Будь моим сыном - Николай Печерский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марфенька вскинула свои голубые глаза на Ваняту и вдруг вздохнула.
— Я ей вот как завидую, Нюське...
— Почему?
— Знает она все. И вообще красавица. Ты кому-нибудь завидуешь?
— Я никому не завидую, — сказал Ванята.
Марфенька рассмеялась.
— Вре-ошь!
— Вот еще...
Марфенька удивленно посмотрела на человека, которому чужды живучие, как пырей, людские слабости, и сказала:
— Тебе хорошо! А я всем завидую! Чем лучше человек, тем больше завидую, Даже Ване Сотнику...
— Ха! — выдохнул Ванята. — Чему завидовать?
— Не знаю. Я не умею объяснять...
Марфенька прикусила губу, подумала минуту и спросила:
— Ты «Чапаева» видел?
— Ну да, — сказал Ванята.
— Я тоже видела. Несколько раз. На коне, А бурка, как туча...
Ванята пожал плечами.
— Что ж, по-твоему, Сотник — Чапаев, да?
— Нет, он не Чапаев, — задумчиво сказала Марфенька. — Сотник — он другой. Он...
Марфенька запнулась, не умея объяснить Ваняте, кто же такой Сотник и что он из себя представляет.
— Ты чего нахмурился? — спросила она, — Обиделся, что я про Сотника так говорю?
Спросила, но ответа не ждала. Только смотрела вдаль и улыбалась. Видимо, и сама точно не знала всего, что связано с мальчишкой в синем простом комбинезоне.
Молча шел Ванята рядом с Марфенькой. Конечно, Марфенька загнула со своим сравнением. Но все равно ему было завидно, что есть на свете люди, о которых так тепло и преданно думают девчонки, похожие на лесной гриб подберезовик.
Глава девятая
ОРГВОПРОС
Ничего выдающегося в Нюське, то есть в Анне Николаевне, Ванята не заметил, Марфенька просто-напросто увлеклась. И Сотника расписала вон как, и братьев Пыховых, Ну — рыжие, ну — едят живую рыбу. Что тут особенного? Кое-кто червей трескает, и то ничего — живет!
Анна Николаевна была в серой блузке и синих матерчатых брюках, измазанных землей на коленках. У дерева, ревниво поглядывая на хозяйку, стоял рослый гнедой конь.
Сначала Нюся рассказала про свеклу и живущую в ней сахарозу, потом склонилась над пышным, зеленовато-бурым кустом, показала, сколько надо выдергивать из него ростков, а сколько оставлять, чтобы поле принесло хороший урожай, а корни были крупными и тяжелыми, как слитки.
— Понятно? — спросила она. — Ну, тогда приступайте. Только смотрите у меня... без брака!
Минута — и уже пляшет под Нюсей резвый, шальной конь, просит большой, быстрой дороги. Только тут Ванята понял, что сам залюбовался Нюсей, а может, и позавидовал ей, как завидует Марфенька. Видимо, другой человек может понравиться тебе лишь тогда, когда перестаешь думать о самом себе.
Ребята подвертывали рукава, становились возле своих рядков. Ваняте не приходилось раньше полоть свеклу. Один раз он вместе с классом обрывал в колхозном саду яблоки, в другой — сажал вдоль большака тополя и гибкие, упрямые липы. Вот, пожалуй, и все... Но там — совсем иначе: поработал час-другой, и шабаш. Не было там ни угрюмого бригадира Сотника, ни девчонки, похожей на гриб подберезовик, которая смотрит на тебя и думает: «Сейчас мы проверим, какой ты есть на самом деле, Ванята Пузырев!»
Ванята твердо решил, что не ударит лицом в грязь, выжмет сразу третью скорость и обставит всех козюркинских ребят. Пускай тогда чешут затылки и сами решают — шатун он или свойский боевой парень, с которым можно по-настоящему дружить, работать и вообще...
Ванята стал против густой, уходящей вдаль свекольной строчки, наклонился и начал один за другим выдергивать из земли хрупкие, с розовой неокрепшей ножкой ростки.
По свекольному полю недавно прошел трактор с культиватором на прицепе. Все поле было разлиновано, как тетрадка по арифметике. В каждом квадрате рос пышный кудрявый букет. В этом букете надо было оставить по два-три стебелька — самых живучих и надежных. И тогда они не станут глушить друг друга, всласть будут пить своими корешками терпкие соки земли, припасать к осени сладкий белый сахар.
Сначала у Ваняты все шло отлично. Влажные, пахнущие землей ростки так и летели в стороны, А ну еще раз! Еще раз! Нажми, Ванята!
И вот уже осталась позади Марфенька, мельтешили вдалеке Сотник и братья Пыховы,
Нажми, Ванята!
Вскоре Ванята стал понемногу сдавать, Устали с непривычки руки, заломило в спине; перед глазами завертелись, запрыгали радужные и ядовито-зеленые круги. Как-то совсем незаметно обошла Ваняту Марфенька, вырвался вперед Ваня Сотник, пыхтели рядом с ним братья Пыховы, Даже правнук деда Егора Сашка Трунов был впереди Ваняты, оглядывался в его сторону и нахально показывал язык,
В душе Ваняты закипело все от негодования и обиды. Не глядя, сколько попадало под руку и сколько оставалось в свекольном гнезде, он дергал стебельки, швырял их в бок, через голову и вообще куда придется.
Нажми, Ванята, нажми!
За низенькой лесной полоской, по ту сторону поля, мелькнула красная косынка. Это возвращалась из тракторной бригады агроном Анна Николаевна.
Косынка-маковка катилась над острым лесным гребешком, исчезала на миг и появлялась снова.
Анна Николаевна вынырнула наконец из гущи деревьев на обочину. Спрыгнула с коня, привязала повод к ветке и пошла вдоль свекольных рядков. Изредка она наклонялась, выщипывала какую-то травинку и продолжала путь. Но вдруг она остановилась, взмахнула над головою рукой.
— Бригади-ир! Эй, бригади-ир!
Ваня Сотник разогнулся, вытер лоб согнутой рукой,
— Чего там еще? Тоже выдумали!
— Тебе, что ли, кричу?
Сотник отряхнул руки, переступая через рядки, неохотно пошел к агроному.
Все подняли головы, смотрели в ту сторону. Что случилось там?
Сердце Ваняты сжалось. Он догадался, почему сердится и размахивает руками возле Сашкиного рядка Анна Николаевна. Сашка халтурил так же, как и он. Не случайно он обставил всех и уже добрался почти до самого края поля.
Сейчас ударит, загремит во всю силу гром и над его головой. Анна Николаевна ни за что не простит ему этого. Подойдет к его рядку, взмахнет рукой и крикнет:
«Эге, брат! И ты такой, как Сашка! А ну вали отсюда, шатун!»
Анна Николаевна что-то спрашивала Сашку. Он оправдывался, показывал пальцем на забинтованную щеку. Сотник стоял рядом, слушал. Продолжалось это недолго. Анна Николаевна прогнала Сашку с поля, а сама пошла вместе с Сотником по рядкам — по тем, где работала Марфенька, где пыхтели, не разгибая спины, рыжие братья Пыховы.
Вот она задержалась на минутку возле Ванятиного рядка, наклонилась к земле. Ванята обмер. Он пропал! Погиб навеки!
Анна Николаевна между тем растерла что-то в пальцах, как растирают томительно-сладкий чебрец, понюхала и обернулась к Сотнику.
«Нет, не заметила!» — мелькнуло в голове Ваняты. Это ему только показалось!
Но о чем же они тогда говорят там Сотник и Анна Николаевна? Почему не уходят с его рядка?
Ванята весь взмок, будто выбрался из горячей, дымной бани. По щеке побежала и скатилась за воротник тонкая холодная струйка пота.
Анна Николаевна и Сотник поговорили еще немного и ушли, поглядывая по сторонам на рядки других ребят.
У Ваняты отлегло от сердца. Похоже, все обошлось. Надо же было ему... Он поглядел вслед уходящему агроному, потер занывшую еще больше поясницу, выругал еще раз сам себя и снова принялся за дело. Злость и досада прибавили сил. Он работал без передышки, не пропуская ни одного кустика, ни одного лишнего ростка. Сотрет ладонью набежавшие на лицо капли пота и снова жмет вперед и вперед.
Пришел в себя Ванята и кое-как отдышался только на краю поля, На взгорке дымилась, просыхая на солнцепеке, трава, над легкими малиновыми шапочками дикого клевера суетились пчелы.
Возле корявой, в палец толщиной березки сидел изгнанный с поля Сашка и перематывал вокруг физиономии повязку.
— Эй, ты, иди сюда! — крикнул он.
Ванята помедлил минуту, но все-таки - подошел. Теперь ему только с Сашкой Труновым и водиться.
Постоял рядом, поглядел, как мотает бинты Сашка и, ни к селу ни к городу, спросил:
— Чего это тебя турнули?
Так просто... Нюська говорит, плохо прорываю. Видал такую? Она ко всем цепляется. В том году Тимошка Ходоров ячмень на ферму возил. Ну, а мешок порвался. Одна капелька просыпалась... Нюська увидела и потом целый месяц пилила — и на собраниях и просто так.
—Довела человека до ручки. Пришел он в правление, ударил себя кулаком в грудь и сказал: «Штрафуйте, раз такое дело? У меня от этой Нюськи нервная болезнь развилась»,
Сашка завязал на макушке концы бинта, пощупал для верности повязку и сказал:
— Садись. Курить умеешь?
Ванята смолчал. Он курил всего один раз в жизни, когда нашел на речке вместе с Гришей Самохиным пачку «Казбека». Кажется, это было в третьем классе. Мать отругала его и потом еще долго вспоминала эти проклятые папиросы и замахивалась при случае тряпкой.
