Вожди и оборотни - Виктор Илюхин

Следователем Н. В. Ивановым две ночи с 29 на 30 января и с 30 на 31 января 1988 года содержался в служебном кабинете депутат Нукусского горсовета Каракалпакской АССР Худайбергенов X., работавший заместителем управляющего трестом. Согласия на арест, привлечение его к уголовной ответственности у следователей на тот период не было, поэтому и запирали в кабинете.

X. Худайбергенов, как и названные ранее лица, не совершали преступлений, их содержание под замком — грубый произвол.

Этот произвол был допущен и в отношении начальника отдела вневедомственной охраны Орджоникидзевского РОВД Нурматова. Его долго уговаривали дать показания «о передаче взяток Джамалову — начальнику УВД Ташкентской области. Допросы длились с утра до вечера. После очередного отказа следователь оставил Нурматова на ночь в маленькой комнате, дверь которой запер на ключ.

Оказавшись бесконтрольной, группа Гдляна дошла до того, что осенью 1987 года организовала в Ургенче Хорезмской области свой изолятор для несговорчивых свидетелей, куда людей помещали на несколько суток, оставляли без пищи. И все опять ради той же цели — получения нужных для следствия показаний.

Трезвоня на весь мир о своих заслугах, Гдлян и Иванов хранят гробовое молчание по поводу того, что в их группе, как и в 30-е годы репрессий, распространенный характер носили запрещенные законом ночные вызовы и допросы. Как и в годы репрессий, были следователи-«колуны», которые «выбивали» явки с повинной, готовили людей к признанию. Их задача заключалась в том, чтобы измотать арестованного, заставить признать свою вину, неважно в чем. Важно подготовить его к «признанию», потом подсказывали, что надо говорить. «Колуны», как правило, работали в ночное время. Были и следователи-«пианисты», бездумно печатавшие на машинках показания «подготовленных» для допросов людей.

О наличии «колунов» говорили сами гдляновские следователи. Приведу выдержку из показаний А. Холодова: «В следственной группе существовала так называемая группа «колунов», в состав которой входили или, если точнее сказать, больше всех работали по получению первоначальных показаний Карташян, Мавлянов, Абдурахимов… Могу сказать, что они больше всех получали от свидетелей признательных показаний».

Следователь Бош сообщил: «Как только открывался какой-то участок, то туда сразу же посылали Мавлянова, Карташяна, Абдурахимова. Это были так называемые «колуны». Однажды Мавлянов звонил Гдляну и спрашивал, сколько, на какую сумму надо собрать аризы (явки с повинной — В. И.), чтобы получить чин старшего советника».

Этих «колунов» запоминали многие граждане, проходившие по делам не только в качестве обвиняемых, но и свидетелей.

Главное — не доказательства, не факты, а явки с повинной, которые появлялись через месяц, два, год нахождения в тюрьме.

Умелых «колунов» исправно поощряли. А те даже цинично спрашивали: «Сколько для этого нужно выбить явок?»

Не хотят Гдлян и Иванов рассказать, как они собирали акты ревизий, другие финансовые документы о крупных недостачах, шантажируя ими, получали от торговых работников, должностных лиц признания в передаче взяток «наверх». Расчет простой: или «даешь показания», или сам за «хищение, обман» садишься в тюрьму. При этом никого не тревожило, что под таким заявлением ложь текла рекой. В отношении тех, кто пошел на сделку, дела прекращались, а акты ревизий прятались от судов и прокуроров.

Цинизм и обман, жестокость и презрение к людям в этой грязной игре перехлестывали края. Ощутила их на себе и Камалова Зияда, 1957 года рождения. Она находилась в декретном отпуске по уходу за грудным ребенком. Очередной ее допрос продолжался в прокуратуре почти с 24 часов 2 июня до 1 3 часов 3 июня 1988 года. Все это время ребенок находился на попечении двух других ее несовершеннолетних детей, которые вынуждены были к нему вызвать врача.

В это время муж Камаловой Зияды, мать, свекровь незаконно содержались под стражей, хотя в их действиях не было состава преступления.

Что такое ночные допросы испытали на себе Норумбетовы Абдулла и Алымбай, Наврузов, Хаятов, Артыков, Туркменов и десятки, сотни других людей.

Как и в 30-е годы с арестованными людьми велась активная камерная работа, зачастую сопровождавшаяся психологическим и физическим насилием.

Джамалов — начальник управления уголовного розыска МВД УзССР — вспоминает в связи с этим: «Гдлян и Иванов сказали, что вопроса о сроках следствия и содержания под стражей для них не существует. Тюрьма стала могучим рычагом и помощником Гдляна и Иванова. Не брезговали самыми гнусными методами, любыми средствами для достижения целей. В первые дни после ареста убедившись, что я не пошел по предложенному ими пути, перевели в камеру, где находился ярый уголовник Гафуров Окил, осужденный за разбойное нападение, наркоман. Он знал меня как начальника управления уголовного розыска республики. Гафуров создал в камере невыносимые условия: психическое давление, упреки, оскорбления, нецензурная брань, унижения. Я говорил Гдляну о невыносимых условиях, но он только усмехался».

Стоило только написать заявление — явку с повинной, как Гафурова тут же отправили в колонию. В ходе следствия нам не раз приходилось записывать в протоколы допросов показания лиц об их избиениях гдляновскими следователями. Таких показаний было множество. И не случайно мы предъявили обвинение следователю Пирцхалаве в избиениях допрашиваемых с целью получения от них угодных показаний.

За насилие на допросах последовало обвинение и другим двум следователям-«колунам» Мавлянову, Карташяну. Правда, потом все это перечеркнет Генеральный прокурор Трубин своим беспринципным, угодливым и не основанным на материалах следствия постановлением о прекращении дела.

Чтобы не быть голословным, я сошлюсь на некоторые показания.

A. Саидова, Гадаева заявили, что после ареста их постоянно допрашивал Карташян, неоднократно оскорблял, наносил удары по рукам, плевал в лицо.

Задержанный М. Бурханов рассказал об аналогичных приемах допросов, проводимых Карташяном.

Конечно мне могут возразить, сослаться на то, что к показаниям этих лиц надо относиться критически. Все это так, поэтому мы ими и не ограничились.

Нами был допрошен следователь гдляновской группы Шамсутдинов, который заявил, что он был очевидцем нанесения ударов и плевка в лицо Бурханову следователем Карташяном.

B. Шароевский — член группы Гдляна рассказал: «С Карташяном я проработал недели две и затем заявил Гдляну, что работать с этим человеком отказываюсь, т. к. считаю методы его работы недопустимыми. Гдлян удовлетворил мою просьбу. Немного о методах работы с людьми Карташяна. Как правило, он вызывал на допросы по десять и более человек в день из числа торговых работников, заведующих магазинами и других. Целью работы с этими людьми было получение от них заявления — аризы — о даче взяток руководству. При этом следователи, в том числе и Карташян, не располагали какой-либо предварительной информацией о преступной деятельности допрашиваемых, даже не имели часто данных об их личностях. Исходили из того, что в торговой системе Бухары все завмаги давали взятки… Карташян действовал методом принуждения, создавая для людей трудновыносимые условия. Вызвав десять — двадцать человек к одному часу, он одного приглашал в кабинет, а остальные вынуждены были сидеть и ждать своей очереди на 40–50-градусной жаре во дворе, где нельзя было даже спрятаться в тени… На другой день этих людей вызывал снова и все повторялось. Зимой применялся тот же метод воздействия, только холодом…

По делу Кудратова Карташян допрашивал Гадаеву Алиму. Гадаева не признавала дачу взяток… Я присутствовал при допросах. Он предложил Гадаевой сесть, а затем потребовал, чтобы она ближе подвинулась к столу. Карташян сидел напротив нее и в тот момент, когда у нее уже не было никакой физической возможности выполнить требования Карташяна, он плюнул ей в лицо. Что было дальше я не знаю, т. к. я вышел из кабинета. Почти всегда Карташян при допросах практиковал оскорбления допрашиваемых, в том числе и нецензурной бранью, в том числе и в разговоре с женщинами».

А теперь вспомните ранее приведенные показания репрессированного профессора Плетнева. В них действительно много схожего с тем, что рассказал Шароевский и другие. Однако я еще хочу привести показания оправданного Кахраманова: они, как две капли воды схожи с плетневскими. Его арестовали за получение и передачу взяток. Реабилитировал Кахраманова Верховный суд СССР. За два года тюремной жизни он испытал все ужасы гдляновского следствия.

Гдлян и Иванов требовали от него показаний на «верха», на Москву, на кремлевских работников. Кахраманов естественно и объективно отверг их. А дальше дадим ему самому слово: «Не получив моего согласия, Иванов стал совершенно другим человеком. Он стал кричать на меня, называл на «ты», обзывал «комсомольской шкурой», сволочью, говоря при этом, что все партийные работники — взяточники, называл гадом. Говорил, что ему и Гдляну Политбюро поручило нами заниматься, и как они решат, так и будет. Пинал меня ногами по ногам, плевал в лицо. И вот это обращение меня довело до потери сознания. Раньше со мной никто никогда так не разговаривал. Я работал на руководящих должностях, меня уважали, а тут такое унижение. Он каждое слово сопровождал нецензурщиной, говорил «кончай быть аферистом и мошенником, ты мусор, 20 марта будешь помнить всю жизнь», пальцем тыкал в голову и говорил «гад, подними голову, взяточник». Так было часа два. Затем он вызвал следователя, фамилию его сейчас не помню, а сам ушел и его не было часа три. Возвратился бледным, злым и предъявил мне санкцию на арест, хотя протокол никакой не составлял. Я за санкцию не расписался, долго продолжалось унижение моего достоинства, а затем он начал составлять протокол и то вкратце, вызвал конвойных и сказал «заберите». После месяца такого терзания начались очные ставки с работниками Бухарского УВД. Когда была очная ставка с Рахимовым Ш. А., я сказал Рахимову, что он бессовестный, зачем оговаривает меня, Иванов закричал «молчи, гад», и ударил меня кулаком в лицо, но телесных повреждений у меня не было, толкал в плечо, говорил, чтобы я поднял голову. Рахимов сделал ему замечание, сказал, что так нельзя делать, без разрешения встал, приготовил чай, успокаивал меня, а Иванов говорил ему, не надо обращать внимание, он крупный преступник.