Карл Великий - Дитер Хэгерманн

Впоследствии распространенные каролингские имена Людовик и Лотарь были, однако, выражением сознательно акцентированного кровного родства нового королевского двора с родом Меровингов в лице его ярких представителей Хлодвига (Людовика) и Хлотаря (Лотаря). Как бы ни характеризовать восходящий род Пипина и Карла, неизбежной представляется огромная разница между древним происхождением и достоинством Меровингов, родоначальник которых Меровей, по преданию, произошел от связи супруги короля Клодиоса с морским чудовищем, и бросившей им вызов высшей аристократией, хотя и обладавшей мажордомским званием, а также франкским преимущественным правом, но тем не менее не удостоившейся королевского происхождения.

Этим обращением к роду Меровингов как единственному |обоснованию возвышения новой династии на фоне угасания старой Эйнхард перенес предысторию королевского дома, в том числе прежнего франкского королевства, в сферу исторической неопределенности. Тем самым он признал подлинными правителями королевства только деда и отца Карла, то есть Карла Мартелла и Пипина III. Поэтому возведение Пипина в королевское звание в 1754 году лишает основания заявление о государственном перевороте и представляется даже как необходимая акция на состояние власть — безвластие».

Проецированная на некоторые строки его текста конечная фаза королевского правления Меровингов в историческом контексте представляется весьма убедительной. Это составило темный фон, на котором ярче выделяется блеск нового правящего рода, — такой фон стал основанием для того, чтобы считать последующий этап правления Меровингов эпохой заката и вырождения, оскудения и упадка. В этой связи особенно во французских исторических исследованиях и под их влиянием зародилось общее представление о правителях Меровингах как о королях-бездельниках, бесполезных, в понимании Эйнхарда, носителях королевского достоинства.

Чтобы воздать должное столетиям «длинноволосых королей» (Джон Майкл Уоллис-Хэдрил), потребовались долгие и весьма интенсивные исследования. Меровинги создали государственную структуру — Франкское королевство. В нем осуществился симбиоз между германо-франкским наследием и позднеантичной традицией в системе управления, общественного устройства и хозяйствования при значительном влиянии церкви, которая способствовала углублению и расширению цивилизаторских элементов.

Закат Меровингов был связан, с одной стороны, с возвышением мощных аристократических семей, конкурировавших с королями за обладание собственностью, властью и влиянием. С середины VII века в их рядах находились каролингские мажордомы, обладатели высшей государственной власти, сосредоточившие в своих руках все влияние при дворе и ставшие вскоре инструментом высшей власти аристократии. С другой стороны, наблюдалась коррозия королевского правления, которая проистекала из раздела королевства, межсемейного соперничества и, наконец, прежде всего из чрезвычайно частого несовершеннолетия потенциальных престолонаследников. Поэтому уже в середине VII века казался возможным вариант политического государственного переворота. Таковой представляется попытка мажордома Гримоальда легально перенести королевскую власть на свою династию путем усыновления его сына одним из Меровингов или путем усыновления одного из сыновей короля Меровингов. Она закончилась неудачей. По-видимому, усыновленный Меровей умер естественной смертью. Его отец Гримоальд стал жертвой частного лица, а точнее, соперничества двух родов в борьбе за власть и влияние. Тем самым Пипиниды не оправдали себя по мужской линии. Повторное восхождение могло состояться лишь через сестру Гримоальда Беггу (такие возможности обеспечивало «открытое» аристократическое общество), вышедшую замуж за Анзежизеля, сына епископа Арнульфа, а также через их общего сына Пипина II (Среднего), который пользовался всеобщим признанием как главный столп Каролингов.

После мучительной второй попытки вопрос решился в сражении близ Тертри (687 год) против нейстрийского соперника; Пипина в пользу австразийского мажордома. Споры вокруг так называемого государственного переворота показали, что соперничавшие аристократические кланы не были или еще не были готовы уступить друг другу.

В VIII веке Карл Мартелл, некоторое время даже правивший в отсутствие короля Меровинга в качестве «князя» и рассматривавшийся как «subregulus»[10], снова предпринял попытку породниться с королевской семьей, чтобы обеспечить определенный социальный статус. Для этого в 737 году он отправил юного сына Пипина, отца Карла, к королю лангобардов Лиутпранду, который, по свидетельству Павла Диакона, принял его как сына.

Итак, Эйнхард в изложении предыстории Карла без колебаний обходит рифы и затемненные места в борьбе за власть и ее сохранение, представляя угасающее королевство Меровингов в виде карикатуры, выражающей, правда, невольно форму и одновременно сущность Франкского королевства. Словно речь идет о событиях седой старины, Эйнхард формулирует, что «род Меровингов, из которого франки «черпали» своих королей», существовал вплоть до эпохи Хильдерика. Он но указанию папы Стефана II (III) (фактически же это сделал его предшественник Захарий, представивший желаемое правовое заключение) был смещен и отправлен в монастырь. Очевидно, это объяснялось тем, что силы их иссякли и они уже ничем не могли привлечь к себе внимание, кроме как бесполезным словом «король».

Столь бессмысленному существованию Эйнхард противопоставляет полноту власти в руках «префектов дворца», как он в подражание античности характеризует мажордомов. Довольный своим титулом, король с растрепанными, свисающими волосами и неухоженной окладистой бородой восседал на троне, разыгрывая правителя. На этом фоне «пришлые» отовсюду устраивали аудиенции и отвечали на возникавшие вопросы словно облеченные серьезными властными полномочиями. Этой политической несостоятельности соответствовало также экономическое положение королевства. Эйнхард снова указывает на бесполезное королевское звание и продолжает: «Так он [Меровей], кроме пропитания, получаемого по воле дворовых префектов, имел в собственности всего лишь усадьбу с весьма скромным доходом. Здесь он и жил, здесь же находились его слуги, весьма немногочисленные, но, располагая всем необходимым, готовые подчиниться ему».

Абзац заканчивается известным пассажем, породившим, между прочим, массу недоразумений в последующих литературных источниках: «Куда бы он ни направлялся, обязательно садился в (телегу) карету, в которую впрягали быков с конюхом на крестьянский манер. Так он ездил в пфальц, так — на собрания подданных, торжественно проводившиеся на благо королевства. Таким же образом он имел обыкновение возвращаться домой».