!.. Все ясно и понятно, кроме самого главного – почему он решил, что общак у меня?!»

Антон, словно перематывая кинопленку в замедленном режиме, пытался воспроизвести события от того момента, как Пастор с подельником выбежали из банка, до той секунды, как он получил удар и потерял способность ориентироваться. Костин хорошо запомнил, как подсел под руку мужчины, бегущего впереди, и, пользуясь центробежной силой движения его тела, ударил бандита локтем в грудь. Даже не в грудь, а скорее, под ребра. Он хорошо помнил хрюкающий звук, который издал пораженный противник. Того, как он отлетел в сторону после удара, Антон видеть не мог, потому что разворачивался ко второму вору, но грохот металла говорил о том, что тело с силой отлетело от него и ударилось о машину.

А вот дальше…

Дальше – звон, малиновые шторы, постепенно меняющие цвет до бледно-бирюзового, шум и маленькие фонарики, отрывисто мерцающие в открытых глазах. Потеря ориентации.

– Черт!..

«Я был уверен, что они уехали с сумкой! А сейчас получается, что она осталась на месте, так? Тогда почему ее не нашли люди из СОБРа, которые перепахали каждый квадратный дюйм площади от забора до банка?»