Маски - Андрей Белый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И на это отвечу… Но мы отвлекаемся: сядьте… И – бросьте саркастику[13] эту…
Пройдясь:
– Зная лично…
– Да я вас не знал-с!
– Мы встречались лет двадцать назад… Ну, – развел он руками, – я не виноват, что меня позабыли вы; неудивительно: я – изменился… Потом надрыгаетесь: слушайте!… Зная, из братниных слов вплоть до случая с шубой и с клаком, которыми… Дрыганец бросьте-ка… хо!
Трубку выхватив, белыми он разблистался зубами; и снова приблизил лицо узкоглазое:
– Думаете, что подглядки ушибли меня? Да ни капли… Сидите… Мотивы-то были ль подглядывать? – встал он на цыпочки. – Были, – присел и губами всосался, «пох-пох», дымом в нос.
– Были, – спрашиваю?
– Были…
– Я говорю – то же самое…
И указательным пальцем – в плечо:
– Стуки слышали?… Стуки-то – были?…
Пождал.
– Так подглядывать право имели… я вас провоцировал. Вы – суетник; много стреляной дичи валяется; бойтеся стремглавых решений… – ушел он в усы. – Пока – все по программе; а что сверх программы, – придите; и – спрашивайте…
Никанор, рот раскрыв и колено свое обхватив, растирал подбородок с волнением; тяжесть молчания сбросилась; вспыхнула искра доверия.
Вдруг —
– улыбнулся: пленительно!
____________________
– Вашего брата я знал; и – Надежду Ивановну… Скрыл же до сроку, – задумался Тителев, вскидываясь в передерги мушиные, снежные: с неба зареяли; плечами – в уши, а пальцами – в боки.
Стоял, вздернув трубочку:
– Ну-те… Открытие брата, – разрыв всего дела военного, о чем бедняга не думал: другие подумали… Кто – невдомек? Все еще?
Ткнулся пальцем в плечо:
– Генеральные штабы!
– Что: чч-то?!? —
– Впереборку задренькала где-то струна; голос, перебираемый сипом, за-дренькал за ней":
– «Пагубб-йли… меньн-ня… вв-ааи… очч-хи».
– «Ляля… погубили… меня!…»
– Понимаете, что это значит: не штаб даже – ш-т-а-б-ы!
– !
– Трындрын! —
– Звуки, перебитые с прохватом молчанья, – взрывались еще; сипом перебиваемый голос:
– Змээйаа… падкал-хооо-дд-ная ттхы!
– Трынн! —
– струна впереборку!
Теперь только понял!
За братом, Иваном, – охота великих держав!
____________________
Тут – в испарину.
Брат, —
– брат, Иван, —
– в Табачихинском с зонтиком черным, в проломленном, косо надетом своем котелке улепетывает; а за ним —
– Китченер,
– Фош, —
– грохочут тяжелыми танками; падают с треском заборы за братом, Иваном!
И все занавески взвились: Гартагалов, взвитой с Феле-фоковым в небо, – лишь хохлины выпуклого, черно-бурого дыма из дыр – не Москвы, – в высвет красных, занявших зарев!
И бзыком и мыком
– А – брат: брат Иван?
– Подозрение – было… Бедняга – догадывался; и листочки распрятывал: в томы свои… Победил – Вашингтон.
– Вашингтон?
– Вашингтон.
–?
– Потому что интрига велась Вашингтоном под флагом Германии; американская организация – ну-те – использовала сеть германских шпионов в России: еще до войны… Удивляетесь? И – удивляйтесь: эге!… Предложение брату продать им открытие шло-де от частной компании; он – отказал… И – … стряслось!
____________________
И —
– в халате подпрыгивал: под болевыми ударами, дико истерзанный, брошенный, с выжженным глазом —
– О! —
– О! —
– И —
– «брень-брень»! —
– отзывались стаканы в буфете: в квартире пустой, окровавленной.
____________________
– Не мудрено, что рехнулся… Все ясно: грабитель пришел, мучил, требовал выдачи… Частью, – бумаги пропали: чердак поджигали потом, чтоб скрыть, вероятно, следы… Суть не в этом: грабитель, германский шпиончик, не знал, что работает на Вашингтон; он – надутая кукла… Я, – ну-те, – случайно знавал его в молодости: это – некий Мандро, спекулянт… Имя не говорит – ничего?
– Ничего!
Вдруг дрожа, – с разволнованным шопотом: Тителев:
– Вы при Леоночке имени этого – не повторяйте… И снова с небрежностью:
– Суть же не в этом!…
В воротах, шагах в тридцати, в перепыхе, и прячась под шляпой с полями, – блеснули очки: без лица; носом – в шарф:
– Извиняюсь…
– Вам что?
– Комнат нет?
Носом мырзает: с холоду.
– Вы объявление читали?… А?… Нет его?… Значит, и комнат…
Спиною к очкам.
– Извините.
– Пожалуйста.
И – нет очков под воротами.
– Суть, повторяю, не в том, что истерик развинченный, схваченный, был не в себе, а суть в том, что его подменили в тюремной больнице, запутавши номер и похоронивши под номером – да-с: сумасшедшего; где-нибудь прячется он!…
И увидя, что брат, Никанор, подставляя лопатки, трясется от плача:
– Придите в себя… Вы не маленький… Я ж отвечаю на пункты, на ваши… Второй пункт: откуда я знаю? Ячейки: в России, на западе: всюду-с!
– Так вы – политический?
– Кто же еще? Ну-с, а дом-с резонансами? Ну, а – чеканка монет: xoxoxо!
Никанор от стыда стал малиновый:
– Вы – так чч-то: вы – не подумайте!
– Я и не думал, а я выяснял, на вас именно, – чисто ль работаем; ну-те, допустим, вы шпик; и, допустим, живете у нас; и, допустим, – не видите, не замечаете… А вы заметили, как Химияклич, в ту ночь ночевал, проезжая из Перми: в Лозанну…
«Толстяк» – Химияклич? «Толстяк» – псевдоним, знаменитейший, – Якова Яклича Химикова, и больного, и старого, все же гремевшего юно статьями. Да кто ж их не знает? Кто их не читал?
А он-то, он-то?
– Простите, меня!
– Мы себя проверяли на вас.
Тут же – с горечью:
– Здравствуйте, – руки разбросил, – фальшивомонетчики: милости просим… – раскланялся, кепку сорвав. – А по-моему, – мы-то и боремся против фальшивых монет всего мира… Пункт пятый: Ивану Иванычу здесь – безопасней всего… – И рукой охватил буераки он: – Организация будет следить… Око зоркое – тоже появится, как эти самые – из подворотни: являлись сейчас… К тому времени мы ликвидируем стуки: уже типография переезжает: выносится шрифт: прокламации, – не ассигнации… Тоже хорош! Впрочем, – к этому времени руки шпионов – оторваны будут; и это все, – трубкой в репейники, – рухнет.
– Что?
– Все.
____________________
– Ставка, армия, – ну-те, – судопроизводство, Россия, Германия, Франция, Англия: все!
Десять пальцев разинулись:
– Мы возьмем власть! – десять пальцев зажалися.
– Ясно?
И кепку надвинувши, руку засунув в карман, Никанора Иваныча – носом на землю с луны он швырнул; и – пошел с перевальцем, обидным таким: под ворота.
Тут щелкнул подъезд: точно мыщерка, —
– черная дамочка – с плоским листом, как у кобры, конечности, а не с полями увенчанной черным пером черной шляпы, закрыв лицо муфточкой —
– вылизнула, —
– как змея, —
– на змеящемся
хвостике, – а не на шлейфе.
– Куда, Леонорочка?
Бледный, как мел, подбородок ее показал – лишь улыбку: безглазую; черным пером черной шляпы боднула, как козочка: преграциозно:
– Не спрашивайте!…
– К офицеру, —
– как эхо, —
– в мозгу Никанора мелькнула откуда-то шалая мысль.
Муж не знает, – куда.
До нее ль?
____________________
Трески трестов о тресты: под панцирем цифр; мир – растрещина фронта, где армии, —
– черни железного шлема, —
– ор мора:
– в рой хлора;
где дождиком бомб бьет в броню поездов бомбомет; и где в стали корсета одета – планета!
Терентий же Тителев, встав с Фелефоковой лысины, перетирая сухие ладошки, все это – в бараний рог выгнет! Как если б из серого неба над серою Сретенкой, ревом моторов и лаем трамваев отвеявши небо, провесилась над дымовою трубою бычиная морда —
– и бзыком, и мыком!
____________________
Не вынесши ассоциации, бросился брат, Никанор, через Двор, за забор; но и тот дом дубовый, и этот дом с розовым колером, угол забора и купол собора, и трубы, и улицы – с окнами, стеклами, с каменной башнею, – вовсе не то, чем молчали, а то, чем вскричали в распухшие уши:
– Мы рушимся, —
– ррррууу: —
– это «Скорая помощь» проехала…
Поздно спасать!
Да и нечего, все – развалилось.
Сестра
Серафима Сергеевна Селеги-Седлинзина бедно жила: и ходила на службу: в лечебницу; ростом – малютка; овальное личико – беленькое, с проступающим еле румянцем: цвет персиков!
Ветер – порывистый, шквалистый, шаткий; калошики, зонтик – пора! И – несется: кой-как, через двор, под воротами, – одолевать серо-карий забор, закричавший под ветром, под палевый домик; ух – рвет! Покраснел кончик носа! Винтяся, с бумажкою свитыши пыли играют, ввиваяся за угол; от трех колов – рвет рогожу под домом, где писарь лентяит в пустом помещении (часть разошлась по Москве, чтоб висеть на подножках трамвая).
Вот крепкий, как крепость, забор: перезубренный; гнется береза в окрапе коричнево-сером: и – зашебуршало, как стая мышей из бумаги; в воротах сидит инвалид, в прыщах красных: Пупричных: глядит в глубину разметенной дорожки, с которой завеялись с красной гирляндой слетающих листьев – и шали, и полы пальто; лица – красно-коричневы (с ветра); юбчонку охватывает вертохват.