Киндер, кюхе, кирхе (СИ) - "Андрромаха"

Андреич нахмурился. С одной стороны, ему, конечно, до фени. Но с другой, они вроде – друзья. Уж в таких важных делах, как рождение ребенка, чего своим-то врать в лицо? Или - молчи, или - правду. Но в помощи не отказал, набрал телефон жены и, пока та не взяла трубку, Мишке объяснил:

- Зовут – Татьяна Санна, она всё знает, что там и куда носить, - потом - в трубку: - Тань, это – я. Я дам тебе наладчика нашего, Мишку. Ему что-то про беременных узнать…. Подскажешь?

Волнуясь, Мишка зачастил в телефон:

- Татьяна Александровна? …Я – Михаил…. Я хотел,.. когда «на сохранение», что приносить? Срок? Полтора месяца. Давление? Не знаю. Токсикоз? Не знаю. Аллергия? Да, я понял, я спрошу. Лежать? Ага, спасибо. Если еще нужно, можно я вам позвоню? Спасибо! - и с благодарным видом протянул Андреичу мобилу.

Андреич, мрачно глядя на заливший Мишкины щеки румянец, буркнул:

- Номер ее записать? – начеркал на бумажке девять цифр и снова уткнулся в компьютер.

Они приехали в больницу к семи вечера. Мишка пер большую сумку с зелеными – так сказала Андреичева жена - яблоками, колбасой и кефиром. Пожилая гардеробщица продала им две пары бахил и проводила недружелюбным взглядом до лестницы. У таблички «Гинекологическое отделение» они пугливо тормознули. Перед дверью курили две тетки. Оценив смущение парней, они ехидно хохотнули:

- Вы – сюда? Лечиться?

- Нам нужно Головчук, - выдавил Олег.

- А! Это из моей палаты, - кивнула одна из теток и, распахнув дверь, заорала на весь коридор:

- Свеееетка! Муж пришел! – а потом, оглянувшись на Мишку, игриво добавила: - и с ним еще один – хороооошенький!

Примечания 

* Рафтинг — спортивный сплав по горным рекам и искусственным гребным каналам на надувных судах (рафтах). 

* Пинаколада — коктейль: ром, ананасовый сок, кокосовое молоко. 

* Пулково – аэропорт Санкт-Петербурга. 

* Ракия или ракИ – турецкая анисовая водка. 

За две недели их короткого отпуска Светлана стала Женщиной. Не уродливым бесполым существом, при виде которого люди с брезгливой жалостью спешат отвернуться, а обычной, настоящей женщиной. Медсестры называли ее, как и любую другую пациентку отделения, уютным словом «мамочка». Товарки по палате первым делом спрашивали «сколько у тебя недель?» и только потом – «что у тебя с лицом?»

Когда врач на осмотре обронил:

- Матка - в тонусе, рекомендую госпитализацию, - Светлана не сразу поняла, в чем дело.

- Это опасно? – спросила она.

Доктор уже отошел от кресла и мыл руки над узкой раковиной. Ему было далеко за 60, и как многие пожилые гинекологи, он пришел к возрасту, когда каждая не сложившаяся беременность и каждое выписанное направление на аборт отзывались иррациональным, но всё более мучительным, больным, неловким чувством. Поэтому среагировал он раздраженно:

- Не знаю, как для вас…. Потерять малыша вам - опасно? Вы хотите этого ребенка?

Светлана обмерла.

Она ТАК хотела этого ребенка! Она ТАК долго ждала его! Первая попытка, пять лет назад, не удалась: пожилой начальник наигрался в ее молодое тело и в свое благородство раньше, чем она забеременела. Два месяца безрезультатных «стараний» с Олегом приводили ее в отчаяние. И теперь, когда почти невероятное счастье вдруг стало реальностью, прозвучал этот вопрос….

- Я хочу его! – дрожащим голосом проговорила она, прижимая обе ладони к еще плоскому животу. – Очень! …Пожалуйста! – и глаза ее наполнились слезами.

Доктор взглянул, наконец, в ее лицо:

- Ну-ну, не будем плакать. Будем сохраняться. Я вызываю машину. Позвоните мужу, пусть привезет вам халат и тапочки в Центральную клинику, на улице Зелинского. Номер палаты скажут в справочной.

В карете «скорой» она набирала по очереди телефоны мамы и Олега. Мать в своем далеком молдавском селе, видимо, возилась на огороде. Олег был в Турции. Ни один из номеров так и не ответил. И она, задыхаясь от паники, прижимала руки к животу и шептала молитву, которой в детстве научила ее бабушка.

…Она вышла к ним в теплом халате и смешных, с помпончиками, высоких шерстяных носках. И почему-то только сейчас Олег и Миша увидели, что у нее зеленые глаза и пушистая светлая челка.

- Привет! – улыбнулся Олег. - А тебе очень идет – с хвостиком!

- Здравствуй! – не успев улыбнуться в ответ, она увидела входящего в двери Мишку и досадливо нахмурилась.

Но новый, еще не ставший привычным, статус распирал ее радостью. Забыв стесняться своего лица и речи, она горячо и быстро принялась пересказывать заключение палатного врача. Они стояли втроем посреди больничного коридора, и двое рослых, загорелых молодых мужиков внимательно слушали ее сбивчивый рассказ.

- …И низкий гемоглобин. …Врач сказал: печёнку приготовить. …И – гранатовый сок. И – яблоки!

- Яблоки - держи! – Мишка протянул ей сумку.

- Мне поднимать тяжелого - нельзя! – она горделиво смерила его взглядом. И тут же смутилась, не зная, имеет ли право на эту гордость и эту заботу.

- Ну, пойдем, донесу! – кивнул Миша.

В палате он сам раскладывал кульки в колченогую тумбочку. Дверь за его спиной то и дело открывалась: входили, выходили и просто заглядывали любопытствующие дамы в разной степени «на сносях». Что и когда произошло с Олегом, Мишка не понял. Но в какой-то момент, обернувшись, увидел, что Олег болезненно сжался, уставившись неживым взглядом в окно. Словно тень полузабытых московских проблем легла на его лицо.

- Мы – пойдем, зайдем в субботу… гранатовый сок, печёнку, яблоки…. Не провожай, лежи! – Олег поднялся и, не оглянувшись по сторонам, быстрым шагом вышел из палаты.

Мишка, кивнув Светлане, поспешил за ним.

- Лель, ты – чего?

Олег, не отвечая, ускорил шаг. И только на лестнице притормозил и обернулся:

- Я с беременными общаться – не очень…. Потом расскажу – почему.

В октябре у Мишки началась учеба. С завода он сразу ехал в институт, и теперь Олег один ходил к Светлане. Давались ему эти визиты тяжело: двадцать минут в больнице его выжимали сильней, чем Мишку - рабочая смена и четыре часа занятий. Но Олег Серебряков умел стискивать зубы и терпеть, когда это было надо.

Вечером Миша спрашивал коротко:

- Как она? Боль-мень?

- Ночью от давления делали укол. Еще неделю точно пролежит. В воскресенье печёнки купим, приготовишь так, как в прошлый раз?

И когда однажды вечером Олег его встретил не опустошенными глазами, а улыбкой, Мишка непритворно обрадовался:

- Привет! Чего такой довольный?

- Знаешь, кто меня нашел «Вконтакте»? – лукаво щурился Олег, выцеживая половником из кастрюли щедрый кусок мяса.

- Первая любовь из Костромы? Клей? Наш Севка Нечаев?

- Не. Не угадаешь: Яна!

- Янка-киевлянка?

- Ага. Она фотки турецкие выложила, - Олег поставил перед приятелем вкусно дымящуюся тарелку: - Ешь быстрей, идем смотреть.

Мишка навернул две тарелки борща и с бутылкой пива пришел к компьютеру:

- Ну?

Фотки были отличные. На пышных клумбах сочными оттенками пестрели гиацинты. Ломился яствами помпезный, будто для дворцового приема накрытый «шведский стол». Разгоряченные танцполом Миша и Олег сжимали Янку с двух сторон, и она, закинув голову, смеялась, в одобряющем жесте вскинув вверх два больших пальца.

- Снимала рыжая, Дарина, она же фоторепортер. Правда, удачные кадры?

- Супер! – согласился Мишка.

На экране замигал квадратик личного сообщения. Яна прислала еще одну фотку: она выбирается из бассейна в мокрой футболке, и тонкая белая ткань нескромно обтягивает ее крупные соски.

«Это вы меня спихнули! В самый холодный день!» - значилось в комментарии.

«Какие упругие вишенки!» - застучал по клавишам Олег.

- Лёль! – предостерегающе протянул Миша.

Олег невинно вскинул брови:

- А? – и продолжал печатать: - «Их хочется согреть дыханием!»

- Моих «вишенок» тебе, значит, не хватает? – Миша гипнотизировал его взглядом.