Денарий кесаря - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одет мужчина был в короткую шубку из искусственного каракуля или, как называли такие, «на рыбьем меху». На голове потертая кроличья шапка. На ногах – ботинки, подошвы которых давно нуждались в срочном ремонте.
Минут пять он ехал спокойно, но вдруг привстал и с озабоченным видом принялся рыться во всех карманах. Наконец, отыскал маленький бумажный пакетик и развернул его. Там находилась почти такая же по размерам, как и приготовленная к оплате монетка. Мужчина с облегчением выдохнул, сел и, крепко зажав ее в кулаке, снова блаженно закрыл глаза…
Очнулся он от грубого толчка в плечо.
- Эй! – раздался над головой хрипловатый со сна женский голос. – А за проезд кто будет платить?
Не открывая глаз, мужчина протянул заранее приготовленные десять копеек, задержал ладонь, чтобы получить билет со сдачей, но вместо этого услышал возмущенный крик:
- Нет, вы только посмотрите на него! Думает, раз бабка старая, то ей уже можно все, что угодно, подсовывать?!
Мужчина, открыв глаза, посмотрел на то, что осталось у него руке и, увидев, что кондуктор размахнулась, чтобы вышвырнуть отданное им в открывшуюся на остановке дверь, испуганно ахнул:
- Что вы делаете?! Погодите!!!
Он всунул в ладонь кондуктору десять копеек, схватил уже готовую полететь в лужу монетку, и виновато принялся объяснять:
- Простите!.. Я вам по ошибке дал совсем не то, что хотел!
Однако разошедшуюся не на шутку женщину уже трудно было остановить.
- Вот народ! – на весь автобус продолжала шуметь она. - То дореформенные двадцать копеек, то медные кружочки, а то и пуговицы вместо денег всучить норовят! И еще сдачи с них требуют! И-эх! А еще интеллигентный с виду человек!
- Какие кружочки? Какие пуговицы! – мужчина, вспыхнув, прижал к груди ладонь, то ли успокаивая сердце, то ли заверяя кондуктора в правоте своих слов. - Да вы даже представить себе не можете истинной ценности этой монеты! Она… дороже этого автобуса!.. А то и всего вашего автопарка! Мне теперь и сдачи-то никакой не надо!
Но женщина, как была, так и осталась при своем мнении.
- Положено, значит берите! – отрезала она. И насильно всунув сдачу в руку продолжавшего отказываться пассажира, с чувством исполненного долга удалилась на свое место.
Мужчина растерянно посмотрел на новенькие пять копеек 1988 года, не зная, что теперь с ними делать. Заметив, что старушки поднялись, чтобы выйти на площади, около которой была церковь, он подошел к ним и попросил:
- Тогда уж поставьте, пожалуйста, на них свечку, что ли…
Одна из старушек с доброй улыбкой взяла пятак, а другая строго спросила:
- Как звать-то?
- Кого? – не понял мужчина.
- Ну, вас или того, за кого ее ставить!
- А-а… Василий Иванович! - понимающе кивнул мужчина и на всякий случай добавил: - Голубев.
- Для Господа Бога достаточно и одного имени! – заметила строгая старушка и деловито уточнила: - О здравии или упокоении?
- Зачем за упокой? Конечно, о здравии! - испугался мужчина и просительно улыбнулся: - И… если можно, еще - на удачу!
- Это не скачки на ипподроме, чтобы на что-то ставить! – с укором начала стыдить его строгая старушка, но та, что добрее, успокаивающе шепнула:
- Поставим-поставим… Не сомневайтесь – Господь поможет!
Трогательно помогая одна другой, старушки спустились по ступенькам. А Василию Ивановичу Голубеву еще нужно было ехать две остановки до вокзала, где, как можно скорее выскакивать из автобуса, и снова бежать, чтобы успеть на первую электричку…
2
Василий Иванович никак не мог согласиться с этим…
Прислонившись к холодному стеклу едва протапливаемого вагона, Василий Иванович снова прикрыл глаза и, прикрывая ладонью рот, сладко зевнул. Больше всего в жизни он не любил ранних подъемов и больших скоплений народа, когда, как говорится, яблоку негде упасть. Поэтому рыбалки и футбол на стадионах были не для него. Нет худа без добра – из-за больного сердца не пришлось служить и в армии, с ее многолюдной казармой и ежедневным криком дневального ни свет ни заря: «Рота, подъем!»
Но вот ведь порой как бывает в жизни: уже скоро год, как эти две самые ненавистные вещи раз в неделю становились для него самой большой, долгожданной радостью. Да что радостью – настоящим праздником!
Все дело было в том, что каждое воскресенье Василий Иванович ездил в Москву, в клуб нумизматов.
Василий Иванович достал из нагрудного кармана листок бумаги, в котором с вечера записал, что нужно сделать сегодня, и принялся изучать его. В нем было всего три записи. Первая гласила: «Передать д.Т. – А.Т.»
«д.Т» – означало денарий римского императора Тиберия. «А.Т.» - Ашоту Телемаковичу, одному из самых известных и уважаемых в стране собирателей монет времен античности.
Крупные коллекционеры, как правило, не обменивались напрямую друг с другом. Они предпочитали иметь между собой дела через посредников. То ли былые конфликты были тому причиной. То ли нежелание показывать что-либо из своей коллекции. А может, виной всему была обычная человеческая зависть...
Появление в клубе честного, порядочного учителя истории, не требовавшего ничего за свои услуги, сразу привлекло внимание этих людей. Они стали совершать обмены через него и в качестве благодарности - Василий Иванович принципиально отказывался от денег - дарили ему по дешевой, как правило, неколлекционной античной монете. Но он был рад и этому. В отличие от настоящих нумизматов, ценивших кладовые монеты отличной сохранности, Василий Иванович даже любил такие - потертые и с царапинами. Они живо будили его фантазию. Да и как иначе? Ведь на них были следы того, как их роняли на мостовую рассеянные эллинские философы и поэты… небрежно швыряли на столы таверн гулявшие на суше моряки… деловито клали на прилавки трудолюбивые ремесленники… осторожно протягивали посланные за покупками рабы… крепко держали в испещренных шрамами руках при получении жалованья от суровых командиров греческие гоплиты, македонские фалангисты, парфянские лучники, римские легионеры…
На настоящие коллекционные монеты, цена которых достигала порою астрономических сумм, он любовался от нескольких минут до целой недели и затем без особого сожаления расставался с ними, передавая законным владельцам.
Василий Иванович еще раз полюбовался денарием, спрятал его поглубже в карман и перевел глаза на вторую строку записки:
«Подготовить рассказ для комиссии из Москвы».
Это была тоже приятное и совсем необременительное задание.
Все началось несколько лет назад. Однажды Василий Иванович принес в класс две копейки 1812 года и, когда до конца урока оставалось минут десять, пустил эту монету по рядам, рассказав тут же, на ходу придуманную историю. С тех пор и повелось: каждый раз он приносил в класс такие материальные подтверждения событиям и лицам, о которых шла речь на уроке, и ученики ждали этих рассказов, как самого настоящего праздника. Они готовы были задержаться даже на всю большую перемену, если их любимый учитель не успеет вовремя дойти до конца. А директор школы, естественно, приводил к нему на урок все комиссии, и те оставались в полном восторге. Еще бы: учитель истории - кандидат наук, да еще и такие интересные рассказы!
Вот и вчера директор подошел к нему и сообщил, что будет серьезная комиссия из Москвы.
- Уж не подведи нашу матушку школу, – попросил он, наполняя речь поэтическими словесами, так как подменял в эти дни заболевшую учительницу литературы. – Очаруй, их, заворожи, чтобы не заметили у нас недостатков!
И предложил использовать один из самых лучших, уже опробованных на прежних уроках, рассказов.
С этим Василий Иванович никак не мог согласиться.
- Не могу я рассказывать ребятам одно и то же! – решительно возразил он. - Придумаю что-нибудь новое!
- Ладно! – зная несговорчивый характер своего историка, вынужден был сдаться директор и предупредил. - Но только, чтобы это было не хуже прежних!
«Не будет!» – улыбнулся Василий Иванович.
К счастью, нумизмат, совершавший обмен с Ашотом Телемаковичем, подарил ему в прошлое воскресенье большую бронзовую монету римского императора Максимина Фракийца. Даже по портрету на ней было видно, что этот бывший крестьянин был провозглашен легионами после убийства законного императора, благодаря своей огромной физической силе и непомерной жестокости.
