Барабаны осени. О, дерзкий новый мир! - Диана Гэблдон

— Впрочем, он услышит правильную погребальную песнь! — Дункан воинственно оглядел Джейми, Фергуса, Яна… — Почему бы и нет?

Джейми не был пьян, но не был и по-настоящему трезв. Он усмехнулся Дункану и приветственно поднял свою кружку.

— В самом деле, почему бы и нет? — воскликнул он. — Только придется ее петь тебе, Дункан. Остальные не знали Гэйвина, а я не певец. Но я буду тебе помогать.

Дункан величественно кивнул, его налитые кровью глаза обежали нас. Без предупреждения он откинул назад голову и испустил ужасающий вой. Я подпрыгнула на месте, выплеснув себе на колени половину эля. Ян и Фергус, явно слыхавшие прежде гэльские причитания над покойниками, даже глазом не моргнули.

Во всей таверне скамьи разом скрипнули, отодвигаясь, когда мужчины встревоженно вскочили на ноги, хватаясь за пистолеты. Барменша выглянула из буфетной, ее глаза были по плошке. Ролло мгновенно проснулся с оглушительным «Гав!» и принялся дико озираться, оскалив клыки.

— «Tha sinn cruinn a chaoidh ar caraid, Gabhainn Yayes», — загремел Дункан хриплым баритоном. При моем знании гэльского я перевела это как: «Мы пришли, чтобы поплакать и воззвать к небесам о нашем потерянном друге, Гэйвине Хайзе».

— Eisd ris! — прогудел Джейми.

— Rugadh e do Sheumas Immanuel Hayes agus Louisa N'ic a Liallainn an am baile Chill-Mhartainn, ann an sgire Dhun Domhnuill, anns a bjliadhnaseachd ceud deug agus a haon! — «Он был рожден Симусом Эммануэлем Хайзом и Луизой Макэлан, в деревне Килмартин, в церковном приходе Доудэнил, в году от рождения Христова тысяча семьсот первом».

— Eisd ris! — на этот раз Фергус и Ян изобразили хор, а я перевела их рев как: «Слушайте его!»

Ролло явно не одобрял ни строфы, ни припев; его уши прижались к голове, желтые глаза сузились до едва заметных щелочек. Ян успокаивающе почесал лоб зверюги, и тот снова улегся, негромко рыча по-волчьи сквозь зубы.

Присутствующие, догадавшись наконец, что им ничто не грозит, и без сомнения утомившись вокальными упражнениями пьяной угловой компании, снова расселись по местам, наслаждаясь представлением. К этому времени Дункан в своем перечислении добрался уже до овец Гэйвина Хайза, назвав их поименно и сообщив, что Гэйвин оставил свою ферму, отправившись за своим лордом к Калодену, — и многие из сидевших за соседними столами с энтузиазмом присоединились к хору, выкрикивая: «Èisd ris!» и в такт колотя кружками по столам, совершенно не интересуясь смыслом слов и причиной их произнесения.

Дункан, пьянее, чем когда-либо, уставился на солдат по соседству злобным взглядом; пот заливал его лицо.

— A Shausunnaich na galladh, 's olc a thig e dhuibh fanaid air bas gasgapch. Gun toireadhnan diabhum fliein leis anns a bhas sifh, direach do Fhirinn!» — «Злобные английские собаки, пожиратели дохлой рыбы! Мор нападет на вас за то, что вы смеялись и веселились, видя смерть прекрасного человека! Может быть, сам дьявол явится за вами в час вашей смерти и утащит прямиком в ад!»

Ян слегка побледнел при этих словах, а Джейми угрожающе прищурился на Дункана, но оба дружно рявкнули: «Èisd ris!» вместе со всей толпой.

Фергус, охваченный вдохновением, встал и пустил по кругу шляпу, — и пьяные гости таверны, подогретые пивом и громогласной песней, стали с удовольствием бросать в нее монеты, платя за счастье слышать то, как их ругают на все корки.

Я могла выпить столько же, сколько многие из мужчин, но мочевой пузырь у меня был не такой крепкий. Да еще и голова кружилась от шума и духоты не меньше, чем от алкоголя, — так что я встала и, прихватив с собой кружку с элем, выбралась из-за стола, протолкалась через толпу и вышла на свежий воздух, в сумерки.

Было все еще жарко и влажно, хотя солнце давно уже опустилось за горизонт. Но все же здесь было немного легче дышать, чем внутри, и еще несколько человек вышли следом за мной.

Избавившись от внутреннего напряжения, я с кружкой устроилась на колоде для рубки дров, глубоко дыша. Ночь была ясной, и яркий полумесяц заливал серебром воды залива. Наш фургон стоял совсем рядом, но я могла рассмотреть лишь его смутные очертания — в свете, лившемся из окон таверны. Похоже, тело недавно почившего Гэйвина Хайза лежало там. Я понадеялась, что он получил истинное удовольствие от погребальной песни.

Дункан наконец иссяк. И чей-то высокий тенор, неуверенный из-за количества выпитого, но тем не менее нежный и сладкий, затянул нечто знакомое, перекрывая бормотание множества голосов.

Старый Анакреон в небесах воссиял,Дети муз к нему просьбу отправили смело:Чтоб он их вдохновлял, чтоб он их защищал;И из Греции древней в ответ прилетело:Пой, бездельничай, пей,Ни о чем не жалей,Мое имя на пользу себе оберни…

Голос певца сорвался на «пой, бездельничай, пей», но он упрямо продолжил, несмотря на смех слушателей. Я криво улыбнулась, когда он выдал очередной куплет:

И раздвойся, как я, вот тебе мой совет,Мирт Венеры и Баха вино…

Я подняла кружку, салютуя гробу на колесах, и чуть слышно повторяя за певцом последние строки:

О, ответь, вьется все еще звездное знамяНад свободной землей, над землей храбрецов?..

Я выпила все до дна и долго сидела молча, ожидая, когда выйдут мои мужчины.

Глава 2

Мы встречаемся с призраком

— Десять, одиннадцать, двенадцать… и два, и шесть… один фунт восемь шиллингов шесть пенсов и два фартинга! — Фергус торжественно опустил последнюю монетку в тканый кисет, затянул шнурок и протянул кисет Джейми. — И три пуговицы, — добавил Фергус, — но их я оставил тут, — он похлопал себя по боковому карману.

— Мы расплатились с хозяином? — спросил меня Джейми, взвешивая на руке тяжелый мешочек.

— Да, — заверила я его. — У меня еще осталось четыре шиллинга и шесть пенсов, ну, и то, что собрал Фергус.

Фергус скромно улыбнулся, и его ровные белые зубы блеснули в слабом свете, сочившемся из окна таверны.

— У нас теперь хватит денег на похороны, да, — сказал он.

— Доставим мсье Хайза к священнику прямо сейчас, или подождем до утра?

Джейми, неподвижно застыв на краю гостиничного двора, нахмурился в сторону фургона.

— Я что-то не думаю, что священник бодрствует в такой час, — сказал он наконец, глянув на встающий месяц. — Хотя…

— Мне бы не хотелось возить его с собой, — сказала я. — Нет, я вовсе не хочу тебя обидеть, — поспешила я извиниться в сторону фургона. — Но если мы собираемся ночевать в лесу, то… э-э… запах… — Запах пока что был не слишком сильным, но стоило отойти от таверны, из которой несло невесть чем, и сразу же отчетливо ощущался душок, тянувшийся из фургона. В конце концов, это была нелегкая смерть, а день был по-настоящему жарким.

— Тетя Клэр права, — заявил Ян, машинально потирая нос.