Леопард за стеклом - Алки Зеи

— Скажите, чтобы он угомонился, госпожа Деспина, потому что иначе — и очень скоро — мы будем вынуждены принять меры.

— Леопард? — прошелестела я в полной растерянности.

— Ах, Никос, глупыш! — проговорила Стаматина.

— Никос?!

Что было, когда визитеры ушли, словами не передать. Тетя Деспина чуть в обморок не упала. Стаматина растирала ей виски одеколоном, когда дедушка спустился вниз, и Стаматина ему все рассказала: что козел (то есть епископ) все валит на чучело леопарда из витрины. Дедушка не очень-то понял, что она имеет в виду, а тетя Деспина простонала:

— Ах, он таки подвел нас под монастырь! Ах, не сносить ему головы! Ах, его бедная-несчастная мать!

Тут взрослые снова начали вести себя очень странно. Но нам с Мирто было ясно как день, откуда епископ, губернатор и Пикипикирам узнали про наши игры.

Мы выкатились из дома и направились в дедушкин виноградник. Мирто застрекотала, как цикада. Это был наш позывной. Вскоре прибежали Нолис, Артеми и крошка Авги. Мы все им рассказали. Нолис посмотрел на нас — на каждого поочередно — и сказал:

— Кто-то из нас — предатель.

Мы переглянулись и ничего не ответили. Только Артеми процедила:

— Я ей всю гриву вырву по волоску.

Конечно, все мы сразу поняли: кто еще кроме Пипицы мог нас предать? Тогда мы договорились закопать ее в горячий песок или засунуть в бочку, прибить крышку гвоздями и пусть себе плавает и плавает, пока не сгинет в море. Но Нолис сказал, что сначала мы должны проверить, точно ли она всё разболтала. Мирто собралась позвать ее с нами якобы собирать крабов. Как только она ушла, Артеми, Авги и я расплакались, хотя и сами не знали отчего.

— Да что вы ревете, плаксы! — рассердился было на нас Нолис, но голос задрожал и у него.

За крабами мы шли молча. Одна только Пипица журчала, не останавливаясь. А вот она попросит, щебетала она, у своего отца еще одну бочку, чтобы нам больше не драться из-за того, кто полезет первым, и тогда мы сможем назвать ее «Дэвидом Копперфильдом», как я хотела… Мы на эту болтовню не реагировали. Когда дошли до залива, Нолис и Мирто схватили Пипицу за руки, а Нолис посмотрел ей в глаза.

— Курица безмозглая, зачем ты донесла?

— Я… что сделала? — с трудом проговорила Пипица, запинаясь от страха.

Похоже, они слишком сильно сжали ей руки, так что она завопила:

— Я папе скажу, что вы делаете!.. Он вас всех в тюрьму отправит…

— Ты доложила про наши игры? — рассвирепела Мирто.

— Я сказала… Я сказала только… Я вообще ничего не говорила, — промямлила Пипица.

Мы все видели, что она врет. Она и была врушкой. И не важно, что она ходила в школу, а у ее отца была целая куча амбаров. Дети из лачуг не были обучены грамоте, иной раз бывало, что и грубое словцо у них вырывалось, — но они никогда, никогда не лгали!

Тогда мы все ужасно разозлились, даже крошка Авги. Мы швырнули Пипицу на землю и давай забрасывать ее песком! Она визжала, но даже пошевелиться не могла, потому что Нолис и Мирто крепко держали ее за руки и за ноги. Артеми, Авги и я пригоршнями швыряли на нее песок, так быстро, как могли, чтобы закопать ее навечно. Песок жег нам руки, солнце напекало макушки, но мы ни о чем не могли думать, кроме как что у Никоса будут большие неприятности со взрослыми, и всё из-за Пипицы, этой ходячей головной боли!

Вдруг из-за наших спин выросла чья-то тень.

— Да что же это вы делаете?!

Это был Никос. Он оттащил Нолиса и Мирто и начал откапывать Пипицу, которую мы уже превратили в небольшую горку. Одна только голова снаружи торчала.

Мы никогда еще не видели Никоса таким злым! Он не сказал ни слова. Вытащил Пипицу, всю в слезах и соплях, из песка, отмыл ее в море, а потом сурово посмотрел на нас.

— Как вам не стыдно! — выговорил он наконец.

— Ты просто ничего не знаешь, Никос, поэтому обвиняешь нас, — начал было Нолис.

— Да всё я знаю, — отрезал Никос.

Пипица снова начала свои гнусности: «Да чтобы мне поцеловать маму мертвой в гробу, я никогда больше так не сделаю!» И давай говорить, хотя никто ее не спрашивал, что ей купили ванную для куклы, и туда взаправду можно воду наливать, и что ей пианино пообещали и кучу игрушек, лишь бы только она рассказала, что нам говорил Никос и в какие такие игры мы с ним играем. Только не надо больше ее закапывать, она никогда ничего больше не скажет, пусть ей даже велосипед посулят.

Однако Никос вовсе не рассердился на Пипицу — предательницу и лгунью, а снова стал нас отчитывать:

— Подумать только, вы хотели похоронить живого человека! Так только фашисты делают!

По пути домой все мы плакали, и на этот раз даже Нолис.

В обед нам не хотелось есть, хотя кроме фаршированных помидоров у нас были улитки, которые мы с Мирто обожаем. Да и у взрослых особого аппетита не было, и все сидели молча. В конце концов тетя Деспина заговорила:

— Когда ты решил ехать?

— Послезавтра, на «Фридоне», — ответил Никос.

Никос уезжает! Мирто пнула меня под столом.

Это был наш условный знак. Мы быстренько разделались с фруктами и поднялись из-за стола.

— Даже не думайте совать свои носы в кухню! — тут же предупредила нас тетя Деспина. — Стаматина ничего не знает и ничего вам не скажет.

Мы замерли, как громом пораженные. Дедушка и Никос расхохотались.

— Ну и нюх у нашей тети Деспины! — проговорил дедушка. — Тут же поняла, куда вы засобирались!

Нас, конечно, немного отпустило после того, как Никос рассмеялся, а то мы весь день ходили как в воду опущенные, ведь он до сих пор ни словечка нам не сказал.

— Да уж, — фыркнул Никос, — леопард вовсю зыркает своим черным глазом, так что придется мне уехать.

— Я тебя умоляю, Никос! — взвыла тетя Деспина. — Чтобы я больше ни звука не слышала об этом чучеле!

Никос покатился со смеху.

— И ты тоже, тетушка, поверила, что твой леопард оживает по ночам?

— Ты неисправим, — вздохнула она, смягчаясь.

Паруса Тезея, диктатура и загадка мельницы со сломанным крылом

Он больше не говорил о Пипице. Ни словечком не обмолвился, как будто ничего и не было. Играл с нами с утра и до позднего вечера и даже решил, что на следующий день, последний этим летом для Никоса в Ламагари, устроит нам поход к старой крепости. Мы должны были отправиться в семь утра. Кир Андонис обещал нам дать свою лодку. Каждое утро, на рассвете, в городском порту причаливал паром. Кир Андонис и на этот раз должен был отправиться в порт, чтобы перевезти пассажиров, а потом уже вернуться в Ламагари. Мысль о походе отчасти примирила нас с Мирто и остальных ребят с отъездом Никоса. А в поход даже дедушка собрался пойти. Иначе тетя Деспина никуда бы нас не пустила.

— Чтобы я была спокойна, — заявила она.

— Значит, я состою под наблюдением, — фыркнул Никос. И тут же добавил: — Впрочем, под конвоем дедушки точно лучше, чем полицейских.

Нас-то как раз компания дедушки совершенно не беспокоила. Мы знали, что он возьмет с собой какого-нибудь «древнего», сядет вместе с ним в тени дерева и будет читать весь день напролет. Самое большее, что нам от него достанется, — это рассказ про очередного героя из мифов.

На следующее утро мы были готовы к первому лучу солнца — но вот уже солнце палит вовсю, а кир Андониса и «Кристаллии» нет как нет.

— Может, паром еще не пришел? — спросила я.

— Я слышала его гудок, еще когда темно было, — сказала Артеми.

Наконец лодка показалась. Однако кир Андонис, словно у него не имелось повода торопиться, еле-еле шевелил веслами, да и парус по причине сегодняшней безветренной погоды был спущен.

— Что-то с ним случилось, вот увидите, — забеспокоилась Артеми. — Отец, если пообещал, свое слово держит.

— Да что с ним могло случиться, Артула, дорогуша, — засмеялся Никос. — Видно, выпил на две рюмочки узо больше, чем нужно, да и забыл все на свете.

— И он не поднял паруса, — пошутил дедушка, — а то мы смогли бы увидеть, какого они цвета, белые или черные, и понять, какие новости он везет, хорошие или плохие.

— А почему черные паруса? — хором поинтересовались мы.

— Я вам расскажу одну историю, — отозвался дедушка, — и вы всё поймете.

Мы обрадовались: с историей время пройдет незаметно. Хоть нам и хотелось, чтобы лодка поскорее причалила, дедушка и его мифы заставят позабыть обо всем на свете, даже о приходе «Кристаллии».

— Итак, давным-давно на Крите, — начал дедушка, — жил царь, и называли его Минос.

— О, прямо как бочку в дальней таверне, — удивился Одиссеас.

— В одном из подвалов своего дворца, — продолжал дедушка, — где галереи переходили в залы, а залы в галереи, и не было им конца, так что, кто бы туда ни попал, уже ни за что не мог найти выхода — кстати, назывался он Лабиринт, — так вот, в этом Лабиринте Минос держал гигантского быка, которого звали Минотавром. Царь Минос победил афинян в войне и обязал их приносить ему дань, так что каждые девять лет афиняне должны были присылать на Крит семь девушек и семь юношей, чтобы они стали добычей Минотавра.