Миссис Марч - Вирджиния Фейто
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она сдержала слово и посещала вечеринки в университете как зрительница, а не участница веселья. Ходила как призрак по общежитиям и университетским клубам, смотрела, как пьяные студенты играют в настольный теннис, а парочки страстно целуются в темных углах.
Своего первого парня, с которым у нее сложились серьезные отношения, Даррена Турпа, она встретила как раз на одной из первых вечеринок на территории университетского городка. Миссис Марч придумала для себя еще одно строгое правило: она потеряет девственность с первым парнем, который скажет, что любит ее. И так и случилось через полтора года, в не по сезону жаркий весенний день, когда они вместе потели на матрасе в комнате Даррена (его отец дружил с деканом и смог договориться о выделении сыну одноместной комнаты). Потом они заснули, а когда миссис Марч проснулась тем вечером и попыталась воспроизвести в памяти произошедшее, то не вспомнила ничего, кроме того, как солнце светило на закрытые веки, а простыня туго обмоталась вокруг лодыжек, словно их крепко сжали чьи-то руки. Она выскользнула из кровати так тихо, как только могла, и осмотрела простыню с помощью фонарика скаута-орла [11] Даррена. Ничего – даже смазанного пятна ржавого цвета, как бывает во время месячных. Вероятно, ее девственная плева, эта так называемая священная ее часть, разорвалась когда-то давно.
Она продолжала встречаться с милым и непритязательным Дарреном до последнего года учебы в университете, когда встретила Джорджа и увлеклась им («Джордж Марч – самый красивый мужчина в университетском городке»). Она просто сказала Даррену, что уходит от него, не дав никаких объяснений. Он умолял ее остаться или хотя бы подумать, а когда она наотрез отказалась, стал докучать ей просьбой позвонить его матери и лично сообщить эту новость.
– По крайней мере, моя мама заслуживает объяснения, – горячо заявил он. – После всего того, что она для тебя сделала.
Миссис Марч несколько раз ездила на День благодарения в дом Турпов в Бостоне, где они с Дарреном спали в соседних комнатах, чтобы соблюдать приличия в доме гордо следующей традициям миссис Турп. Каждое утро на рассвете мать Даррена тихо пробиралась в комнату миссис Марч, и та предполагала, что делает она это, желая проверить, не провела ли парочка вместе ночь. Но оказалось, что миссис Турп приходила за полотенцами, чтобы разогреть их в сушилке перед тем, как гостья будет утром принимать душ.
Миссис Марч набрала номер миссис Турп, стоя в телефонной будке перед кафе через несколько минут после расставания с ее сыном. Шел сильный дождь, сверкали молнии, гром гремел, казалось, с интервалами в три секунды. Женщины едва ли слышали друг друга из-за раскатов грома.
– Я посчитала, что нам с Дарреном следует расстаться…
– Что?
– Мы с Дарреном решили, что будет лучше, если…
– Не слышу тебя!
– Я ухожу от Даррена! – заорала миссис Марч в трубку, которую прижимала к левому уху, при этом пальцем затыкая правое.
За этим криком последовало молчание, потом миссис Турп холодно сказала, используя короткие фразы:
– Хорошо. Спасибо. Удачи во всем.
После этого трубку повесили, и миссис Марч вышла из телефонной будки, больше не сказав ни слова Даррену, который все это время ходил взад и вперед перед ней и промок до нитки. Она позволила себе поплакать шестнадцать минут, вспоминая их отношения, – именно столько времени ей потребовалось, чтобы дойти до своего общежития.
Выйдя замуж за Джорджа, миссис Марч сняла с себя запрет на употребление спиртного и стала получать удовольствие от вина и «Кир Рояль» [12], которые подавали на мероприятиях, куда приглашали ее становившегося все более популярным мужа. Количество мероприятий росло. Одним из них оказалось эксклюзивное посещение Музея Метрополитен после закрытия. Для них провели индивидуальную экскурсию по выставке, которая еще только должна была открыться, а после этого в буфете «для своих» проводилась коктейльная вечеринка. Приглашенные перемещались от стола к столу, держась за них так, словно это были спасательные шлюпки.
Именно на этой вечеринке миссис Марч снова встретила Даррена. После их разрыва прошло восемь или девять лет, но у Даррена были все те же прыщеватые щеки, те же вьющиеся волосы, на нем была такая же полосатая хлопчатобумажная рубашка, как он носил всегда (хотя миссис Марч расстроилась, поняв, что конкретно эту рубашку не знает – словно у нее осталось право вечно знать весь состав его гардероба).
Джордж оживленно с кем-то беседовал и не обращал на нее внимания, что дало ей возможность подойти к Даррену, который в уголке потягивал что-то розовое. Она похлопала его по плечу, а когда он повернулся, у него вытянулась физиономия.
– О, это ты, – сказал он.
Только потому, что на них смотрели люди, миссис Марч громко рассмеялась, притворяясь, будто он пошутил.
– Я тебя уже видел, – продолжал Даррен. – С профессором Марчем. Вы на самом деле встречаетесь?
Он перевел взгляд на Джорджа, который продолжал с кем-то болтать.
– Да. На самом деле мы женаты, – с нескрываемой гордостью объявила миссис Марч, приподнимая руку, на которой блестело внушительных размеров кольцо. – Он больше не профессор, – добавила она, надеясь, что Даррен поинтересуется последними успехами Джорджа.
– Мне следовало догадаться, – обиженно фыркнул он.
– Догадаться о чем?
– Что ты изменяла мне с профессором.
– Я не делала ничего подобного. – Миссис Марч сглотнула.
– Конечно, делала! Кто-то сказал мне, что видел вас вместе уже на следующий день после того, как ты меня бросила. Даже двое суток подождать не могла, да?
Миссис Марч лишилась дара речи. Это выглядело глупо, хотя и льстило ей – кто-то потратил такие усилия, посчитал ее достаточно важной, чтобы следить за ней.
– И конечно, ты нацелилась на профессора, – продолжал Даррен. – Все, что ты делаешь, ты делаешь напоказ.
– Не глупи.
– А я сам тебе хоть когда-нибудь нравился? Или ты выбрала меня, потому что я из богатой семьи?
Миссис Марч уже собиралась заметить, что у ее семьи гораздо больше денег, чем у его, но вместо этого шикнула на него.
– Люди смотрят, – сказала она.
– Ну, должен тебе сказать, что теперь у меня все хорошо. Меня взяли на работу в «Нью-Йоркер». Платят хорошо, как ты, возможно, знаешь.
Новость немного уколола, потому что Джордж недавно предлагал один свой рассказ в «Нью-Йоркер», и ему там
