Дар демона - Валерия Веденеева

– Видел?– повторил Тонгил.

– Да, однажды... давно,– Риен потрясенно смотрел на шар, пытаясь хоть как-то осмыслить происходящее.

– Расскажи о том случае,– маг явно ничего не собирался ему объяснять.

– Мне тогда было семь лет,– ответил паж, но мысли его едва ли вполовину следовали за собственными словами.– Великий Аларик Неркас приехал к отцу....

– Мой досточтимый предшественник?– с кривоватой усмешкой уточнил Тонгил.

– Да, господин,– у Риена мелькнуло воспоминание о том, как Неркас перестал быть Великим, став просто мертвым магом, и прежний страх, на время вытесненный изумлением, вернулся.

– Не беспокойся,– снисходительно махнул свободной рукой Тонгил,– я знаю, что твоя семья всегда служила Светлым. Меня интересуют подробности. Итак?

– Господин Неркас создал несколько шаров Истинного Света. Все время, пока он гостил у нас, они вели себя, как его стражи: летели впереди, освещали путь, следили за тылом. Когда на охоте клановец выпустил в мага отравленную стрелу, один такой шар спалил ее на подлете, а другой полетел к наемнику и сжег его.

– Живого, естественно?– Тонгил склонил голову набок, внимательно разглядывая Риена. Тот, не выдержав, отвел глаза от шара и уставился себе под ноги:

– Да, господин.

– Забавно. Лови!

Юноша вскинул голову: сгусток света больше не сидел на ладони мага, а плыл к нему. Риен обреченно ждал. Шар остановился в локте от его лица и повис, слегка покачиваясь.

– Не бойся, протяни вперед руку,– голос Тонгила зазвучал вкрадчиво, словно господин уговаривал испуганное животное. Сглотнув, паж поднял руку, повернув ладонью вверх, как это делал маг, и шар, подплыв вплотную, опустился на нее....

– Агхх!– издав нечленораздельный вопль, Риен отшвырнул шар от себя. Боль! Начавшись в руке, она охватила все тело. Резкая судорога запротестовавших мышц сбросила юношу на пол. Быть может, он снова закричал.... Пока поток ледяной воды не вылился ему на голову, вернув в реальность.

– Руку покажи! Руку, идиот!– рявкнул над ухом знакомый голос, после чего Риена подпихнули в сидячее положение и резким движением оторвали пораненную ладонь от груди, к которой юноша судорожно ее прижимал, словно это могло уменьшить боль.

– И надо было так орать?– Тонгил задал этот вопрос уже спокойным тоном,– даже ожога не будет.

Не веря, Риен скосил взгляд на собственную руку, которую маг рассматривал с абстрактным интересом. Ладонь, все еще продолжавшая болеть, пострадавшей, однако, не выглядела, только кожа казалась чуть розовее обычного.

– Что это было?– голос юноши сорвался,– что это?!!.. Почему?!!

Тонгил неопределенно хмыкнул и поднялся на ноги:

– Всего лишь небольшой эксперимент, мальчик, ничего смертельного. Долгоиграющих последствий не будет, боль пройдет через пару часов,– маг повернулся к окну, расплавленному отброшенным Риеном шаром, чуть приподнял брови, оценивая ущерб, нанесенный цветной мозаике, но никак его не прокомментировал.

Все еще сидя на полу, Риен отбросил здоровой рукой липнущую ко лбу мокрую челку, поежился: вода из пустого теперь кувшина залилась за шиворот и теперь леденила спину. Может, он простынет и заболеет? Будет лежать в своей комнатушке, кутаться, несмотря на лето, в теплые одеяла, есть теплый бульон, а к тому времени, как выздоровеет, Тонгил о нем позабудет?

Мысль была наивной– и Риен с сожалением с ней расстался. Во-первых, сам Риен с детства никогда ничем не болел, и процесс этот видел только по примерам сестер. Во-вторых, господин пока и не думал отпускать его, да еще это его упоминание об эксперименте...

Обычно жертвами подобных опытов Тонгила являлись либо преступники, либо невезучие, в чем-то провинившиеся рабы. С какой стати Тонгил изменил собственным привычкам? Или это Риен не вовремя попался магу под руку? Например, когда тот изучал воздействие нового заклинания?

Уж лучше надеяться на это, чем думать, что его уже списали на отправку в подземелья. Умирать, да еще таким жутким образом, юноше совсем не хотелось.

Тонгил тем временем окинул его внимательным взглядом и покачал головой:

– Иди-ка к себе, парень. Сомневаюсь, что сегодня ты мне еще хоть на что-то сгодишься.

Одна короткая фраза моментально вернула Риену силы, заставила даже забыть о боли. Паж торопливо вскочил на ноги, поклонился и едва ли не бегом направился к двери. Уже выходя, на мгновение встретился с господином взглядом– тот вновь смотрел на него со странным выражением, которое Риен никак не мог расшифровать.

Глава 8.

Арон устало вздохнул и опустился в освободившееся кресло, мазнул взглядом по паре заправленных маслом светильников, приказывая им зажечься. Каждый час этой новой жизни подкидывал сюрпризы, словно сама судьба посмеивалась над его попытками осознать происходящее. Раз здесь он– черный маг, то как сумел создать шар Истинного Света и коснуться его, не испытав боли? Мальчишка ар– Корм прав, это невозможно. Хотя– а что из случившегося с ним возможно?

Арон попытался вспомнить, как именно ему удалось вызвать тот сгусток почти солнечного света, потом покачал головой. Пусто.

В соседних покоях ждали записки его двойника, но возвращаться к ним, вновь погружаться в жизнь, наполненную черной магией и смертью, не хотелось. Он был здесь всего один день, а казалось, будто уже год. На душе, после общения с Вендом, после столкновения с его неприкрытой ненавистью, было мерзко. Да еще этот мальчишка, смотрящий на него с тревожным ожиданием, периодически перерастающим в откровенный ужас....

Может... забыть обо всем до утра? Все же ночь предназначена для сна, а не чтения дневников сумасшедших темных магов.

Стоило лечь, мысли начали путаться, перед внутренним взором замелькали невнятные образы. И пришел сон.

Вокруг был лес, раскрашенный в любимые Тонгилом цвета осени: желтые, рыжие, багряно– коричневые.Последние– словно крупные капли засохшей крови. Опавшие листья, почти живые, с мягкой плотью– легшие бескрайним ковром под копыта коней. И воздух– прозрачный, еще по– летнему теплый и сладкий, но уже с намеком на скорое умирание мира, на белый саван, который через пару месяцев покроет всю империю.

За спиной почудилось движение. Тонгил лениво оглянулся, уже зная, кого увидит. На вороном жеребце– близнеце его собственного– по петляющей между стволов тропинке приближался Мэа– таэль.

– Налюбовался листиками?– поинтересовался полуэльф насмешливо. То ли в душе полукровки действительно не находилось места восхищению красотой, то ли яростное неприятие отцовского наследия заставляло притворяться даже перед самим собой, глуша все проявления эстетического наслаждения. Арон поставил бы на второе, но выяснять и лезть для этого Мэлю в душу не собирался.