Российская государственность в XXI веке: основные проблемы. Монография - Александр Сергеев

Красная Метафизика, таким образом, синтезирует основы христианства и красного коммунистического проекта. В Теологии Освобождения – латиноамериканском варианте католицизма – Христос изображен как первый революционер, осуществивший глубинную трансформацию мира во имя высших богочеловеческих основ. Именно парадигма Красной Метафизики дает возможность не только окончательно примирить православный и коммунистический миры, но и создать базу для их стратегического союза, а также для новой основы, дающей возможность нащупать траектории российского цивилизационного исторического пути, равно как и его близкое и дальнее Будущее.

Сверхмодерн – российское ноу-хау, то есть то, что должна Россия явить мировому пространству в качестве Проекта Спасения и последующего пути развития. Именно поэтому российские исторические реалии имеют в рамках вышеуказанной проблематики огромнейшее значение.

В сверхмодернистских идеологических наработках большое внимание уделяется советскому наследию. Советский Союз на сегодняшний день – высшая точка развития российской цивилизации. В то же время крах СССР заставляет искать в его бытии уязвимые места, удары по которым привели к исторической трагедии, равно как и потенциал, нереализованный в советское время и ждущий своей реализации будущими поколениями. Попробуем тезисно ответить на вопрос о главных несущих конструкциях, ослабление или недостраивание которых приобрело к указанному негативному результату:

– отсутствие в СССР «орденских» элитных структур, отвечающих за идеологию и смыслообразование. Когда в позднесоветское время идеологические установки более раннего характера стали устаревать, общество, не получая новых энергоинформационных месседжей, начинало остывать и дезинтегрироваться на различные социальные микрогруппы со своей «системой ценностей». По мере усиления указанного процесса он приобрел необратимый характер и завершился горбачевской «перестройкой», в процессе которой своя же элита уничтожила собственную страну;

– отсутствие у советского строя глубинной метафизической легитимации и «храмовой оснастки». Все силы были брошены на «сегодня» и «сейчас», на современный жизненный миг, на решение «насущных» проблем. Основополагающая идейно-смысловая жажда человека, как единственного существа в мире, осознающего свою смертность, решена не была, что порождало, в особенности в сравнительно благополучном позднесоветском обществе, серьезный метафизический и слабо осознаваемый дискомфорт;

– Ослабление многих раннесоветских социокультурных кодов, многие из которых подразумевали сочетание в высшей степени сильной государственной власти при сохранении значительной автономии низовых субстанций при условии объединения верхов и низов общей системой целей. В качестве примера приведем мощнейшую государственную организационно-идеологическую политику сталинского СССР и автономию, которой наделялись советские академгородки в плане решения собственных финансовых, организационных и производственно-интеллектуальных вопросов; сочетание сверхцентрализованного планирования и наличие артелей – частных производственных коллективов, производящих огромную номенклатуру товаров с их вписанностью в систему общих задач; исключительно удачное сочетание идейно-социальных и материально-статусных стимулов к работе; механизм ценообразования, существовавший благодаря работе сталинских специалистов высочайшей квалификации, планировавших систему цен исходя из динамично меняющегося спроса и предложения. То же самое касается и культурной сферы. В рамках жесткого идеологического диктата оказался возможным колоссальный культурный подъем, затронувший практически каждую сферу советского искусства. Однако все эти механизмы уже во времена Хрущева резко ослабили свою значимость. Идеологических месседжей становилось все меньше, «автономизацию низов» принудительно сокращали, а государство все больше бюрократизировалось и теряло смысловую основу. Чтобы эти ошибки не повторялись в будущем, этот опыт должен быть глубоко изучен.

«Русский вопрос». Русский народ – народ государствообразующий. Его духовное здоровье напрямую определяет как благополучие удерживаемого им государства, так и жизнедеятельность других народов, населяющих территорию России. Согласно социологической конструктивистской концепции этничности народ – это общность людей, связанных единой духовной надстройкой, определенной системой социокультурных кодов. В соответствии с данной теорией, народы могут «собираться и разбираться». Опираясь на вышеуказанные теоретические постулаты, постараемся вычислить главные социокультурные коды русского народа, позволившие ему создать огромную многонациональную идейно-смысловую империю:

– обращенность к Небу, созерцание как вид духовной деятельности. Русский человек, любуясь природным пейзажем, красивым городским видом, просто глазами любимого и близкого человека, способен улавливать в увиденном вселенскую, бытийственную глубинность, увлекаться и наслаждаться ею, а затем долгое время находиться под впечатлением испытанного. Подобный тип мировосприятия делает для русского человека доступным большой пласт необходимого духовного знания;

– трансляция высших смыслов как ведущая и жизненаправляющая сила. Средневековые монахи, шедшие за тридевять земель купцы, строящие новые города князья и цари, советские создатели «великих строек» – всех их объединяло изначальное принятие определенных идей и смыслов и внутренняя страсть донести «истинное слово», «истинное знание» до самых дальних городов и весей. Во имя осуществления смысловой трансляции русский человек мог совершать подвиги, идти на небывалые испытания, он видел в этом высший долг, цель, которой, надо неуклонно следовать;

– чуткость к смысловым вибрациям внешней среды. Русский человек, приходящий и поселяющийся в иной социальной среде, удивительно быстро осваивал психологию соседнего народа, основы его быта и жизнедеятельности, начиная с особенностей национальной кухни и заканчивая тонкими чертами ментальности, в то же время оставаясь русским. Русские люди, проживающие в различных регионах постсоветского пространства, сильно отличаются друг от друга, в то же время в большинстве своем сохраняя собственное национальное самосознание;

– особенности русской индивидуальности и русской региональной спецификации. Трансляционно-смысловая функция русских при обостренной нравственной чувствительности к ареалам их постоянного проживания создавала в рамках исторической России множество региональных субукладов. В Воронежской области, к примеру, у людей складывался один менталитет, в Самарской другой, в Челябинской третий. Более того, степень изначальной «русскости» различалась у людей в зависимости от региона проживания. Русский человек, живущий в Средней Азии, легко осваивал языковые наречия и бытовые особенности региона, при этом оставаясь посланцем «русского мира смыслов». Именно в этом и есть разгадка тайны дореволюционной России и СССР как многонациональных империй, живущих единым государственным бытом;

– антиномия каждодневной общинности и глубокой личностной автономизации в чрезвычайных условиях. Русский человек, глубоко общинный по своей природе, попадая в чрезвычайные жизненные ситуации, демонстрирует потрясающую автономию своей воли, энергичность, смекалку, изобретательность, удивительное упорство и мужество. Особенно интересен в этом отношении образ капитана Тушина в романе Л. Н. Толстого «Война и мир». Однако как произведения культуры, так и текущая повседневность дают обширную возможность для иллюстрации вышеуказанного тезиса.

О социокультурных кодах русского народа необходимо накапливать дальнейшее знание. Это поможет созданию реалистичных и перспективных программ для дальнейших политических действий. Более того, лицам, выступающим от имени российского государства, общаясь с широкими массами людей, необходимо обретать эпический дискурс, позволяющий отдельно взятому человеку почувствовать себя частью общероссийской и русской целостности и, таким образом, верно интегрироваться в тот или иной процесс, инициируемый политическим активом движения.

Регионы постсоветского пространства: проблематика социокультурных кодов. Проблема сверхмодерна неизбежно связана с проблематикой евразийского постсоветского пространства. XXI век – век становящихся империй. Право на жизнь и какую-либо геополитическую и стратегическую независимость на сегодня имеют социальные образования, насчитывающие в своем составе не менее нескольких сотен миллионов. Нынешняя стасорокамиллионная Россия, атакуемая в перспективе одновременно постмодерном с Запада, контрмодерном с Юга и догоняющим модерном с Востока, выстоять будет просто не в состоянии. Исходя из этого, вопрос о реинтеграции советско-евразийского цивилизационного пространства в единое историческое целое стоит для России как нельзя актуальнее.