Разрушенный дворец - Эрин Уатт

– Но откуда у них моя ДНК? – спрашиваю я. – Я не сдавал никаких образцов.

– У них все есть с прошлого ареста.

Я морщусь. Прошлый арест. Звучит не очень.

– Им так можно?

– Как только ты попадаешь в систему, то остаешься там навсегда. – Гриер перебирает бумаги, папа с хмурым видом наблюдает за ним. – Расскажи мне все про тот вечер, шаг за шагом, секунду за секундой. Не упускай ничего. Даже если ты выпустил газы, я должен об этом знать. Что ты делал после того, как встретился с Брук?

– Поехал домой.

– Сразу же?

– Да.

Черты лица Гриера заостряются.

– Ты в этом уверен?

Я хмурюсь.

– Я… наверное.

– Неправильный ответ. Судя по записям с камер наблюдения, ты приехал час спустя.

– Приехал куда?

– Сюда! – с раздражением рявкает адвокат. – В вашем доме установлено видеонаблюдение, Рид, или ты забыл?

Я смотрю на отца, который с мрачным видом кивает.

– Мы проверили пленки, пока ты был в школе, – говорит он мне. – Камеры показывают, что ты вернулся домой в двадцать два часа.

– То есть через целый час после того, как уехал из пентхауса О’Халлоранов, – подчеркивает Гриер.

Я снова напрягаю мозги, пытаясь вспомнить тот вечер.

– Я чуть-чуть покатался по городу, – медленно выговаривая слова, отвечаю я. – Я был зол из-за разговора с Брук и хотел немного успокоиться, прежде чем…

– Нет, – перебивает меня папа.

– Нет что? – Сейчас я вообще ничего не понимаю.

– Ты не должен говорить ничего такого, слышишь меня? Никаких намеков, даже между нами, что тем вечером ты был в таком состоянии, что хотел «успокоиться». Ты поругался с Брук, все как обычно, – твердым голосом говорит папа. – Ты был спокоен, когда входил туда, и так же спокоен – когда выходил.

От ощущения безысходности меня словно скручивает в тугой узел.

– И что с того, если я покатался на машине час или три, да хоть десять? – взрываюсь я. – На их пленках видно, как я выхожу из пентхауса через двадцать минут после того, как зашел туда. Так какая разница, что я приехал домой только час спустя?

– Они потребуют видеозаписи с твоих камер в качестве доказательства, – говорит Гриер отцу, как будто я не сказал ни слова. – Это лишь вопрос времени.

– И снова спрашиваю: что с того? – нажимаю я.

Гриер тычет ручкой в мою сторону.

– А то, что ты солгал. Если ты хоть раз скажешь неправду во время слушания, они смешают тебя с грязью.

– Слушания? Мне придется давать показания? – От волны смешанных эмоций меня начинает подташнивать. Все это время я говорил себе, что полиция вот-вот найдет настоящего убийцу, но, похоже, они считают настоящим убийцей меня.

– Во время допроса детективы заметили, что ты несколько раз касался своего бока и что на твоей футболке выступили пятна крови.

– Вот дерьмо, – бормочу я.

Такое ощущение, что на мою шею только что накинули веревочную петлю.

– Как это произошло? – Гриер продолжает забрасывать меня вопросами.

– Я не знаю. Может, когда я ехал в машине. Или, может, я потянулся, чтобы взять что-нибудь.

– И каким образом у тебя появилась эта рана?

Я и без адвоката понимаю, что мое следующее признание выставит меня не в лучшем свете.

– Меня пырнули ножом в доках.

– А что ты там делал?

– Дрался, – еле слышно бормочу я.

– Что?

– Дрался. Я дрался.

– Ты дрался? – повторяет Гриер.

– Нет закона, запрещающего драться.

Один из парней, с которыми я дрался в доках, – сын помощника генерального прокурора. Он заявил, что если все мы участвуем в боях по собственной воле, то не делаем ничего плохого. Желание врезать кому-нибудь по роже не является уголовно наказуемым правонарушением.

Но, похоже, это может быть доказательством того, что человек склонен к насилию и, возможно, способен на убийство.

– И не было никаких обменов деньгами? Я разговаривал с Франклином Дойтмейером, также известным как Толстый Дьюс, и он утверждает, что Истон Ройал делает ставки на футбольные матчи. Скажешь, он никогда не ставил на твои бои? – Гриер не дожидается моей лжи. – Мы допрашивали Джастина Марковитца, и он говорит, что там все время крутились деньги.

У меня складывается ощущение, что ему не нужны мои ответы, и я оказываюсь прав, потому что Гриер подается вперед, чтобы высказать заключительный довод, который отправит меня в тюрьму.

– Ты дерешься за деньги. Ты дерешься, потому что тебе это нравится. Ты без всяких на то причин отправил в больницу парня…

В этот раз я перебиваю его.

– Он оскорбил мою маму.

– Как и Ричмонд, которому ты сломал нос сегодня? Он тоже оскорбил твою маму?

– Да, – натянуто отвечаю я.

– А Брук? И она оскорбила твою маму?

– Что ты несешь? – рявкает мой отец.

– У твоего сына взрывной характер, вот что! – огрызается Гриер. – Достаточно дыхнуть на могилу его умершей матери…

Папа морщится.

– …и он теряет контроль. – Гриер бросает ручку на стол и пристально смотрит на меня. – Окружной прокурор прямо-таки зациклен на этом деле. Не знаю, почему. У них до хрена нераскрытых преступлений, убийств среди наркоторговцев, букмекеров типа Толстого Дьюса, которые забирают деньги у детей, но им нравится это дело, как и все, кто в нем замешан. Наши частные детективы копнули поглубже и прояснили кое-какие слухи о том, что у Дины О’Халлоран, судя по всему, была связь с окружным прокурором Пэтом Марольтом.

Папа ругается.

– Черт подери!

Веревка на моей шее затягивается все туже.

– Полиция будет допрашивать твоих одноклассников, всех до единого. Если у тебя были проблемы хоть с одним из них, лучше рассказать мне об этом прямо сейчас.

– Ты считаешься одним из лучших адвокатов штата, – раздраженно говорит папа.

– А ты просишь меня сотворить чудо, – так же раздраженно отвечает ему Гриер.

– Нет, – вмешиваюсь я. – Мы просим вас выяснить правду. Пусть я и не против получить удар в челюсть, но мне не хочется попасть в тюрьму за то, чего я не делал. Я еще тот засранец, но я никогда не поднимал руку на женщин и уж чертовски точно ни одну не убивал.

Папа встает рядом со мной и кладет ладонь мне на плечо.

– Ты выиграешь это дело, Гриер. Мне все равно, чем ты там еще занят. Все это не имеет никакого значения до тех пор, пока с Рида не будут сняты все подозрения.

Подразумевается: «А не то пеняй на себя».

Губы Гриера сжимаются в тонкую линию, но он не пытается возражать. Вместо этого он поднимается из-за стола, складывает все свои бумаги и говорит:

– Мне пора работать.

– Что мы должны делать, пока продолжается расследование? – провожая Гриера до дверей, спрашивает папа.

Я же словно приклеился к стулу и думаю только о том, как моя жизнь превратилась в этот ад. Я смотрю на свои руки. Это я убил ее? Может, мне приснилось, что я уходил из пентхауса? Может, я страдаю необъяснимыми провалами в памяти?

– Сделайте вид, что все хорошо, ведите себя как обычно, а ты притворяйся, что невиновен.

– Я невиновен, – огрызаюсь я.

Гриер останавливается в коридоре.

– Окружному прокурору, чтобы доказать преступление, нужны средства, мотив и возможность его совершения. Брук ударилась головой о камин с такой силой, что череп отделился от позвоночника. Ты большой и сильный, тебе нравится бить людей. У них есть видеозапись, на которой ты появляешься в нужный период. И у них есть мотив. О, кстати, и Элла Харпер.

Я напрягаюсь.

– Что с ней?

– Держись от нее подальше, – ровным голосом отвечает Гриер. – Она твоя самая большая слабость.

Глава 8

Когда я добираюсь до школы, Рид уже ждет меня на ступеньках парадной лестницы. Сейчас нет Истона, но я даже рада этому, потому что смогу побыть с Ридом наедине, особенно учитывая, что случилось вчера. После разговора с Каллумом и Гриером он был угрюмым и замкнутым и впервые за долгое время не остался спать в моей комнате. Я не умоляла его остаться, но заставила поговорить со мной.

Он рассказал не очень много, но, похоже, адвокат тревожится из-за драк Рида, и еще его беспокоит, что тот отсутствовал почти час перед тем, как появиться в особняке Ройалов после того, как уехал из пентхауса.

Если честно, мне это не совсем понятно. Что такого, если Рид отправился домой не сразу? Это же не значит, что он занимался чем-то подозрительным, тем более когда копам известно, что он покинул пентхаус спустя двадцать минут, как вошел туда.

И все же, раз Гриер и Каллум так сильно нервничают, это, должно быть, очень важно. Именно об этом я и завожу разговор, поприветствовав Рида поцелуем.

– Я все никак не могу понять, почему так важен этот час, когда ты просто катался по городу?

Его глаза темнеют, отчего вкупе с незаправленной рубашкой и расстегнутым пиджаком он становится похож на типичного «плохого мальчика». Прежде меня никогда не тянуло к парням такого типа, но Рид в этом образе кажется просто неотразимым.