Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес - Пелам Вудхаус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К несчастью, в эту минуту дверь открылась и, словно струя ядовитого газа, вплыла миссис Уоддингтон.
– Что ты тут делаешь, Молли? – осведомилась она.
Джорджа она одарила одним из своих достославных взглядов, и только что обретенная свобода духа пожухла на корню.
– Я разговариваю с мистером Финчем. Представляешь, как интересно! Мистер Финч – художник! Он пишет картины!
Миссис Уоддингтон молчала, разом лишившись дара речи от чудовищного открытия. До этого она Джорджа толком и не разглядывала – так, кинула взгляд, полный того отвлеченного омерзения, каким любая хозяйка одарила бы пенек, выскочивший без пяти минут до тщательно спланированного обеда. Лицо его, хотя и противное, не вызвало у нее никаких личных чувств.
Но сейчас все переменилось. Противные черты обрели грозный смысл. Еще в спальне миссис Уоддингтон обеспокоили описания Молли, и теперь они выпрыгнули из глубин подсознания как безобразные чудовища из темных вод. «Стройный, невысокий, с красивыми карими глазами и такими золотистыми-презолотистыми волосами…» Миссис Уоддингтон уставилась на Джорджа. Ну да! Стройный. И невысокий. Глаза у него хотя и не красивые, но карие, а волосы, несомненно, светлые.
Кажется, Молли говорила, что при разговоре он давится словами, краснеет, ломает пальцы, странно булькает, пыхтит и спотыкается… В точности так и вел себя молодой человек, стоявший сейчас перед ней. Взгляд ее оказал на Джорджа Финча самое дурное воздействие, и редко за всю его жизнь удавалось ему кашлять так хрипло, алеть так пунцово, переплетать пальцы так замысловато, извлекать из горла такие забавные звуки и усерднее спотыкаться о собственные ноги. Сомнений у миссис Уоддингтон не оставалось. Портрет, нарисованный Молли, превратился в живую, явную напасть. Вот она, перед ней, пожалуйста!
Да еще и художник! Миссис Уоддингтон содрогнулась. Из множества индивидуумов, составлявших калейдоскоп нью-йоркской жизни, художников она не терпела больше всех. У них никогда нет денег. Они распущенны и безалаберны. Они ходят на танцы в странных нарядах, а то и бренчат на гавайской гитаре. И он один из них!
– Наверное, – сказала Молли, – нам лучше подняться наверх?
Миссис Уоддингтон очнулась от транса.
– Тебе лучше подняться наверх!
Интонация ее пробрала бы и самого толстокожего человека.
– Я… э… наверное… – пролепетал Джордж. – Уже поздновато…
– Вы что, хотите уйти? – забеспокоилась Молли.
– Разумеется, мистер Финч уходит, – промолвила миссис Уоддингтон, и что-то в ее манере подсказывало, что она готова схватить гостя одной рукой за шиворот, а другой – за брюки и вышвырнуть вон. – Если у мистера Финча дела, мы не должны его задерживать. Доброй ночи, мистер Финч!
– Доброй ночи. Спасибо за… э… приятный вечер.
– О-о-чень лю-ю-безно с вашей стороны!..
– Заходите к нам еще, – пригласила Молли.
– Мистер Финч, – возразила миссис Уоддингтон, – очень и очень занят. Ступай наверх, Молли, и немедленно! До-о-оброй вам ночи, мистер Финч!
Она сверлила его взглядом, не совсем отвечавшим старым добрым традициям американского гостеприимства.
– Феррис, – крикнула хозяйка, едва за Джорджем захлопнулась дверь.
– Мадам?
– Ни под каким видом не впускайте в дом человека, который только что вышел.
– Слушаюсь, мадам!
4
На следующее утро, солнечное и светлое, Джордж Финч бойко взбежал по ступенькам дома № 16 на Семьдесят девятой улице и нажал звонок. На нем был его сизый костюм, а под мышкой он держал огромную картину в оберточной бумаге. После долгих раздумий он решил подарить Молли свою любимую работу «Привет тебе, веселая весна!». Картина изображала юную девушку, слегка задрапированную, танцующую с барашками на лугу, усеянном цветами. Девица явно страдала пляской святого Витта в запущенной форме. А судя по выражению ее лица, натурщица больно порезалась об острый камень, когда Джордж писал ее. И все-таки то был его шедевр, и он намеревался подарить его Молли.
Дверь открылась. Возник Феррис, дворецкий.
– Товары, – сообщил он, бесстрастно глядя на Джорджа, – доставляют с черного хода.
– Я к мисс, – выговорил Джордж, – Уоддингтон.
– Мисс Уоддингтон нет дома.
– А могу я увидеть мистера Уоддингтона? – спросил Джордж, смиряясь с неравноценной заменой.
– Мистера Уоддингтона нет дома.
Джордж чуть замешкался. Но любовь побеждает все!
– А можно видеть миссис Уоддингтон?
– Миссис Уоддингтон нет дома.
Пока дворецкий это произносил, с верхних этажей донесся властный женский голос, вопрошающий невидимого Сигсби, сколько раз ему нужно повторять, чтобы он не курил в гостиной.
– Но я же ее слышу!
Дворецкий отчужденно пожал плечами, как бы отказываясь вникать во всякие мистические происшествия.
– Миссис Уоддингтон нет дома, – повторил он.
Оба помолчали.
– Приятный сегодня денек, – заметил Джордж.
– Да, погодка неплохая, – согласился Феррис.
На том разговор и завершился.
Глава IV
1
– Расскажи мне все, – велел Хамилтон Бимиш.
Джордж рассказал. Вид у него был самый плачевный.
Несколько часов он в смятении бродил по улицам, и теперь приполз к другу в надежде, что более проницательный разум сумеет разглядеть в сгустившихся тучах серебряный проблеск.
– Так, – заключил Хамилтон. – Значит, ты позвонил?
– Да.
– И дворецкий отказался тебя впустить?
– Да.
Хамилтон сочувственно оглядел побитого друга.
– Бедный ты мой, тупоголовый Джордж! Такую кутерьму устроил! Испортил все из-за своей поспешности. Почему ты не подождал? На правах друга семьи я бы ввел тебя в дом нормально и прилично. А ты добился того, что тебя воспринимают как изгоя какого-то.
– Но ведь старик Уоддингтон пригласил меня к обеду! Представляешь? Взял да и пригласил…
– Следовало дать ему в глаз и удирать со всех ног, – твердо перебил Хамилтон. – После всего, что я тебе рассказал о Сигсби Уоддингтоне, как ты мог питать иллюзии? Он из тех мужей, которым стоит только выказать симпатию к кому-то, как жены сразу решают, что это истинный подонок. Ему не удастся привести к обеду и принца Уэльского. А когда он приводит и кладет на коврик такого субъекта (я употребляю это слово в самом лучшем смысле), да еще за пять минут до званого обеда, путая весь распорядок и вызывая самые черные мысли на кухне, можешь ли ты винить его жену? Мало того, вдобавок ко всему прочему ты прикинулся художником!
– Но я и есть художник! – не без воинственности возразил Джордж. На этот предмет он придерживался твердой точки зрения.
– Спорно, спорно… Во всяком случае, тебе следовало скрыть это от миссис Уоддингтон. Женщины ее типа смотрят на художников как на позор общества. Говорил же я тебе, для нее мерило людей – счет в банке.
– Так у меня же полно денег!
– Откуда ей знать? Ты сказал, что ты художник, и она вообразила, что…
Прервав поток его мыслей, задребезжал звонок. Бимиш нетерпеливо поднял трубку, но заговорил ласково и снисходительно.
– A-а, Молли!
– Молли! – вскричал Джордж.
Хамилтон не обратил на него внимания.
– Да. Он мой большой друг.
– Я? – выдохнул Джордж.
Хамилтон все так же не обращал на приятеля ни малейшего внимания, как и подобает человеку, поглощенному телефонной беседой.
– Да, он мне сейчас рассказывает. Да, здесь.
– Она хочет, чтобы я поговорил с ней? – завибрировал Джордж.
– Конечно, приеду. Сейчас же.
Бимиш положил трубку и постоял с минуту в задумчивости.
– Что она сказала? – в сильнейшем волнении допытывался Джордж.
– Н-да, любопытно…
– Что она сказала?!
– Придется несколько пересмотреть мою точку зрения…
– Что она сказала?!
– Однако я мог бы и предвидеть…
– Что… она… сказала?
Хамилтон созерцательно поскреб подбородок.
– Странно, как работает ум у девушек…
– Что она сказала?
– Это Молли Уоддингтон, – сообщил мыслитель.
– Что она сказа-а-а-а-ла?!
– Теперь я почти уверен, – продолжил Хамилтон, по-совиному поглядывая на Джорджа сквозь очки, – что все к лучшему. Я упустил из виду, какова девушка с нежным сердцем, окруженная мужчинами с шестизначным доходом. Такую девушку непременно привлечет художник без гроша в кармане, с которым вдобавок мать запрещает встречаться.
– Да что же она сказала?!
– Спросила, действительно ли ты мой друг.
– А потом? Потом?
– А потом сказала, что мачеха запретила пускать тебя в дом и строго-настрого приказала ей никогда с тобой не встречаться.
– А после этого?
– Попросила меня к ней зайти. Хочет поговорить.
– Обо мне?
– Надо полагать.
– А ты пойдешь?
– Сейчас же и отправлюсь.
– Хамилтон, – дрожащим голосом выговорил Джордж. – Хамилтон, я тебя прошу, наддай там жару!
– То есть ты желаешь, чтобы я преподнес тебя в лучшем виде?
– Да, именно! Как ты красиво все умеешь изложить!
