Древесная магия партикуляристов - Варвара Мадоши

Наверное, проще всего будет взять с собой тела целиком, а там, на месте разобраться, что надо, что не надо. Обидно будет, проделав такой путь, обнаружить, что твоя месть накрылась из-за глупейшей накладки!

Вот так и вышло, что, когда Матиас карабкался на второй этаж, усилием воли сообщив рукам и ногам все свойства конечностей мухи, его голова была забита отнюдь не деталями предстоящего убийства, а тем, как бы транспортировать через океан пятьдесят штук трупов, да еще чтобы они не протухли по дороге.

Поэтому протухшая вода из цветочной вазы — слава богу, это была всего лишь вода, а не что-нибудь иное! — обрушилась ему на голову внезапно. Матиас так увлекся своими размышлениями, что совершенно не обратил внимание на стук распахнувшейся рамы над головой, который мог бы его предупредить.

Оплошность непростительная — но так уж исключительны оказались обстоятельства мести.

От неожиданности и омерзения Матиас отлип от стены и упал на куст шиповника.

Разумеется, Матиас не проронил ни звука. Иное дело — сам шиповник, который протестующе затрещал. Потом свою лепту в шум внес и рояль, который как раз прятался в зарослях. Распорка, удерживающая крышку в вертикальном положении, естественно, сломалась под весом тренированного убийцы, и рояль захлопнулся с неимоверным грохотом.

На счастье Матиаса, экзальтированная, подслеповатая и глуховатая старая дева Лаура Марофилл, любительница поэзии и птиц, приняла шум и грохот за раскаты грома — грустно мокнущий под дождиком парк вокруг особняка представлялся ей грозовой, ветреной и крайне романтической чащобой в полночь. Пожилая леди продекламировала надтреснутым голосом:

— …Если бы хотя бы сейчас я могла отвлечься от мыслей о тебе! Вся моя жизнь была одна любовью к тебе, о таинственный незнакомец, и известно мне прекрасно, что ты так же мучился вдали от меня!.. И на ум мне приходят сии дивные строки… «О, не для нас, увы, луна, гитара, дева на балконе… Ты — ночь провальная без сна, я пустота в твоих ладонях!»

С этими словами, весьма довольная собой, она захлопнула окно, зевнула, задернула шторы, чтобы часов в одиннадцать ее не разбудил солнечный свет, и отправилась в кровать.

Воистину, никогда не знаешь, на чем проколешься. Вот сегодня его подвела чья-то любовь к высокой поэзии и музыке…

Матиас ломанулся сквозь кусты шиповника прочь от рояля — пока его не поймали, несомненно, разбуженные всем этим телохранители.

Глава 6. Братья Марофиллы

Итак, раз государь не может без ущерба для себя проявлять щедрость так, чтобы ее признали, то не будет ли для него благоразумнее примириться со славой скупого правителя?

— Боюсь, у нас нет другого выхода, — со вздохом произнес граф Томас Марофилл, постучав о стол стопкой аккуратно сложенных счетов. — Нам придется развязать революцию.

— О нет! — простонал его старший брат герцог Рютгер Марофилл, нервно расхаживавший по огромному томасовскому кабинету с тремя окнами и дубовыми панелями. — Ну почему, почему всегда такие крайние меры?!

Он плюхнулся в кресло напротив Томасовского стола и в нервном расстройстве поднес к носу алый цветок со срезанными шипами, который вертел в руках. Цветок назывался маком.

— Я излагаю только факты, — пожал плечами Томас и аккуратно положил стопочку на край стола. — Содержание нашего многочисленного семейства обходится нам в девяносто пять целых шесть десятых процентов ежегодных доходов с лесов, шахт, плантаций сахарной свеклы и отчислений арендаторов. Лишь прибыли с серебряного рудника позволяют как-то держаться на плаву, но главный рудокоп докладывает, что жила постепенно истощается. Ранее мы каждый год откладывали до десяти процентов на обновление фондов, в том числе оружия, до двадцати пяти процентов на закупку новейших магических артефактов и на обучение членов нашего семейства в лучших учебных заведениях Империи, до тридцати процентов на поддерживающие славу семейства безрассудные выходки… Сейчас же оружие понемногу приходит в негодность, особняки ветшают, и наше счастье, что не приходится пока содержать ни одного студента! Но время идет, а дети растут… О славе семейства же попросту начинают забывать: скоро Марофиллов будет не отличить от каких-нибудь захудалых провинциальных князьков. Выходов я лично вижу три: во-первых, урезать ассигнования на содержание…

— Нет! — с живостью воскликнул Рютгер. — Наша честь не может себе этого позволить!

— …во-вторых, — продолжал Томас ровным голосом, заведя за ухо мешавшую смоляно-черную прядь, — сократить количество членов нашего семейства с помощью заказного убийства и/или серии самостоятельно подстроенных несчастных случаев…

— А это выход! — оживился Рютгер. — Но братец, дорогой… похоронные расходы тоже влетят в копеечку! Кроме того, а что, если наш дух-хранитель решит, что их тоже надо охранять?.. Кровь Марофиллов, правда ведь?..

— Несомненно, — сухо кивнул Томас. — И, наконец, третий способ, самый, на мой взгляд приемлемый: нам необходимо сместить существующий правящий строй, объявить если не равенство сословий, то хотя бы возможность перехода из одного в другое и установить четкую линию наследования через моих или ваших бастардов. Тогда мы сможем с чистой совестью объявить всех дармоедов побочной ветвью и покончить с этой неприятной ситуацией.

— Вы, как всегда, придумали замечательно, — произнес Рютгер, глубоко вдыхая аромат мака. Глаза его были полуприкрыты, на розовых идеальной формы губах играла блаженная улыбка. — Кроме того, за время революции или мятежей количество наших родственников неизбежно сократится. Но все же что-то в вашем плане мне не нравится… да! — он щелкнул пальцами, и небрежно переменил позу: облокотился на спинку стула другой рукой и поменял ноги — теперь у него не левая лежала на правой, а правая на левой. — Точно! Возлюбленный брат мой, ведь в таком случае Лаура также может пострадать! Она с ее характером непременно ринется в самую гущу схватки и, боюсь, ни вы, ни я, не сможем ее удержать.

Томас вздрогнул, да так ощутимо, что эта самая прядь, с которой он возился и раньше (единственная длинная прядка на его коротко стриженной голове, оставленная как дань фамильным традициям), снова упала ему на лицо, и он недрогнувшей рукой вернул ее на место.

— Да, — сказал он ровным тоном. — О Лауре я как-то не подумал.

— О, но ведь один маленький аспект вовсе не означает, что весь план в целом не хорош, — мечтательно заметил Рютгер. — Просто надо его слегка… модифицировать. Как насчет не революции, а… реставрации?