Газета Завтра 838 (102 2009) - Газета Завтра

Г.Б. Неверно так уж явно фиксировать Модерн на нации, поскольку еще модернист Ленин об этом писал: "Империализм есть высшая стадия капитализма". Кроме того, лишь буржуазный Модерн ставит политическую нацию во главу угла как субъект модернизации; в альтернативном — коммунистическом — Модерне субъектом выступает уже класс пролетариев, по необходимости интернациональный.

Д.Т. Прославляемый Модерном общественный и технологический прогресс, понимаемый в духе Жюля Верна — своего рода иконы Модерна, — оказался предельно эфемерен. Этот "прогрессирующий мир" оказался зол и беспощаден к десяткам миллионов людей. Непрестанное "конструирование электрических субмарин" и "надувание газом аэростатов" в итоге отчего-то закончилось не "раем на земле", а двумя Мировыми войнами и третьей, "холодной", уничтожившими под 100 миллионов человек во всем свете.

Г.Б. Да, прогресс XVIII-XIX века привел к Первой мировой войне, крупнейшему кризису старого буржуазного Модерна. Это была его первая тяжелейшая рана, после которой все прогрессивные силы в Европе и мире стали связывать надежды с нашим — Красным — проектом.

Д.Т. Наука, на которую человечество в XIX веке делало великую ставку, оказалась не в состоянии не только решить главные цели — в частности, победить смерть, — но и ответить на элементарные вопросы бытия: что есть жизнь? В чём смысл жизни? Как всё возникло? Чем всё закончится?

Г.Б. Действительно, наука ради науки проблематична, ей не хватает понятия красоты (эстетики), с одной стороны, понятий и добра и зла (этики), с другой. Если логику, эстетику и этику слить воедино, то получится та новая наука будущего, которая сможет действительно заняться великими вопросами с продуктивностью. Существует у Платона такое важнейшее единое понятие, как "калокагатия" — красота-добро. Если к этому прибавить и "алетейю" (истину), то мы найдем искомый путь.

Д.Т. Титанические усилия Модерна в просвещении человечества привели к жалкому итогу — к тлену общества потребления, к отвратительной пошлости буржуа, к мировому торжеству "крепких хозяйственников" и "эффективных менеджеров".

Г.Б. Да, безусловно, секулярный Модерн, тем более секулярно-буржуазный Модерн, оказался проектом слишком оптимистичным с точки зрения "человеческого материала". Бесспорно, у него есть великие завоевания, но проблему улучшения человеческой природы методы, предложенные вожаками Французской революции, не разрешили. Большевики брались с большим умом и решимостью, но... и тут трагедия: прогноз злопыхателя Булгакова, человека с открыто гностическим бэкграундом, оказался верным — большевикам не удалось из Шарикова сделать гражданина, личность (отличной иллюстрацией тому являются фильмы Марлена Хуциева и Марка Осепьяна "Мне 20 лет" и "Три дня Виктора Чернышева"). Однако трудности с решением проблемы не означают, что мы вообще должны отказаться от её решения!

Д.Т. Можно ли обвинять постмодерн в сокрушении Верха, идеального, божественного, если еще на рассвете Модерна, в эпоху Возрождения, и позже, в Великую Французскую революцию, христианство было фактически ниспровергнуто со своего пьедестала и никогда более не могло обрести прежнее положение в социуме?

Г.Б. Религия, действительно, была сброшена с пьедестала. Это очень проблематичный момент, в нем всё и кроется. Но, справедливости ради, такие интеллектуалы Модерна, как Сен-Симон, Робеспьер, у нас — русские космисты, Богданов, Луначарский и "Пролеткульт", отлично понимали невозможность проекта "Человек" без отсылки к Богу, без метафизического "потолка", и усиленно проводили искания в этом направлении...

Что до христианства как "позитивной религии"… Сионизм — это стопроцентно модернистский проект; партия БААС, шах Ирана и т. п. — модернистские проекты; Мао и постколониальная Индия — самые что ни на есть модернистские проекты.

Д.Т. Разве не под знаменем Модерна были оформлены идеи эмансипации, равенства полов и "нового промискуитета", которые и привели фактически к отмиранию института брака уже к середине XX века, то есть задолго до того, как заявило о себе постмодернистское отношение к браку? И весь нынешний этап "расчеловечивания", когда в Великобритании оказывается неполиткорректно произносить слова "мужчина" и "женщина", — не начался ли этак лет сто назад?

Не безумная ли модернистская "гонка за рождаемостью" привела в итоге к идее "золотого миллиарда и остального сброда", к тотальному неравенству людей на планете? При этом наибольшую пассионарность в мире и готовность жить дальше сегодня демонстрирует вовсе не одряхлевшая политкорректная унисексуальная Европа "золотого миллиарда", а страстные приверженцы "контрмодернового", "антижюльверновского", "волшебного" — главным образом, мусульманского и китайского.

Г.Б. Я никогда не слышал о бурной демографии как о ценности и цели Модерна. Далее, советский модерн вообще на первых этапах очень сильно экспериментировал с институтом семьи, считая его реакционным: коммуны, эмансипация женщины и проч. Стоит прочитать, например, "Проблемы культуры переходного периода" Троцкого. Мера всему — человек: если та или иная форма брака тормозит развитие человеческого потенциала, то надлежит вмешаться, если же брак необходим для развития личности — то другой подход. Что главное — женщина стала считаться человеком.

Д.Т. Не была ли концепция демократического правления дискредитирована еще в XVIII веке? А пресловутое равенство людей, понимаемое по-модернистски, — не обернулось ли новым рабством в виде империалистического колониализма? И как можно сравнивать политтехнологическую уловку "демократических выборов" (одно из важнейших "завоеваний" Модерна) с господствующим в Неоленде подлинным равенством людей перед Богом-Творцом?

Г.Б. Для Премодерна (феодализма) вовсе не характерна идея равенства людей перед Богом-Творцом: клерикалы, рыцари, крепостные — все эти социальные статусы переходят по наследству и без какой-либо свободы. Какое уж тут равенство! Фашистские интеллектуалы ХХ века, такие как Эвола или Серрано, справедливо замечают, что Средневековье есть пора, когда формально было принято христианство, но реальная жизнь во многом строилась на варварском, языческом, чуждом христианству понимании человека. В социальной практике Европа начала становиться христианской, как ни парадоксально, лишь начиная с Французской революции.

Д.Т. Вы упрекаете феодалов Неоленда в наследственном отсутствии равенства перед Богом. Но ведь выпестованные Модерном олигархические воротилы, передавая свои финансовые империи по наследству разбитным потомкам, гоняющим на "Ламборгини" по Швейцарии, оказались куда хуже феодалов, "сметенных ветром Истории". Потому что, во-первых, сохранили для своих целей обветшавший было институт социальных каст, а во-вторых, сами при этом отказались от всякого понятия "служения Высшему", обойдясь как без служения, так и без Высшего.

Не очевидно ли, что нынешние финансово-идеологические "творцы Катастрофы" являются плодом и средоточием именно идеологии Модерна, в которой весь мир и все человечество вот уже несколько веков мыслятся как "мастерская" — не Бога, но "мастера", такого же человека, как мы, но обуянного неразглашаемым планом по "улучшению" и "осовремениванию" человека, когда-то созданного по образу Божьему?

Г.Б. Вы во многом правы: европейский Модерн связывается все-таки не с Ватиканом, а с масонским движением, ничего не поделаешь. Ватикан слишком долго был реакционной силой, хотя после Второго Ватиканского собора он попытался освятить Модерн и впрячься в процесс, христианизировать его.

Д.Т. Если все-таки предположить, что проклинаемое Кургиняном Новое Средневековье настанет, — что же мы увидим? Если "Неоленд" победит, мы увидим прежде всего возвращение Сверхъестественного в наш мир — мир, за долгие века господства "жюльверновского" Модерна начисто атрофировавшего свое чувствилище зыбкого и завораживающего "Чудесного", разлитого в Божьем мире.

Г.Б. О да, это уже происходит. Всяческие ролевые игры, параллельная реальность, "эльфы и гномы", техники наркотизации и ухода от реальности, антихристианский New Age, бутафория на бутафории, безграничное проникновение иллюзий и низведение Человеческого до уровня пластмассового компьютерного персонажа. Но поймите: не на евхаристию позовут землян ротшильды и рокфеллеры!

Д.Т. Мы увидим возвращение "победительной страсти" Героя, жертвенного рыцаря, члена ордена, который сметет политкорректную пошлость "последних людей" и выправит реальность, посмев назвать белое белым, а черное черным. Если есть неравенство — а ведь именно оно де-факто правит миром! — то честнее, когда вверху стоит Герой, а не клерк и не "денежный мешок".