Высоко над страхом - Людмила Мартова

Девица с перекосившимся от злобы лицом скатилась вниз по лестнице, зацепилась каблуком за выбоину в ступеньке, чуть не упала, Лида даже дыхание затаила в немой надежде, но нет, пронесло. Сохранив равновесие, Ирина спустилась, добежала до своей щегольской машины. Щелкнула кнопочка, мигнули фары, взревел двигатель, и машина вылетела на улицу, на прощание проскрежетав покрышками.

– Чтоб ты колесо пробила, – вслед ей пожелала Лида и, тяжело волоча ноги, пошла внутрь здания, где ее уже заждались больные.

До конца дня она дотянула с трудом. Внимательно осматривала детей, слушала хрипы в легких и бронхах, подробно расспрашивала мамочек о симптомах, смотрела горло, мерила температуру, выписывала рецепты и давала советы, однако перед глазами у нее стояла Ирина Корнилова – высокая пышная грудь, литая попка, локоны, ногти, зубы, змеиная улыбка и капризный взгляд, а в ушах звучал ее голос.

То, что говорила эта молодая женщина, было столь ужасно и безнравственно, что даже в голове не укладывалось. Лида точно знала, что на месте Ирины съела бы себя поедом только за то, что разбила чужую семью, увела мужа, травмировала детскую психику разводом родителей. Но Ирине не только было ни капельки не стыдно. Она была уверена, что может требовать от своей уничтоженной соперницы большего, и не считалась не только с ее чувствами или интересами единственного ребенка своего мужа, но и с чувствами свекрови, с которой жила под одной крышей.

Требование забрать Любовь Николаевну потрясло Лиду даже больше, чем все остальное. Она представила себе, каково сейчас живется свекрови в собственном доме, и зябко поежилась от охватившего ее чувства жалости. Да, конечно, ее свекровь предала, но в общем и целом женщиной она была неплохой. Сына любила до самозабвения и ради этой любви была готова принять целый сонм невесток, возникни у Славки такое желание.

Какое-то непонятное чувство грызло Лиду изнутри, заставляло отвлекаться от работы и отключало мозги. Что это было? Ярость от наглости соперницы? Унижение? Обида на Славку? Она не знала.

Ее муж, вот уже полгода как бывший, оказался совсем не тем человеком, с которым она познакомилась на первом курсе, вышла замуж на втором, от которого родила ребенка на третьем и с которым прожила двенадцать лет. Ее Славка, долговязый, худой, похожий на юного жирафа, которого они с Васькой на абитуре видели в зоопарке и долго были под впечатлением от трогательного выражения его глаз. Слава стеснялся, приглашая ее на первое свидание. Гуляя на морозе, подолгу грел ее руки без варежек в своих больших ладонях, для пущей верности засунув их в карман своей парки с меховым капюшоном. Лида вечно теряла варежки, и он покупал ей новые на базаре у стоящих в ряд бабулек, которые уже узнавали его, потому что покупать их ему приходилось почти с каждой стипендии.

Ее Славка не замечал других женщин, потому что ему никто не был нужен, кроме нее, Лиды. И он точно не мог запасть на такую идеальную, такую универсальную пошлость, которую представляла собой Ирина Корнилова. Он не терпел пошлость во всех ее проявлениях и вместе с Лидой смеялся над жеманными красавицами, встречающимися в институтских коридорах.

Он бредил медициной, он часами пропадал в анатомичке, он корпел над учебниками, он доводил профессоров до белого каления своими вопросами, которые сыпались из него как из рога изобилия. У него вечно не хватало времени, потому что он истово готовился к коллоквиумам и семинарам, часами просиживал в читальном зале областной библиотеки, а в промежутках еще бегал на молочную кухню за кефиром, помогал Лиде с контрольными, носил на руках Лизу, у которой резались зубки, и пел ей колыбельные.

Лида старалась стать хорошим врачом только потому, что ей всегда хотелось дорасти до мужа, стать ему ровней, чтобы он ею гордился и всем говорил, какая у него умная жена. И у нее получилось, к ней записывались на консультацию на месяц вперед, у ее кабинета всегда стояли целые очереди страждущих. Ее любили, ценили, уважали. К ней прислушивались, а Славка, окончивший институт с красным дипломом, как-то незаметно остался рядовым начинающим врачом, которого не спешили двигать по карьерной лестнице.

В годы учебы он брал усидчивостью и терпением, а в реальной жизни вдруг оказалось, что он ничего особо не знает и не умеет, боится пациентов, раздражается от их бесконечных жалоб и не может принимать решения. Все годы учебы Лида смотрела ему в спину, а за пять лет, прошедших с окончания института, вдруг оказалась далеко впереди.

Упаси господь, она никогда не давала понять, что замечает этот увеличивающийся между ними разрыв. Более того, она и сама себе не признавалась в том, что он существует. Но Славка все-таки был человеком умным и не мог не понимать, что, в отличие от нее, не состоялся как врач. Не это ли привело к его отдалению от нее? Не это ли стало основной причиной разрыва?

Медсестра Ирина с ее кукольной внешностью была глупа ровно настолько, чтобы на ее фоне он казался богом. Славка был старше, опытнее, выше по социальной лестнице. При помощи нового тестя он мог устроиться на непыльную работу в частной клинике, где не требовалось ежедневно и ежечасно бороться за пациента и где от неправильно принятого решения вряд ли зависела чья-нибудь жизнь. Он привык, чтобы жена болталась где-то за его спиной, а потому круто поменял свою жизнь, чтобы вернуться в привычное для себя состояние пассивного лидерства.

Все случившееся было понятным и вполне ожидаемым, и если для Лиды приключившийся развод и стал неожиданностью, то лишь оттого, что она никогда не давала себе труда задуматься над тем, что с ними обоими происходит. Просто плыла по течению, не включая мозги. От этого и распадается большинство семей – от нежелания или неспособности остановиться, подумать, оценить те изменения, которые произошли с момента свадьбы, и прикинуть их последствия.

От мечущихся сейчас в голове мыслей голова плавилась, не давая сосредоточиться на самых простых, обыденных вещах, и часа в четыре Лида даже прикрикнула на себя. В конце концов, Ирина Корнилова была смазливым глупым ничтожеством, на слова и поступки которого не стоило обращать внимания, тем более такой умнице, отличнице и прекрасному доктору, как Лида. Да и со Славкой в самом деле было все понятно. Однако уговорить себя все равно не получалось. К концу дня возникшая из-за утренней встречи тревога разрослась, заняв все внутреннее пространство и в голове, и в животе, и в груди. Лиде даже воздуха начало не хватать.

Закончив прием, сделав обход в отделении, заполнив все истории болезней и выписав все назначения, она достала из холодильника ординаторской привычный, любовно приготовленный бутерброд, вскипятила чай и приготовилась поесть перед началом ночного дежурства, но поняла, что сегодня не сможет проглотить ни кусочка.

«Э-э-э, мать, – с досадой сказала она сама себе, – так не пойдет. Еще бы ты не выглядела такой жалкой рядом с этой расфуфыренной красоткой. Лицо в зеркале уже похоже на ручку от швабры, так еще и не ешь совсем».

Из-за то ли врожденной, то ли приобретенной за годы учебы в школе привычки все подвергать глубокому анализу Лида уселась на старый продавленный диван, стоящий в углу ординаторской, отложила в сторону бутерброд и, попивая маленькими глоточками горячий душистый чай, стала раскладывать по полочкам утренний разговор, который ввел ее в ступор настолько, что она на день выпала из рабочего состояния.

Что в этом разговоре зацепило ее так сильно? Что вызвало острую тревогу, которая к вечеру только нарастала? Желание побыстрее избавиться от Лизы? Так через три недели Лида и так собиралась забрать девочку к себе. Требование увезти к себе свекровь? Так Любовь Николаевна не была чемоданом без ручки, который можно было перевозить с места на место, не спрашивая согласия. Кроме того, по большому гамбургскому счету, Лида была бы вовсе не против, чтобы та приехала к ней и присмотрела за внучкой. Проблем с ночными дежурствами, а также необходимостью обезопасить Лизу в новом для нее окружении удалось бы легко избежать. Не считая того, что Лида была обижена за то, что свекровь фактически предала ее, легко приняв новую невестку, претензий к ней у Лиды не было. Все двенадцать лет их со Славкой брака она уживалась с его матерью легко и ссор между ними не возникало.

Что же было не так? Сорвавшиеся с губ Ирины слова, что она подсыплет Лизе и Любови Николаевне клофелин в чай? Но это были только слова, сказанные в ажиотаже, сгоряча, и их никак нельзя было принимать близко к сердцу и всерьез опасаться отравления.

Отравление… В потоке судорожно мечущихся мыслей Лида вдруг зацепилась за это слово. Именно оно не давало ей покоя с той минуты, как только она услышала его от брызжущей ядом Ирины. Правда, дело тут было совсем не в клофелине и даже не в Лизе.

Резко отставив чашку с чаем, который от столь небрежного обращения тут же выплеснулся на белую, потрескавшуюся от времени поверхность тумбочки, стоящей рядом с диваном, Лида со всех ног бросилась к столу, на котором дремал единственный, уже довольно допотопный компьютер. Слава богу, перебоев с интернетом сегодня не было, поэтому, открыв поисковик, Лида начала лихорадочно вбивать в него слова, которые ей были нужны.