Агент сыскной полиции - Ирина Мельникова

– Про хозяина что-нибудь спрашивал?

– Никак нет-с, вашскобродие, не спрашивал! Мы с ним недолго говорили. Я-то, по правде, не слишком его и раньше привечал. Злобный он по натуре человек. Кошка у меня вот-вот окотиться должна была, а он ее сапогом под живот. Умерла ведь кошечка, а такая ласковая была. Детки долго плакали потом...

– Ладно, все ясно. – Тартищев повернулся к Алексею: – Запиши его показания. – И обратился к Задирееву: – Кто еще опознал Казначеева?

– Никто боле, ваше высокоблагородие, шибко уж его скособочило. Дворник ведь тоже его только по одежке опознал. А остальные его в ней не видели, потому затруднялись сказать что-нибудь...

– Кто еще видел его в доме князя?

– В субботу его видел камельдинер... Но о чем он беседовал с барином, не ведает, потому что в кабинет не заходил. Правда, подтверждает, что Гурий из кабинета вышел веселый, пальцами щелкал и насвистывал...

– А в воскресенье?

– Нет, в воскресенье и в пятницу, окромя дворника, его никто не заметил.

– Господин надворный советник, – на пороге появился агент Вавилов, посланный с утра в адресный стол и тюрьму, – разрешите доложить?

– Докладывай, только быстро! Удалось что выяснить или нет? А то начальство уже икру мечет, что на месте без толку топчемся.

– По свидетельству адресного стола, Казначеев на жительстве в Североеланске не значится. В тюрьме сидевшие с ним арестанты сообщили, что ни с кем он дружбу не водил, кроме, пожалуй, Мозалевского, который вышел на волю за неделю до Казначеева. Его приметы: роста высокого, плечистый. Лицо светлое, растительность на нем слабая. Глаза серые, маленькие, смотрит исподлобья. Навещать Казначеева в тюрьме навещали, но редко. Пару раз за те полгода, что он в остроге провел, женщина приходила, надзиратель говорит, что назвалась его женой, Екатериной Казначеевой. Живет она в кормилицах на Покровке, в доме капитана парохода «Витязь» Страшилова. Но, как удалось выяснить через проживающих в доме слуг, Казначеев у жены после отсидки не появлялся. Сама она из дома тоже в эти дни не отлучалась.

– Та-ак-с! – пробарабанил пальцами по спинке кресла Тартищев. – Кажется, запахло жареным! Алексей, – он весело подмигнул ему, – придется нам маскарад учинить. Оденься кем попроще, лакеем, полотером, да хоть чертом прикинься, но найди эту Екатерину и разузнай у нее в подробностях все о ее муже. Скажи, мол, приятель его давний и якобы присмотрел для него хорошее место. Возможно, она знает, кто его мог приютить на время. Только смотри не проговорись, что его уже в живых нет.

– А если ничего не скажет, доставить ее к вам?

– Нет, пока не стоит, посмотрим по обстоятельствам, – махнул рукой Тартищев и повернулся к Вавилову: – А тебе, Иван, будет задание пройтись по трактирам. Возможно, уже сегодня кто-то расплачивался французскими золотыми. Возможно, кто-то похожий на Мозалевского. Судя по приметам, он вполне мог спрыгнуть с крыши. Только зачем ему это надо было, ума не приложу! – Он озадаченно хмыкнул и опять направился в гостиную, где нетерпеливое начальство, похоже, рыло копытами землю от негодования.

Глава 5

В два часа пополудни к дому капитана Страшилова подошел высокий человек в старом плаще, разбитых сапогах и картузе, надвинутом на глаза. В нем с трудом можно было узнать Алексея, тем более что нижнюю часть лица он прятал за толстым шарфом, обмотанным вокруг шеи.

Сначала он спустился в дворницкую, поговорил некоторое время с дворником, потом подошел к черному ходу и позвонил. Дверь отворила кухарка.

– Позови-ка мамку Катерину, мне с ней повидаться надо на пару минут, – сказал Алексей и окинул кухарку не совсем приветливым взглядом.

Она недовольно поджала губы и прикрыла за собой двери. Правда, оставила небольшую щель, что позволило визитеру надеяться, что его просьба не пропадет даром.

Через несколько минут на пороге появилась дородная белобрысая баба в красном платье и светлом переднике с орущим младенцем на руках. Она резво перебрасывала его с руки на руку, отчего младенец на какое-то время затихал и таращился на мир маленькими круглыми глазенками.

– Чего надобно? – спросила Екатерина не слишком дружелюбно.

– Мужа твоего, Гурия, – в тон ей ответил Алексей, – я его давний приятель.

Екатерина окинула его подозрительным взглядом и нахмурилась.

– Знать не знаю, где он ошивается. Срок освободиться ему уже поболе недели как вышел, но тута он не появлялся.

– Ну, язви его в душу, – произнес с сожалением в голосе молодой человек, – а я для него место держу в мясной лавке. Пятнадцать рублей жалованья и на всем готовом. Пойду искать другого земляка. Хотелось, конечно, оставить это место для Гурия, но время не терпит.

– Постой, мил человек, – схватила его за рукав Катерина, – он у дядьки своего Кондратия завсегда останавливается, когда без места.

– Адрес скажешь?

– Вторая Разъезжая, дом Огурцова. Кондратий Лексеич там в кухонных мужиках служит...

Почти в то же самое время на грязной половине трактира «Три великана» появился один из лучших агентов Тартищева Иван Вавилов, юркий человечек с маленькими черными усиками и такой же бородкой. В старой фуражке со сломанной кокардой, в засаленном сюртуке и дешевых штучных брюках, он смахивал на мелкого чиновника, любящего заложить за воротник, и по этой причине внимания к своей особе не привлекал.

В зале дым стоял коромыслом. За столиками со сбившимися грязными скатертями, на которых перемешались тарелки с закусками, пустые бутылки и пьяные рожи особо рьяных завсегдатаев, сидели и полулежали на стульях посетители, чей вид не оставлял никакого сомнения, каким образом они зарабатывают себе на жизнь. Проститутки успешно марьяжили[3] своих клиентов, «коты»[4] и хипесники[5] караулили проституток, тырбанили слам[6] «фортачи»[7] и «поездушники»,[8] ширмачи[9] и портяночники.[10] Между столиками с подносами в руках сновали и огрызались на посетителей половые в длинных красных рубахах, в черных жилетах и таких же брюках с напуском на высокие сапоги. Из бильярдной доносились стук шаров и пьяные возгласы. Здесь вовсю шла игра в пирамиду и карамболь.

Вавилов протолкался в бильярдную, сел за столик и заказал бутылку пива.

Пьяный сброд все прибывал. Вонь от давно не мытых тел, запахи перегара и мочи, табачный дым, непрерывный мат и визги шлюх не помешали Вавилову справиться с одной бутылкой пива и заказать вторую. Одновременно он успевал держать в поле зрения и входную дверь в зал, и следить за перемещениями публики внутри бильярдной. Некоторые из вновь прибывших, не задерживаясь, проходили в незаметную, прикрытую занавеской дверь в противоположном от стойки углу комнаты. Вавилов знал: за ней начиналась лестница, ведущая на второй этаж соседнего с трактиром дома, где в крошечной комнате катрана[11] крутили мельницу[12] или разводили лоха[13] известные в округе чесальщики[14] Злоказов и Пилюкин.

Сам катранщик[15] был давним агентом Тартищева, и поэтому сыскари заглядывали сюда редко, но точно знали, кого и когда раздели до кишок[16] и кто из «иванов»[17] вовсю сорил деньгами...

Перебрав взглядом одного за другим всех посетителей этого зала, Вавилов удостоверился, что никого похожего на Мозалевского здесь нет, поэтому вернулся в общий зал и устроился за столиком недалеко от буфета. Все столы были заняты, и в соседях с ним оказались две проститутки – ярко крашенные девки, которые были уже изрядно навеселе. Возле них увивались кавалеры – Гмызь и Чернуха, мелкие карманные воры, не брезговавшие ограбить пьяного или сорвать шапку с припозднившегося прохожего.

Окинув взглядом гуляющую публику, Вавилов натянул фуражку и подошел к буфетчику.

– Что скажешь?

– Никого похожего, ваше благородие! – Буфетчик опасливо зыркнул глазами по сторонам и вытер пот со лба тыльной стороной ладони. – Никого-с в помине!

– Французскими монетами никто сегодня не расплачивался?

– Хранцузскими? – удивился буфетчик. – Да мы и не знаем таких!

– Постой, Данила. – Пробегавший мимо половой взгромоздил на стойку поднос с грязной посудой. – Сегодня поутру завалился один хмырь болотный, выпил три рюмки водки, закусил балыком и кидает мне в оплату золотой. «Получи, дескать, что следует». А я посмотрел и говорю: «Припасай, шляпа, другую монету, у нас такие не ходят!»

– Что значит не ходят? – Вавилов почувствовал, как у него вспотели ладони.

– Да какая-то она не такая мне показалась. Маленькая, и не по-нашенски написано.

– И что же он ответил?

– Засмеялся и пальцем по лбу себя постучал. «Деревня ты необразованная, – говорит, – во французском золоте ничего не понимаешь!» Золото назад взял и канареечку мне сунул. Я ему сорок копеек сдал.