Пугалки для барышень. Не для хороших девочек - Даниэлла Вуд

— Нет слив?

— Нет, слив нет.

Минуту он сидел, погрузившись в раздумье и поджав губы точно также, как в процессе избавления от рыбных костей.

— Джудит, почему у нас нет слив?

— Мы доели все те, что я законсервировала.

— Ты не догадалась еще купить?

— В последний раз, когда я была в Тескос, у них гоже не было слив.

— Ты хочешь сказать, что зашла в крупный супермаркет и не смогла купить слив?

— Мне очень жаль, но если слив нет, то… Понимаешь, слив нет. Я практически ничего не могу с этим поделать.

— Тогда, полагаю, мне придется ограничиться черносливом.

— А тебе, Рози?

Я тут же представила себе, как косточки от чернослива ложатся на рельефный край десертного блюдца.

— Мне ничего не надо. Спасибо.

Я надеялась, что хотя бы за завтраком мне представится идеальная возможность подружиться с моим крестным. Может быть, вчера вечером он слишком устал после долгого рабочего дня? А может, собрание было не очень удачным? А может, сливы с косточкой оставались для него единственным способом избавиться от увесистой морковины, которая, судя по его виду, была засунута ему в задницу?

— Доброе утро, Ларри! — весело поздоровалась я, когда он сел за стол и, помедлив, взял тост с решетки, которую Джуди поставила перед ним всего за несколько секунд до этого.

— Розмари, — кивнул он.

— Чем интересным собираешься сегодня заняться?

— Ин-те-рес-ным? Я еду на работу.

— Ну, если не интересным, то, может быть, полезным?

— Вот, возьми, — сказал он, протягивая мне часть газеты, которую Джуди положила рядом с его тарелкой. — Вероятно, это тебе понравится.

Он открыл ее на странице комиксов. Я демонстративно раскрыла газету на странице политического обозрения и некоторое время пыталась вникнуть в суть дебатов, напечатанных мелким газетным шрифтом.

— Поверхностная… Интересно, что они хотят этим сказать? — рассеянно пробормотала я, жуя тост с вареньем.

— Почему ты спрашиваешь? — откликнулся он, с трудом прорываясь через серую толщу финансовых страниц. — Кто тебя так назвал?

Честно говоря, я не ожидала такого приема, но все же решила, что не стоит париться: Джуди была вполне дружелюбна, и я была уверена, что Ларри тоже в конце концов смягчится. А пока меня ждал Лондон, который находился всего в получасе езды.

В метро я превратилась в Алису и заспешила по темным кроличьим норам города. Я была школьницей на шоколадной фабрике Вилли Вонки, летела по ярким трубам, которые изгибались и вились под землей, пересекаясь под разными углами в точном соответствии с картой метро. В какой бы части города я ни оказалась, я всегда находила волшебный портал, через который можно было попасть куда-нибудь еще. В Ковент-Гарден я видела, как мужчина, отключив оба плечевых сустава, пролезает сквозь остов теннисной ракетки. На Оксфорд-стрит я купила пару новых высоких вишневых ботинок «Доктор Мартенс» и чашку горячего шоколада. Потом полистала книги в антикварных лавках на Черинг-Кросс-роуд, но не могла позволить себе их купить. На Трафальгарской площади мне на голову нагадил голубь.

И хотя, попав на Родину Предков, я оказалась в настоящей Стране Чудес, самым странным из встреченных здесь необычных созданий был мой крестный: его непредсказуемые повадки оставались для меня тайной за семью печатями.

— Куда ты сегодня собралась? — спросил меня Ларри как-то вечером, когда я стояла перед зеркалом в прихожей, одеваясь к выходу.

— Хочу пойти посмотреть на тот дом, где выросла бабушка. Он вроде бы недалеко отсюда, — ответила я.

— Ты уверена, что для посещения дома, где твоя бабушка провела детство, — проникновенным голосом начал он, подойдя ко мне сзади так близко, что меня обдало запахом из его рта, — так уж необходимо облачаться в костюм малолетней шлюхи?

— Что?

Я надела на себя все волшебные наряды, попавшиеся мне за неделю блужданий по кроличьим норам Лондона: вишневые ботинки «Доктор Мартенс», рваные джинсовые шорты из Кэмден Маркет, колготки с американским флагом из Сохо и тонкую блузу с кружевными оборками на рукавах, которую я раскопала на Портобелло-роуд. Только моя красная куртка была не местная, я привезла ее из дома. Покраснев ей под стать, я поторопилась застегнуться до самой шеи.

— Чтобы к пяти была дома, — скомандовал Ларри, дернул меня за кудряшку и вышел.

Конечно, мама объяснила мне в свое время, как это делают все мамы на известном этапе жизни своих дочерей, что мальчишки дергают девочек за косички только потому, что не умеют признаться в том, что девочки им нравятся. Но сейчас мне нужны были дополнительные пояснения. «Интересно, — думала я, шагая к станции, — эта вечная истина применима только к школьникам или к немолодым дяденькам тоже?»

На этом этапе моих путешествий я узнала кое-что о правилах этикета, принятых в британском общественном транспорте. Я довольно хорошо научилась не смотреть в глаза окружающим, игнорировать нищих и отбиваться от приставал. Но в тот день, когда я отправилась к дому моей бабушки, напротив меня села старушка, которая, казалось, не знала, что смотреть людям прямо в лицо в поезде невежливо.

Это была очень маленькая старушка в черном платье в белый горошек и с пышным, белым в черный горох бантом на шее. Она сидела не так, как большинство других пассажиров, откинувшись на спинку неудобного сиденья, ссутулившись или уйдя с головой в книгу-наушники-заветные мечты, нет, она сидела на самом краешке своего сиденья, сложив узловатые руки на ручке зонтика. Зонтик тоже был черный с белыми горошинами, хотя эти горошины, как я успела заметить, были немного больше, чем на платье. У нее были белоснежные волосы, а на ногах — крохотные ботинки со шнуровкой и на высоченном каблуке.

Старушка была так великолепна, что мне хотелось смотреть на нее без конца, но я не могла себе этого позволить, потому что она уже смотрела на меня. Так что мне пришлось разглядывать ее урывками, собирая информацию по частям всякий раз, когда я переводила взгляд с двери на окна вагона и наоборот. Мне понравились яркие кружки румян на ее дряблых щеках и то, как неровно были накрашены у нее губы. Я пыталась прочесть историю ее жизни по морщинам на лице, но было не понят но, что означает его выражение: тревогу, или оживление, или все это, вместе взятое.

Слово Рози Литтл

О морщинах на лице

Наверняка ваша мама или кто-нибудь еще из старших предупреждал вас, как опасно кривляться перед зеркалом, потому что, если ветер неожиданно переменится, очередная гримаса может остаться на вашем лице навсегда. Конечно, утверждение, что можно до конца жизни ходить с высунутым до самого кончика носа языком только потому, что какой-то там западный ветерок сменился восточным, звучит так же нелепо, как и то, что от зеленых овощей на груди растут волосы или что ваш костный мозг растает, если вы будете сидеть спиной к огню слишком долго. Но, судя по наблюдениям (в данном случае моим личным наблюдениям за собственным зеркалом в ванной), я решила, что эта народная примета насчет гримас в конце концов не так уж и глупа.