Дорогой Джон - Николас Спаркс

— Совсем как верховая езда, — кивнула Саванна.

— В каком смысле?

— Тоже позволяет услышать собственные мысли. Поэтому я люблю ездить верхом.

Я пришел несколько минут назад — лучшие волны бывают по утрам. Сегодня утро выдалось ясное, на небе ни облачка — значит, нас ждет жаркий день и на пляже снова будет не протолкнуться. Саванна, завернувшись в полотенце, сидела на ступеньке лестницы перед большим кострищем вчерашнего bonfire.[6] Хотя студенты наверняка гудели до поздней ночи, нигде не было видно ни клочка мусора и ни одной пустой банки. Новоявленные строители начали расти в моих глазах.

Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Несколько минут у кромки воды я объяснял Саванне азы серфинга, показывая, как надо запрыгивать на доску. Когда Саванна решила, что готова к практическим упражнением, я подхватил доску и вошел в воду. Саванна последовала за мной.

В этот ранний час серферов было мало — исключительно те, кого я видел накануне. Я соображал, где лучше встать, чтобы дать Саванне достаточно места, когда спохватился, что ее нет рядом.

— Подожди, подожди! — раздалось за моей спиной. — Стой, стой…

Я обернулся. Саванна балансировала на цыпочках, ежась от первых брызг, попавших ей на живот, вмиг покрывшись гусиной кожей. Она вытягивалась, словно пытаясь стать повыше и оказаться дальше от воды.

— Ой-ей, мне нужно привыкнуть… — Часто-часто дыша, она зябко обхватила себя руками. — Ух ты, как холодно, свящ-щенная корова!

Священная корова? Да, в армии выражаются покрепче.

— Ничего, сейчас привыкнешь, — фыркнул я.

— Ух, как я не люблю мерзнуть! Терпеть не могу мерзнуть!

— Ты же живешь в горах, где снег идет!

— Да, но у нас, знаешь ли, есть всякие штуки под названием куртки, перчатки и шапки, поэтому терпимо даже зимой. И у нас нет привычки первым делом с утра нырять в ледяную воду!

— Смешно, — похвалил я.

Она уже вовсю подпрыгивала на месте.

— Ага, очень смешно! Ну, бли-ин…чики!

Блинчики! Я уже не сдерживал улыбку. Дыхание Саванны стало ровнее, хотя мурашки не исчезли. Она отважилась еще на один крошечный шажок вперед.

— Лучше сразу прыгнуть в воду и резко присесть, чем мучить себя сантиметр за сантиметром, — сказал я.

— Ты делаешь по-своему, а я буду делать по-своему, — отозвалась она, не проявив уважения к моей мудрости. — Поверить не могу, что ты пришел в такую рань. Я думала, ты появишься днем, когда температура воды будет выше нуля.

— Вода почти восемьдесят градусов![7]

— Да, да, — пробурчала Саванна, немного акклиматизировавшись. Разведя руки, она еще несколько раз глубоко вздохнула и погрузилась, наверное, на дюйм. Сдерживаясь, она плеснула пару шлепков воды на руки выше локтей. — О'кей, я уже иду к тебе.

— Не беги, выжди сколько надо…

— Выжду, спасибо, — бросила она, не обращая внимания на иронию. — О'кей, — сказала Саванна больше для себя, чем для меня, и сделала шажок вперед, затем еще один. На ее лице застыло выражение сосредоточенности. Мне очень нравилась эта мина — серьезная, напряженная и забавная. — Хватит надо мной смеяться, — возмутилась Саванна, подняв на меня глаза.

— Я молчу!

— А про себя смеешься, я по лицу вижу!

— Ладно, не буду.

Наконец она подошла ко мне. Стоя в воде по плечи, я придерживал доску, пока Саванна на нее забиралась, и старался не слишком откровенно пялиться на девичьи прелести (что было нелегко, учитывая превосходный обзор). Я с трудом переключился на волны, равномерно накатывавшиеся из-за спины.

— Что теперь?

— Помнишь, что надо делать? Сначала сильно гребешь, потом хватаешься за доску с обеих сторон ближе к носу и прыжком вскакиваешь на ноги.

— Поняла.

— Сперва это немного трудно. Не удивляйся, если упадешь. В случае чего не сопротивляйся волне, катись вместе с ней к берегу. Мало у кого получается с первого раза.

— О'кей, — сказала Саванна. Оглянувшись, я увидел, как катится небольшая волна.

— Приготовься… — скомандовал я, следя за волной. — Так, начинай грести…

Когда волна ударила мне в спину, я с силой толкнул доску, придав ей некоторое ускорение, и Саванна поймала волну. Не знаю, чего я ожидал, но уж точно не думал, что она вскочит на ноги, легко выпрямится и, безупречно балансируя, прокатится на волне до самого берега, где сила волны наконец иссякла. На мелководье Саванна спрыгнула с замедлившей ход доски и эффектно повернулась ко мне:

— Ну как?

Несмотря на разделявшее нас расстояние, я не мог отвести от нее глаз. «Ох, парень, — подумал я, — ты в серьезной опасности».

— Я несколько лет занималась гимнастикой, — призналась Саванна. — И у меня всегда было хорошее чувство равновесия. Нужно было тебя предупредить, когда ты намекал, что я непременно шлепнусь в воду.

Мы провели в воде больше полутора часов. Всякий раз Саванна удачно вскакивала на ноги и с легкостью мчалась к берегу. Она еще не умела управлять доской, но я видел — если она захочет, это лишь вопрос времени.

Накатавшись, мы вернулись к дому. Я остался ждать внизу, Саванна поднялась наверх. Встали еще не все сопливые строители: три девушки расслабленно озирали океан с веранды, остальные, видимо, еще отлеживались после вчерашней гулянки. Через пару минут Саванна спустилась в шортах и футболке, неся две чашки кофе, и присела рядом со мной на ступеньку. Мы пили кофе и смотрели на океан.

— Я не говорил, что ты обязательно шлепнешься, — решил я внести ясность. — Просто сказал — если упадешь, катись к берегу вместе с волной.

— Угу, — проворковала она, и выражение лица у нее было самое озорное. — Как кофе, ничего?

— Отличный, — искренне похвалил я.

— Не могу с утра без кофе. Это мой единственный порок.

— Каждый человек должен иметь какой-нибудь порок.

Она взглянула на меня:

— А у тебя какой?

— Я беспорочен, — сообщил я. К моему удивлению, Саванна игриво пихнула меня в бок:

— Ты в курсе, что вчера была первая ночь полнолуния?

Я был в курсе, но счел за лучшее не сознаваться.

— Правда?!

— Я обожаю полную луну с самого детства. Мне нравится думать, что это какое-то предзнаменование. Наверное, полная луна предвещает что-нибудь хорошее — например, если совершил ошибку, еще будет шанс начать все заново.

Она замолчала и немного посидела, поднеся чашку к губам. Я смотрел, как причудливо изогнутые струйки пара гладят ее по лицу.

— Какие на сегодня планы? — спросил я.

— Сегодня у нас совещание, а больше ничего, кроме храма. Но это для меня и для тех, кто захочет присоединиться. Кстати, который час?

Я взглянул на часы.

— Начало десятого.

— Уже? Значит, у меня нет времени: служба начинается в десять.

Я кивнул, понимая, что наше совместное время почти истекло.

— Пойдешь со мной? — услышал я.

— В церковь?

— Да, в храм, — сказала Саванна. — Разве ты не хочешь?

Я не знал, что сказать. Видимо, для нее это было важно, и хотя я знал, что мой ответ ее огорчит, лгать не хотелось.

— Не очень, — признался я. — Я не был в церкви много лет. Ребенком ходил, но потом… — Я не закончил фразу. — Не знаю почему.

Саванна вытянула ноги, ожидая, не прибавлю ли я что-нибудь. Не дождавшись, она приподняла бровь:

— Ну так что?

— Что — что?

— Хочешь пойти со мной или нет?

— Ну не в этом же идти! Я в любом случае не успею зайти домой и принять душ. Иначе бы я пошел.

Саванна критически осмотрела меня с ног до головы.

— Хорошо. — Она похлопала меня по колену. Уже второй раз она прикоснулась ко мне. — Я принесу тебе одежду.

— Выглядишь отлично, — заверил меня Тим. — Воротник немного тесен, но на вид не скажешь.

Из зеркала на меня смотрел незнакомец в камуфляжных штанах, наглаженной рубашке и при галстуке — не помню, когда я в последний раз надевал галстук. Я не был уверен, нравится ли мне это или нет. Тим Уэддон, напротив, преисполнился чересчур горячим энтузиазмом, узнав о наших планах.

— Как она тебя уговорила? — удивлялся он.

— Сам не понимаю!

Тим засмеялся, завязывая ботинки, и подмигнул.

— Я говорил, что ты ей понравился!

У нас в армии есть капелланы, и большинство из них весьма приличные парни. На базе я имел возможность пообщаться сразу с двумя капелланами. Один из них — Тед Дженкинс — оказался из тех людей, которые сразу вызывают доверие к себе. Он не притрагивался к спиртному, и не то чтобы мы считали его своим, но всегда были рады, когда он заходил. У Теда была жена и парочка спиногрызов, и на службе он оттрубил уже пятнадцать лет. О семейных и армейских проблемах Дженкинс знал не понаслышке, и если тебе требовалось поговорить, он внимательно слушал. Выкладывать абсолютно все капеллану не стоило — Тед имел офицерское звание и весьма сурово обошелся с двумя парнями из моего отделения, которых черт дернул пооткровенничать со святым отцом насчет своих эскапад. Но, видите ли, Тед Дженкинс был такой человек, что ему все равно хотелось все рассказать. Не знаю, чему это можно приписать, кроме того, что он хороший человек и чертовски славный армейский капеллан. Он говорил о Боге запросто, почти как о приятеле, без назидательности, которая меня бесит, и никого не заставлял посещать воскресные службы. Он как бы оставлял решение на совести каждого. В зависимости от обстановки и степени опасности он мог говорить с одним-двумя солдатами или с целой сотней. Прежде чем нашу часть послали на Балканы, Тед успел окрестить, наверное, человек пятьдесят.