Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев

— Мои внуки! Керим-джан, сынок, поздоровайся и ты с дядей.

Малыш хотя и смотрел с опаской, но ручку протянул, как взрослые делают.

— Мурад-джан, веди дядю в кабинет, покажи рисунки. Вчера их детсад водили в русский театр, — пояснил Белли Назар. — И он нарисовал сцены из театра. Ты как артист должен оценить! — засмеялся Белли Назар.

Они вошли в комнату, хорошо знакомую Абдулле. Не раз приходили сюда с Таганом. Правда, очень давно это было. Но за годы здесь ничего не изменилось. Письменный стол у окна, перед ним тяжелое старое кресло, рядом журнальный столик, на полу ковер. Три стены закрыты книжными шкафами, сплошь увешанными детскими рисунками. Яркие, фантастические фигурки придавали строгому кабинету легкость и веселье.

Абдулла смотрел, будто первый раз видел, как рисуют дети.

Мурадик тихонько дернул его за рукав, показал пальцем. На обычном листе бумаги он изобразил театральную сцену. Синий занавес раздвинут, артисты вышли к зрителям на поклоны. Две женщины, четверо мужчин. На заднем плане забор и домик, дерево. Под деревом собака и кошка. И над всем — над людьми, домом, деревом, над кошкой и собакой — летают пчелы. Большие, яркие, с желтыми крыльями и с оранжевыми туловищами.

— Где он пчел там видел? Как он их увидел? Это ж поразительно! — невольно вскрикнул Абдулла.

— В том-то и секрет, — улыбнулся Белли Назар.

Абдулла вспомнил, как Хыдыр, когда был маленьким, рисовал машины, потом перешел на танки. После поездки в аул главными у него стали ишаки. Правда, выходили они огромными, больше лошадей, с длинными хвостами и длинными плоскими ушами. Тогда он повез сына в ближний к Ашхабаду аул, показал ишака и начал сравнивать его с рисунком сына: «Смотри, внимательно смотри! Видишь, у ишака хвост не такой длинный, и уши поменьше, и ростом он ниже. Запомни!»

После этого Хыдыр перестал рисовать ишаков.

Как сложится судьба Мурада и Керима? Ведь они — внуки Белли Назара. А он стал врагом для власти десять — двенадцать лет назад, после выступления на единственном в Туркменистане митинге. Митингов здесь не было даже в годы перестройки. Только один — во время ГКЧП. Созванный ЦК КП Туркменистана во главе с нынешним Великим Яшули. Тогда его называли просто яшули. Слова Белли Назара на том митинге теперь знает и повторяет про себя, тайком, каждый образованный туркмен. «У нас в Туркмении вместо демократии строится феодальная демократия! — сказал Белли Назар. — Пусть туркмены задумаются: согласны ли они жить при феодализме, прикрытом лозунгами национализма?!»

Таган собрал актеров и рассказал им обо всем, что происходило на митинге. «Яшули не простит ему этого», — заключил он.

Как в воду глядел. Впрочем, тут много ума не надо. Постепенно имя Белли Назара оказалось под запретом. Издательства вернули его книги, пьесы сняли с репертуара, в газетах, в журналах, тем более на радио и телевидении он вообще не упоминался. Говорили, что он теперь частенько выступает не то на радио «Свобода», не то на «Голосе Америки». Но Абдулла, как и все вокруг, ничего такого не слушал. Время от времени возникали слухи, что Белли Назара тайно бросили в тюрьму, что он бежал за границу. Ашхабад — маленький город, даже если ты не выходишь на люди, все равно о тебе знают. Как можно тайно посадить в тюрьму? Тем более — тайно выехать за границу?

Тут все зависит от личности, от масштаба личности, от масштаба поступков. Писатель Белли Назар бросил вызов Великому Яшули — и потому слухи будут постоянными, пока кто-либо из них не уйдет в мир иной, откуда никакие слухи не достигают грешной земли…

Интересную позицию занял тогда Таган. «Нам временно придется забыть о драматурге по имени Белли Назар, — говорил он. — Иначе нас всех попросят искать другую работу. Вероятно, Белли Назар станет знаменитым как правдолюбец и диссидент, про нас, вероятно, кто-то скажет: «Угодники». Однако умение определять, какие слова к какому времени нужны, — тоже ведь талант! Такого таланта у человека по имени Белли Назар не имеется…».

Последний или предпоследний год существования СССР. Спектакль «Джан» по повести Андрея Платонова получил в Москве Государственную премию. А в самой Туркмении началась травля. Поскольку народ джан, потерявший память, скитается в Каракумах, а Каракумы — исконная территория обитания туркмен, значит, писатель Платонов имел в виду туркмен и только туркмен. Но туркмены никогда не теряли памяти, тем более — исторической памяти. Следовательно, все написанное Платоновым — злостная, гнусная клевета на великий и гордый народ. Кто-то договорился до того, что, мол, правильно сделал Сталин, запретив печатать Платонова. Однако Платонов — русский, он может писать, что ему в голову взбредет, выдумывать, понятия не имея о далекой жизни и далеких Каракумах. Но почему сами туркмены, так называемая перестроечная туркменская интеллигенция с восторгом принимает клевету на свой народ? Более того — ставит по мотивам злобных измышлений спектакль в национальном театре? И как понимать премию, данную именно в Москве именно этому спектаклю? Очень странно… Были у нас спектакли о наших героях — их Москва не замечала. А стоило поставить на сцене нечто, унижающее великий туркменский народ, — сразу же признание!

Белли Назар тогда выступил в московской прессе, высмеяв дураков. Не просто высмеял — предупредил: «Националистическая риторика разрушительна не только для политики, морали, нравственности, духовных устоев народа — она разрушительна для экономики страны».

Бесполезно. Дураки победили. А если победили — разве можно назвать их дураками? Сейчас Абдулла думает, что побеждает не разум, не мысли, умные или неумные, — побеждает власть. Если бы власть поддержала Белли Назара — все бы говорили, как глупо обижаться на Андрея Платонова и тем более глупо сопоставлять себя с народом джан. Но Великий Хозяин повел страну по другому пути. И теперь все утверждают, что в Каракумах никогда не было и не может быть никакого иного народа, кроме туркмен. Поэтому спектакль «Джан» — вредный и клеветнический. А цивилизация Каракумов насчитывает десятки тысяч лет. Здесь найдены древнейшие скульптурные изображения женщин, так называемые палеолитические Венеры, им сорок тысяч лет. Следовательно, туркменам и туркменской великой культуре не менее сорока веков.

Раз Каракумы принадлежат туркменам, значит, и вся история, все события, здесь происходившие, — туркменские.

Получилось, как в поговорке: «Кто пришел последним — тот все и присвоил».

Молодая невестка Белли Назара расставила на журнальном столике чайник, чашки и сладости, увела детей. Сейчас начнется разговор. О чем? Зачем пришел сюда Абдулла? Он и сам не знал. Вроде бы хотел посоветоваться, как быть с Хыдыром. Только ведь решено, что его проблемами будет заниматься Сельби. Да и какой из Белли Назара советчик по такому конкретному делу? Тут нужны люди, хорошо знающие, что к чему во власти, в тех кабинетах, где отдают команды военным. Да и жалобу Абдуллы писатель может расценить как недовольство властью, чего совсем бы не хотелось. Не дай бог еще расскажет по каким-нибудь «радиоголосам» на Западе и превратит Абдуллу в диссидента. Даже если не назовет его имени, разве трудно выяснить, кто приходил, чей сын служит и что с ним случилось. От этой мысли Абдуллу прошиб холодный пот.

Белли Назар, конечно, догадывается, что Абдулла, после стольких-то лет, пришел к нему не просто так. Сейчас в его дом не приходят просто так. Оставался один выход — ничего не рассказывать. Мол, пришел проведать, послушать мудрого человека. Что само по себе похоже на вызов. Неудивительно, если завтра в театре начнут шептаться, и Таган заведет его в кабинет для дружеской беседы и даст дружеский совет…

Белли Назар усадил Абдуллу в кресло, подвинул к нему пиалу с чаем, конфеты, вишневое варенье, маленькую ложечку и блюдце. Налив и себе пиалу чая, расположился за рабочим столом.

— С годами начинаешь понимать, что такое книги на все времена, — сказал он. — Каждое поколение открывает в них свое. Сейчас мы — совсем другие, нежели десять-пятнадцать лет назад. У нас другие глаза. Мы читаем и другими глазами, другой душой чувствуем.

Абдулла покивал. Все верно, он и сам не раз об этом задумывался. Эту мысль с особой силой обнажает театр, ведь театральные режиссеры ставят классику каждый раз по-новому. Не дурью же маются, что-то ищут и видят там…

— Прочитал я недавно «Джан», — продолжал Белли Назар. — И отчетливо увидел там библейские параллели. Точнее — судьбы. Назар Чагатаев спасает народ джан, выводит его к новой жизни, получив мандат от советской власти. Но ведь точно так же Моисей спасает, выводит евреев из египетского плена. И у него повеление свыше. Да простится мне, — мандат от Бога.

Белли Назар усмехнулся, отхлебнув чай из пиалы.