Выбор - Ог Мандино

Луиза раскрыла книгу и прочла сначала про себя, затем вслух то, что я написал.

– Даме моего сердца. Пускай здесь не напечатано ни единого слова, обещаю, следующий автограф поставлю в книге, изобилующей мудрыми мыслями. С любовью к тебе. Марк.

Она положила руки мне на плечи и отклонилась назад.

– Спасибо, милый. Люблю тебя сильно-сильно и горжусь, потому как жена. Не думай о том, что можешь нас подвести. Этому не бывать. Знаешь, Марк, сидя здесь, в окружении книг, совсем неожиданно придумала прекрасное название для нашего маяка.

– Название?

– Ну да. Почему бы и нет? Будь Ирвин Уоллес или Уильям Бакли владельцами этого уникального местечка, спорим, снаружи уже давно висела бы огромная медная табличка с названием.

– Понятно. И несмотря на то что я не продал издателям ни единого слова, ты уже причислила меня к Уоллесу и Бакли?

Оттолкнув меня, она вскочила.

– Так все же желаешь ты услышать название или нет?

– Выкладывай!

Луиза направилась к полкам с книгами, посвященных успеху, пробежалась пальцами по корешкам. Затем, вскинув руки высоко над головой, указывая на взмывающие вверх ряды полок, воскликнула:

– Впредь, мистер Кристофер, маяк будет называться Башней Успеха! Окруженный этими прекрасными стенами, наполненными знанием и мудростью, ты будешь ваять предложения и абзацы настолько впечатляющие, что они, будто луч маяка, укажут путь всему миру. Обещаю!

Из небольшого холодильника Луиза достала бутылку вина «Chablis», мы чокнулись. Маяк был официально окрещен.

– Остается надеяться, – вздохнул я под звон бокалов, – что мне достанется хотя бы десятая часть успеха предшественника. Знаешь, бывает, когда завывает ветер и поскрипывает винтовая лестница, кажется, словно Джошуа Кройдон спускается по ступенькам, чтобы предъявить права на свой маяк.

– Кстати, я кое-что вспомнила! – воскликнула Луиза. – Не сходи с места!

Она подбежала к старому столу и вернулась с небольшим свертком в золотой фольге.

– Счастливого Рождества, писатель!

Прежде чем разорвать упаковку, я несколько минут вертел подарок в руках. Там была книга. Не с пустыми страницами, а старое потрепанное издание «Известных изречений» Джона Бартлетта. Луиза внимательно наблюдала за мной, а я, открыв фолиант, онемел от удивления. На внутренней стороне обложки зелеными чернилами было выведено: «Джошуа Кройдон, 1947».

– Откуда это?

– Нашла в старом столе, на второй день после переезда. Миссис Кройдон оставила тебе стол и печатную машинку. Уверена, она знала и о книге, лежавшей в одном из выдвижных ящиков, не иначе, хотела подарить тебе. Почти два года я хранила ее в своем шкафу. Надеялась, что она станет особенным подарком к первому Рождеству после окончания работы над твоей книгой.

– Истинное сокровище, – произнес я, поглаживая выцветшую обложку.

– И это еще не все. Видишь закладку? Она была в книге на той же самой странице, что и теперь. Открой и посмотри.

Страница 926. Теми же зелеными чернилами, что и надпись на обложке, было обведено четверостишие из стихотворения Джеймса Элроя Флеккера, английского поэта начала двадцатого века, как я узнал позднее.

Луиза взяла у меня книгу. Ее голос всего на малость превышал шепот.

– Хочешь услышать слова, выделенные мистером Кройдоном?

Я кивнул.

– Хорошо, закрой глаза.

Закрыл. Ожидание продлилось с минуту.

– Готов? – уточнила она.

Эхо разнесло слова по всему маяку. Я открыл глаза. Луиза стояла, опираясь на перила винтовой лестницы где-то на середине пути до вершины маяка!

– Ты что там делаешь? – воскликнул я.

– Просто закрой глаза и слушай, тогда узнаешь!

Снова закрыл глаза и услышал…И хоть тебя я не увижу никогда,Ты никогда мне руку не пожмешь.Слова привета через мили и года,Тебе я шлю. Я знаю – ты поймешь.

VI

ЛУИЗА И МАЛЬЧИКИ ДАВНО СПЯТ. Я засиделся в маяке, уставившись на клавиши печатной машинки, проведя так чуть ли не весь день, поскольку произошли события, оказавшиеся настолько болезненными и неприятными, что о них тяжко вспоминать, а уж доверить бумаге и того тяжелее. Однако должен. Время несется неумолимо.

Наш почтовый ящик находился внизу холма, но однажды утром в конце февраля мистер Слэттери подъехал на своем почтовом фургончике по заснеженной дороге прямо к дому и вручил мне объемистую желто-коричневую бандероль. Затем с сожалением поведал, что с меня причитается четыре доллара и шестьдесят четыре пенса за доставку.

Уплатив указанную сумму, я отнес сверток на кухню и вскрыл упаковку. Луиза молча наблюдала. Ответ издателей был краток. Они чрезвычайно благодарны за возможность ознакомиться с моей книгой, но выражают сожаление по поводу того, что она не соответствует их текущим планам по книгоизданию.

Как правило, время врачует самые грустные воспоминания, но я до сих пор отчетливо помню, как страшно скрутило живот от внезапного понимания того, что «Ключ к лучшей жизни» отвергнут.

Луиза подсела ко мне за стол, проигнорировав письмо. Ее больше удручало плачевное состояние рукописи, которую она так старательно подготовила.

– Марк, ты только взгляни на страницы. Почти все помяты или согнуты.

– Думаю, это произошло по нашей вине, милая. Нам следовало вложить плотный конверт с обратным адресом и оплаченной доставкой, тогда все вернулось бы в целости и сохранности. Возможно, стоит поблагодарить их – отослали ведь рукопись назад.

– Не беда. Напечатаю ее снова. У нас есть две печатные копии, но я где-то читала, что редакторы предпочитают читать оригинал. И нечего смотреть букой. Просто это испытание Господне. Подумаешь, отказали разок, не о чем беспокоиться. Ты разве не знаешь, что «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»[11] была отвергнута двадцать раз, прежде чем ее издали.

Дней через пять я отнес только что набранный экземпляр книги на почту и отправил в следующее издательство из составленного нами списка. На этот раз предусмотрительно вложил плотный конверт с обратным адресом и тем же вечером после ужина объявил, что устроился на новую работу и приступаю к ней завтра, рано утром.

– Где, пап? – одновременно выпалили Тодд и Гленн.

– На лесопилке.

– И что там станешь делать?

– Буду работать в бригаде, подавать большие сосновые бревна к пилам, которые их распиливают на нестроганые доски.

– Нет, не будешь, Марк! – воскликнула Луиза, сильно побледнев.

– Нет, буду. Я подал туда заявление задолго до Рождества, а когда заехал к ним сегодня после того, как съездил на почту, они меня приняли. Почти год после окончания средней школы я занимался чем-то подобным на заводе в Бангоре. За меня не беспокойся.