Книга нераскрытых дел - Сент-Джеймс Симона

Явно шокированная, она кивнула. Войдя в лифт, я услышала, как закрывается дверь ее квартиры. Больше она не сказала ни слова.

Глава 10

Сентябрь 2017

В воскресенье темное небо висело низко, воздух был влажным. По мере того как автобус приближался к району, где жила Бет Грир, соленый запах океана усиливался. Арлен-Хайтс стоял на склоне, который возвышался над причалом в центре города и обрывался отвесной стеной, уходящей в воду. Ветер здесь был резче, но вид открывался потрясающий – на город внизу и на безбрежный Тихий океан.

Наша семья была небогатой; отец работал на фабрике, производившей автозапчасти, а мать – внештатным учителем. Когда я была маленькой, мы жили в одном из небольших домиков в Клэр-Лейке, вдали от причалов и туристов. Я каждый день ходила в школу в своем тихом районе мимо аккуратно подстриженных кустов и парка с бейсбольной площадкой. Многие люди думают, что в таком месте ничего плохого произойти не может, но они ошибаются.

Район Арлен-Хайтс был совсем другим. Дома здесь стояли поодиночке, отступив подальше от извилистых улиц, которые словно нарочно оставили узкими и ухабистыми, чтобы место выглядело не так сказочно. Когда автобус подъехал к остановке, я увидела пожилого мужчину с собакой и женщину, идущую быстрым шагом, – и больше никого. Автобус уехал, и наступила тишина.

Я поправила на плече сумку и направилась к дому Гриров. Потом достала телефон и отправила сообщение Майклу.

«Иду брать интервью. Она ведь не собирается меня убить, правда?»

«Маловероятно, – ответил он. – Но я могу отследить твой телефон, если тебе так будет спокойнее».

Я задумалась. У меня было множество правил относительно встреч с незнакомыми мужчинами, но в данном случае речь шла о Бет Грир.

«Отлично, – написала я. – Она не Тед Банди[2]. Мне так кажется. Кроме того, я должна тебе признаться. Если Бет Грир меня убьет, думаю, это будет не худший вариант».

Он тоже был склонен к черному юмору.

«По крайней мере, ты войдешь в историю. Я об этом позабочусь».

Мои пальцы зависли над экраном. Я должна была написать что-то еще, но не понимала, что именно. Что я не сумасшедшая? Конечно, у меня много странностей, и мне это известно. Может, я хотела сообщить ему правду о себе. Или мечтала услышать только: «Ты пытаешься. Ты делаешь все, что можешь». Или действительно хотела убедить его, что Бет не собирается меня убивать.

В конце концов, ее же оправдали. При том что адвокат Бет сказал о своей подзащитной: «Я узнаю́ чистое зло, едва вижу его».

Я нарушала все свои правила безопасности. Одна отправлялась в дом человека, обвиненного в убийстве. Для таких, как я, это верх безумия. А за поддержкой обратилась к Майклу, которого совсем не знала. Статистически у Майкла больше шансов оказаться Тедом Банди, чем у Бет.

Вот почему у тебя нет подруг, подумала я. Или настоящего возлюбленного.

В сумочке у меня лежал ксанакс, но я не стала его принимать. Мои мысли должны быть ясными. Ксанакс мне выписали, когда после развода у меня начались панические атаки. Иногда успокаивает само знание, что он у тебя есть, сказала врач, и я носила таблетки с собой – на случай, если ее теория верна.

Я повернула на подъездную дорожку к дому, разглядывая его. Что-то в нем меня неизменно завораживало. Наполовину псевдовикторианский, наполовину в стиле середины двадцатого века, безумное сочетание остроконечных фронтонов с желтым кирпичом, темным деревом и стеклом, он был уродлив – невероятно уродлив, – но притягивал взгляд, заставляя его следовать за всеми контурами и изгибами и каждый раз являя себя по-новому. Джулиан Грир, отец Бет, купил этот дом и перестроил его. И умер у себя на кухне, застреленный неизвестным грабителем.

Лужайка выглядела неряшливо, словно последнее время ее не стригли. Дом утопал в тени старых деревьев, ветви которых касались крыши и окон. На подъездной дорожке стояла единственная машина – дорогой «лексус», – и никаких признаков жизни не наблюдалось. Тишина словно обволакивала. Я подошла к двери и постучала.

Бет открыла сразу же. На ней были льняные брюки кремового цвета и темно-коричневая блузка, подчеркивавшая узкую талию. Стройная фигура и сочетание цветов из семидесятых на мгновение перенесли меня назад во времени, но потом я заметила седые пряди, а надо лбом – очки для чтения. Бет окинула меня испытующим взглядом:

– Входите.

Я последовала за ней. Через аккуратную прихожую мы прошли в гостиную – просторную комнату, занимавшую бо́льшую часть нижнего этажа. Я остановилась, с удивлением рассматривая обстановку.

Казалось, я очутилась внутри старого фотоальбома. Огромное помещение с окнами во всю заднюю стену, теперь задернутыми шторами. Все здесь оставалось таким же, каким было сорок лет назад: оливковый ковер на паркетном полу, низкий и плоский секционный диван с широкими подлокотниками, кофейный столик из твердого дерева со скошенными ножками. В книжном шкафу вдоль одной из стен я заметила давно забытые имена: Леон Юрис, Сидни Шелдон, Алекс Хейли, Жаклин Сюзанн. На приставных столиках были расставлены пепельницы, хотя пепла в них не было и дымом в комнате не пахло. Конические белые абажуры настольных ламп на керамических основаниях за прошедшие годы приобрели благородную желтизну. На полке за диваном лежала керамическая русалка с красными губами и синими тенями на веках; ее соски были целомудренно прикрыты ракушками. Рядом с ней стояла керамическая пастушка в кринолине, с посохом в руке и в сдвинутой на лоб шляпке.

За такой винтажный интерьер многие, не задумываясь, выложили бы не одну тысячу долларов; особняк Гриров сохранил аутентичность. Тут было чисто и опрятно, но все здесь осталось таким, каким было задолго до моего рождения.

– Думаю, немного света нам не помешает, – сказала Бет и направилась к задней стене.

Шторы были кремовые в темно-коричневый ромбик – еще одна винтажная деталь, полностью гармонирующая с одеждой Бет. На мгновение мне показалось, что передо мной мисс Хэвишем середины двадцатого века.

Оглядевшись, я увидела на комоде рядом с дверью стопку журналов. Сверху лежал номер «Лайф» за октябрь 1977 года. Тот самый месяц, когда произошли убийства, приписываемые Леди Киллер.

Шторы с шорохом раздвинулись, комната наполнилась светом. У меня перехватило дыхание. Окна выходили на ровную лужайку, нуждавшуюся в стрижке, как и та, что находилась перед домом. Это был пустой квадрат, с двух сторон обрамленный деревьями, дальний край резко обрывался – за ним было только темное, свинцовое небо и пустота. Обрыв на краю мира.

– Ненавижу этот вид, – сообщила Бет, – но все лучше, чем темнота за закрытыми шторами. Если хотите выпить, можете поискать себе что-нибудь на кухне.

– Нет, спасибо. – Я с трудом оторвала взгляд от окна.

Наверное, если выйти на лужайку, можно увидеть океан, но отсюда – только траву и небо. Я смотрела, как Бет берет бокал, в котором плавали кубики льда, и делает глоток.

– У вас нет машины, – сказала она, садясь на диван.

Должно быть, она видела, что я не припарковалась на подъездной дорожке.

– Я не вожу.

Бет слегка прищурилась – мой ответ прозвучал резче, чем мне хотелось, – но никак не отреагировала.

– Приступим. – Она снова взяла бокал. – С чего начнем?

Я села на стул на некотором расстоянии от нее. Мы обе еще не были готовы к близкому контакту.

– Это алкоголь? – спросила я. Возможно, потому, что вопрос о машине меня задел.

Большинство людей предполагают, что я не вожу машину из-за того, что меня лишили прав, поймав за рулем в нетрезвом виде, но это неправда. Эти частые намеки раздражали меня. Мне захотелось, чтобы Бет тоже понервничала.

Улыбка Бет вышла грустной.

– Увы, нет. Уже восемь лет. Спросив меня в 2009-м, вы получили бы другой ответ. И в 1997-м, и в 1984-м. Вероятно, это будет первой сенсацией для вашей статьи: Бет Грир периодически начинала пить с 1974 года. Завязывала, срывалась, снова завязывала.