Однажды в далёком прошлом. Из рассказов Александра Ромашкина - Андрей Васильевич Жалнин

Русские дрались с отчаяньем смертников. Остатки дружины и городского ополчения были сброшены со стен. На площади княжеского двора, под защитой высокого дубового тына, собрались все, кто ещё был жив — дружинники, ополченцы, горожане: женщины, дети, старики. Стоял сплошной вопль — причитания женщин, крики и плач детей, какие-то команды, стоны раненых, удары тарана в ворота. И пока ещё летящие в небесную высь удары колокола.

На крыльцо терема вышли князь, бояре, воевода — все в доспехах и при оружии, некоторые перевязаны окровавленными тряпицами. А так же княгиня, сзади которой стояла сенная девка с княжичем на руках.

Князь поднял руку. Через минуту толпа стихла.

— Люди русские! Дети мои! Братья и други! Храбро сражались вы. Там, у Вышнего престола, скоро встретятся души наши с душами наших братьев и сестёр, отцов и матерей! С Божьим именем на устах примем же всё, что приуготовил нам Господь! Пусть в последний раз поднимутся наши мечи, но враг почувствует, что они остры и руки наши крепки! С Богом! За Святую Русь!

И рухнули ворота, и орущая, ощетинившаяся лезвиями и наконечниками, толпа врагов ворвалась во двор. Сомкнув щиты и став в круг, дружинники и ополченцы, закрыв собой женщин и детей, медленно пятилась к воротам. Нам повезло, что басурмане, видя пылающий со всех сторон город, объятый пламенем княжеский терем, который подожгли сами дружинники по приказу князя, бросились спасать добычу от огня, тут же забыв о нас! Ненадолго и не все забыли, но нам хватило, чтобы выйти с княжьего двора и дойти до стены, оставляя тяжелораненых и убитых товарищей. В спасение никто не верил. Нам оставалось подороже продать жизнь.

Я шёл во втором ряду, рядом с Прокшей. Над нашими головами реял княжеский стяг. Наконец, подошли к стене, к пролому в ней. Надвратная башня обрушилась, закрыв выход из города. Благо, что при её разрушении рухнул и большой кусок стены, брёвна которого легли поперёк рва, создав своеобразный мост через него. Здесь наш отряд разделился. Часть его осталась оборонять пролом, чтобы дать всем перебраться по упавшим брёвнам на другую сторону рва. Другая часть, быстро перейдя ров, заняла круговую оборону, защищая идущих по брёвнам женщин и детей. Так мы оказались в поле. Далеко впереди темнел лес. В нём было спасение, но мы все понимали, что добраться до него смогут далеко не все, и то лишь чудом. Бежать вперёд было бессмысленно — конные степняки просто изрубят нас всех. Поэтому приходилось идти медленно, буквально устилая землю убитыми. Женщины поднимали оружие и сражались наравне с мужчинами. Басурман гибло не на много меньше, чем зашитников города. Постепенно до наших врагов дошло, что таким образом они потеряют немало людей, пока уничтожат нас. Они взялись за луки. Засвистели стрелы. Через несколько минут щиты в наших руках были буквально утыканы ими! Мне казалось, что этот ад не кончится никогда.

И вдруг мы услышали, как кто-то крикнул:

— Братцы! Лес рядом!

И тут же раздался голос князя:

— Теснее, теснее держаться! Щиты сомкнуть! Ещё немного продержимся, православные, а там может и ждёт кого из нас спасение!

XVIII

Степняки тоже поняли, что если мы дойдём до леса, то будем спасены. По крайней мере, хоть какая-то часть. Поэтому они внезапно со всех сторон бросились на нас. В нескольких десятках метров он зелёной стены деревьев и кустарника началась страшная, решающая сеча! Разьярённые враги не жалели никого! Они рубили всех, кто попадался на пути. Мы отвечали им тем же! Я видел, как упал княжеский стяг, как подняли на копья самого князя, как падали рядом с убитыми дружинниками женщины и дети, сжимая в руках копья и мечи, топоры и сабли! Проткнутая копьём, княгиня рухнула рядом с девушкой, которая прижимала к груди маленького княжича, — вражеская стрела пробила оба их тела. Были убиты бояре, кривая степняцкая сабля разрубила голову воеводы…

Но и нашим врагам победа досталась не просто так — много, очень много их осталось лежать на всём кровавом пути от пролома в городской стене до края леса. Я видел, что более ловкие из наших бойцов, или наиболее удачливые, сумели завладеть лошадьми, сбросив на землю и убив всадников. Вот и Прокша, схватив копьё, завертел его, как ослоп, и одним ударом выбил из седла степняка. Мгновенно вскочив на коня, он с тем же копьём обрушился на другого. Через миг тот так же покатился в траву бездыханным.

— Что стоишь! Быстрее! — закричал мне Прокша.

Я метнулся к коню и вскочил в седло. Сидя верхом, я увидел, что более двух десятков русских конников дерутся со степняками, да около полусотни пеших. Мы с Прокшей бросились на помощь товарищам…

Битва, длившаяся уже несколько часов, подходила к концу. Всё меньше копий, мечей и сабель поднималось навстречу врагу. И вот настала минута, когда пожилой, видимо, старший на этот момент из оставшихся в живых дружинников, прокричал:

— К лесу! К лесу пробивайтесь, други! У Медвежьего все встретимся!

Лес был совсем рядом — буквально считанные метры отделяли нас от него. Те из нас, кто сидел в седле, ударили разом в одно место созданного басурманами кольца окружения, прорвали его! Пешие ратники, уцелевшие горожане — все ринулись в этот прорыв, растворяясь среди спасительных деревьев и кустов, а ставший нашим командиром дружинник всё кричал, маша саблей:

— У Медвежьего озера встречаемся!

Летели стрелы, бешено взвизгивая, ржали кони, кричали люди, звенело оружие — мы из последних сил сдерживали противника, давая пешим горожанам скрыться в лесу. Наконец и мы поворотили коней, забросили щиты за спины и, пригнувшись, нахлёстывая храпящих животных, нырнули в сплетение ветвей…

А город горел. Чёрный дым поднимался в небо, и страшной тучей повисал в жарком, неподвижном воздухе. Пламя яростно пожирало дома, словно не хотело, чтобы хоть что-то досталось победителям. На пылающей колокольне старый полуслепой звонарь, напрягая все свои малые силы, раскачивал тяжёлый медный колокол, и набат плыл над землёй, рассказывая всем, кто слышал его о том, что вновь горе пришло на русскую землю, вновь на ней льётся кровь и умирают люди, и моля Господа о возмездии. А затем и храм, и колокольня, со страшным треском, в дыму и огне рухнули…

XIX

На поляну у тихого лесного озера мы вышли часа через два. Погони за нами не было. Видимо, враги устали, пресытились кровью. А может, спешили спасти из пламени пожаров хоть