Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес

– Ваш дворецкий, – говорил он герцогу, – интересный, интереснейший человек. Он, как вы знаете, родился в Беркшире, как и его родители. Но почти наверняка его фамильные корни в Кенте. Есть некоторые безударные гласные… – Как только интерес к Банни начал исчерпываться, ему удалось снова подогреть его: – Вчера вечером Бэгот согласился помочь мне. Я попросил его прочитать «Отче наш».

Герцог удивленно воззрился на своего гостя:

– Попросили Бэгота прочитать «Отче наш»! Право же, доктор Банни, вам надо познакомиться с моим садовником, Макдональдом. Это будет интересно вам обоим.

– «Отче наш», – подтвердил Банни, с улыбкой оглядывая стол. – Там есть интересные сочетания речевых элементов. Бэгот любезно согласился помочь, и вот результат.

Нагнувшись под стол, Банни достал черный ящичек и щелкнул выключателем. Все за столом смолкли в напряженном ожидании. Затем черный ящичек заговорил высоким фальцетом.

– Я не крикну: «Гамлет, отомсти», – произнес прибор.

Наступила неловкая пауза, после чего с другого конца стола кто-то сухо заметил:

– Незнакомая версия, сударь мой.

Это оказался сэр Ричард Нейв.

– Кентская или беркширская, доктор Банни?

На сей раз это был профессор Маллох. Оба прибыли после того, как открылись таинственные послания.

Банни уставился на свой прибор так же, как Валаам мог взирать на свою ослицу. Ноэль взял на себя труд просветить вновь прибывших:

– Если мисс Терборг возьмет себя в руки, я объясню. Это Черная Рука. Он поработал вчера, и вот он снова здесь. Только похоже, что он передумал. На самом деле он сменил тактику или начал все заново. Он не крикнет: «Гамлет, отомсти».

– Интересно, а почему это он передумал? – с видом знатока подхватила миссис Терборг. Безусловно, предыдущим вечером она, как и Готт, поняла, что Черная Рука вносила общую сумятицу. Теперь она увидела преимущества того, что этот предмет стоит рассмотреть с точки зрения эксцентричности.

– Полагаю, Черным Рукам следует проводить более последовательную политику, если они хотят произвести впечатление. А доктор Банни, кажется, остался безучастным.

– Как приятно думать, – быстро продолжила мисс Терборг-первая, – что даже если мы не установим личность Черной Руки, доктор Банни сможет определить, откуда родом его дедушка и бабушка.

– А мне кажется, что это просто жутко, – сказала мисс Терборг-вторая.

Готт, Ноэль, Нейв и Маллох вместе отправились в банкетный зал. Рядом с Маллохом Ноэль чувствовал себя не в своей тарелке. Его журнал под названием «Тигель» обычно не очень интересовался учеными мужами. Он вполне довольствовался тем, что скрывал их за собирательными фигурами некоего профессора Вабба и его ассистентов, доктора Джим-Джима и мистера Джо-Джо. Однако журнал уделил внимание профессору Маллоху, он даже поместил рецензию на его исследование «Гамлета», названное «Демонстрация насилия». И Маллох написал короткий сухой ответ. Теперь, столкнувшись с Маллохом как с гостем Скамнума, Ноэль склонялся к тому, что ответ являлся своего рода комплиментом. В свое время он казался неким стимулом: профессор Маллох и профессор Вабб причудливо и абсурдно переплетались в нескольких абзацах редакционной статьи «Тигля». Ноэль недавно перечитал ее перед сном, и хотя она все еще казалась смешной – редакционные материалы Ноэля были гораздо веселее творений его авторов, – она в то же время поразила его своим явным ребячеством. И вот Маллох предстал перед ним во плоти: сухой, вежливый, невероятно начитанный и скорее всего постоянно и критически читавший «Тигель» от корки до корки. Ноэль чувствовал себя очень неловко.

– А эта история, – говорил Маллох, – о детях-гидроцефалах на похоронах девочки, привыкшей мучить кошек! Интересно, автор с врачом консультировался?

– Полагаю, он немного не в себе, – натянуто ответил Ноэль.

– Да-да. Я имел в виду консультацию касательно правдоподобности истории. Нейв, вы читаете журнал мистера Гилби? Там есть история о детях-гидроцефалах…

После этого Маллох попытался заручиться поддержкой врача в деле научного опровержения медицинской базы последнего шедевра «Тигля». Да уж, он был невероятно начитан. Казалось, он знал об этом больше, чем сам Нейв. Вот так всегда. Накопят огромные запасы информации – и у них всегда наготове факты, чтобы бросить ими в тебя. Тем временем всегдашняя вежливость Криспинов возобладала. Он учтиво перевел разговор на висевшее на стене великолепное полотно Фантен-Латура. После этого Маллох высказал несколько глубокомысленных замечаний о художнике.

Готт начал разговор с Нейвом на другую околомедицинскую тему:

– Вы обратили внимание на близняшек-американок? Их совершенно невозможно отличить друг от друга – пока они не начнут говорить. Ванесса на удивление умна, а Стелла почти пустышка. Вот ведь странно, а?

Нейв кивнул.

– Именно так. Они полностью идентичны, – он подыскал научный термин, – однояйцевые близнецы. Это значит, что у них одинаковая генная структура. Если они разительно отличаются по интеллектуальному развитию, то это чрезвычайно интересно с точки зрения психологии, поскольку разница скорее всего обусловлена воспитанием или окружающей средой. Надо будет с ними поговорить.

Психолог живо заинтересовался этим явлением. Но Готт видел его со своей колокольни.

– Они совершенно неотличимы по виду, но окажутся ли они таковыми, так сказать, микроскопически? Например, по отпечаткам пальцев?

Нейв, который скорее всего не знал о хобби Готта, слегка удивился.

– Не уверен. Но надо думать…

В их разговор вступил Маллох, шедший рядом с Ноэлем:

– Галтон исследовал отпечатки пальцев однояйцевых близнецов. Он обнаружил, что хотя они очень похожи, но все же разнятся.

Готт отказался от интересной гипотезы. Ноэль, трусивший позади непобедимого Маллоха, едва не застонал. У входа в зал он чуть не налетел на мощную фигуру миссис Платт-Хантер.

Готт немного занервничал: специалисты должны были в первый раз осмотреть построенную по его указаниям сцену.

– Ага, – произнес Маллох, – Фортуна.

– Да. Поскольку зал прямоугольный, я подумал, что лучше всего взять за образец Фортуну.

Маллох засомневался:

– Я бы предпочел взять Лебедя. Что бы там ни говорили о достоверности рисунка Де Витта…

Два специалиста занялись вежливой пикировкой о деталях. Тем временем раздался негодующий визг миссис Платт-Хантер:

– Но здесь же нет занавеса!

Ноэль осклабился:

– Занавес есть – маленький, вон там, сзади.

Он с явным удовольствием принял менторский тон своего прежнего наставника и веско продолжил:

– Следует помнить, что в елизаветинские времена театральные труппы играли пьесы во дворах лондонских таверен…

– В паблик-хаусах?! – воскликнула миссис Платт-Хантер. – Совсем неподходящее место!

– Именно так считали пуритане. Они писали по этому поводу протесты и петиции, которые могут показаться вам интересными с точки зрения реалий. Так вот, актеры просто возводили помост на заднем дворе и играли прямо на нем. Состоятельная публика сидела на галереях или же смотрела из окон таверны…

– Или же сидела прямо на помосте, – добавил Нейв, покинувший ученых мужей.

– Или же сидела на помосте на трехногих табуретках рядом с актерами, – согласился Ноэль. – Самые смелые сплевывали жевательный табак и кричали: «Плохо! Плохо!»

– Отвратительно, – заявила миссис Платт-Хантер.

– А простолюдины стояли прямо на земле вокруг помоста. Их называли «земляными».

– Почему? – недоуменно спросила миссис Платт-Хантер.

– Очевидно, потому, что они стояли на земле. Их еще иногда называли «низовыми».

– «Низовыми».

– Наверное, в шутку. Так вот, с трех сторон помост окружали зрители, а с четвертой стороны он, несомненно, соседствовал с помещениями, которые актеры использовали как гримерные и места для входов и выходов. Когда начали строить театры как таковые, их проектировали так, что они очень напоминали помосты в тавернах. Вот, взгляните. – Ноэль прошел вперед и помог миссис Платт-Хантер взобраться на низкий помост, стоявший посреди зала. – Помост представляет собой сцену, где играется бо́льшая часть пьесы. Она должна находиться под открытым небом, как и двор таверны. Как вы сами убедитесь, в понедельник мы попробуем создать подобный эффект, осветив ее с потолка прямыми лучами дуговых ламп. Сидящая в зале публика окажется в той или иной степени в тени. Готт немного опасался, что современным зрителям будет комфортно при полном освещении.

– Это напоминает, – заметил Нейв, – боксерский ринг на стадионе.

– Боксерский ринг! – откликнулась миссис Платт-Хантер таким тоном, словно оглашала петицию против недостойных зрелищ.

Ноэль кивнул:

– Да. Только здесь помост или арена не является островом посреди публики. С одной стороны он примыкает к тому, что представляет собой любопытную часть театра. Вы помните, как я говорил, что во дворе таверны одна сторона помоста соседствовала с некими помещениями? Так вот, актеры также использовали галереи в этой части. Им нравилось, что они могут играть на двух уровнях. Поэтому они использовали первую галерею позади сцены для «верхних» выходов. Это называлось верхней сценой. «Входит из Тауэра лорд Скелс, медленно; затем внизу входят двое или трое горожан».