Миллион завтра. На последнем берегу. Космический врач - Боб Шоу

Плит коснулся пальцами висящей у него на груди золотой безделушки в форме сигары, и его губы выгнулись в еще более крутую дугу.

— Полностью с тобой согласен, — сказал он. — Именно этого мы и ждали.

Оба удовлетворенно переглянулись, понимая друг друга без слов, как могли только остывшие, прожившие уже много десятков лет.

— А что дальше? — вставил Карев. — Вы сообщите это общественности?

— Нет! — воскликнул Баренбойм, наклоняясь над столом. — Еще не время. Соблюдение тайны в эту минуту важнее, чем когда бы то ни было, до тех пор, пока химический состав субстанции Е.80 не будет защищен патентом.

— Понимаю.

— Кроме того — надеюсь, Вилли, ты не обидишься на меня за эти слова — хорошо было бы подождать конца беременности, чтобы убедиться, будет ли она доношена и родится ли ребенок нормальным.

— Нет, я не обижусь.

— Отличный ты парень! — Баренбойм откинулся на стуле. — Мэнни! Ну и дурни же мы! Сидим тут и говорим только о делах, и совсем забыли поздравить нашего молодого коллегу.

Плит расцвел так, что его красное, как будто начищенное щеткой лицо, засветилось еще более сильным румянцем, но ничего не сказал.

Карев глубоко вздохнул.

— Не нужно меня поздравлять, — сказал он. — Честно говоря, мы с Афиной расстались. На какое-то время, конечно, на пробу.

— Да? — Баренбойм нахмурил брови, изображая беспокойство. — Немного странное время для разлуки.

— Это длится у нас уже около года, — врал Карев, вспоминая, как выскочил из дома-купола всего через несколько секунд после оскорбления Афины. — А поскольку мы ждем ребенка, для нас это может быть лучшим, последним шансом, чтобы окончательно определить, что, собственно, нас объединяет. Надеюсь, это не перечеркнет ваших планов.

— Конечно, нет, Вилли. Но как ты собираешься жить?

— Именно об этом я и хотел с вами поговорить. Я знаю, что моя особа важна для изучения Е.80 — мистер Плит назвал меня подопытным кроликом за миллиард долларов — но я хочу на какое-то время уехать за границу.

Баренбойм остался невозмутим.

— Это можно устроить без труда, — сказал он. — У нас есть филиалы во многих городах мира. Впрочем, тебе об этом знать ни к чему. Куда ты хотел бы отправиться?

— Мне бы не в городе, — ответил Карев, беспокойно вертясь на стуле. — Фарма по-прежнему заключает контракты с бригадами антинатуристов?

Баренбойм сначала взглянул на Плита и только потом ответил.

— Да. У нас меньше контрактов, чем прежде, но мы все же поставляем и применяем биостаты во многих оперативных районах.

— Именно этим я и хотел бы заняться, — сказал Карев, торопившийся высказать свое, прежде чем его прервут. — Я знаю, что в такой ситуации не имею права рисковать, но мне хочется на некоторое время бросить все. Я хотел бы пойти добровольцем в бригаду антинатуристов.

Он замолчал, ожидая отказа Баренбойма, но, к его удивлению, председатель кивнул головой, а на лице его появилась улыбка.

— Значит, хочешь остудить парочку натуристов? — сказал он. — Знаешь, иногда они выбирают смерть сдаче… Это тебя не пугает?

— Пожалуй, нет.

— Как ты сам сказал, Вилли, с точки зрения нашей фирмы в игре появляется некоторый риск, — говоря это, Баренбойм снова взглянул на Плита. — Однако, с другой стороны, благодаря этому ты на несколько месяцев исчезнешь из поля зрения, что было бы совсем неплохо. С момента подачи патента вопрос обеспечения безопасности станет еще более трудным. Как ты считаешь, Мэнни? Плит улыбался своим мыслям.

— В этом есть резон, но я не уверен, понимает ли наш молодой коллега, во что хочет влезть. Навязывание кому-то бессмертия против его воли является самым худшим видом насилия над человеком.

— Вздор! — резко запротестовал Баренбойм. — Я убежден, что Вилли продержится в бригаде антинатуристов несколько месяцев. Ты возьмешь это с ходу, правда, сынок?

В первый момент Карев не знал, что ответить, но потом вспомнил Афину и понял, что должен немедленно отправиться в далекое путешествие, на случай, если захочет простить ее, охваченный слабостью или безумием.

— Я справлюсь, — обреченно ответил он.

Часом позже он спускался на скоростном лифте вниз. В саквояже лежал официальный перевод в группу Фармы в бригаде антинатуристов. Поскольку несколько минут назад кончился рабочий день, внизу было еще полно людей. Он с интересом смотрел на прохрдящих мимо техников и служащих, думая, почему то, что он отправляется в Африку, так меняет отношение к нему. «Я, наверное, сплю, — подумал он. — Слишком легко все это получилось…»

— Привет, Вилли, — раздался за его спиной чей-то голос. — Я не ослышался? Говорят, что вырываешься в мир из-под опекунских крыльев Фармы. Не могу в это поверить. Скажи, что это не так.

Повернувшись, Карев заметил заросшее лицо Рона Ритчи, высокого блондина, исполнительного двадцатидвухлетнего парня, работавшего в отделе биопоэзы на должности младшего координатора продажи.

— Нет, это правда, — ответил он. — Я не мог больше выдержать на одном месте.

Ритчи сморщил нос и улыбнулся.

— Я горжусь тобой, парень. Другие в твоем возрасте, как только закрепятся, начинают изучать философию, а ты, прыгая от радости, едешь в Бразилию.

— В Африку.

— Во всяком случае, куда-то далеко. Пойдем отметим это, выпьем, покурим.

— Но… — Карев умолк, поскольку только сейчас до него дошло, что жены и дома, где он мог бы провести вечер, у него нет. — Последнее время я много пил и теперь хочу ограничиться.

— Да брось ты! — Ритчи обнял Карева за плечи. — А ты подумал, что, может, ты уже никогда меня не увидишь? Для одного из нас это стоит нескольких глотков.

— Пожалуй, да.

Карев всегда считал, что его ничто не связывает с Ритчи, но выбирать приходилось либо его общество, либо вечер, проведенный в одиночку. Еще недавно он ждал, что Баренбойм пригласит его на ужин или потратит несколько часов, чтобы обговорить уход из конторы, однако формальности уладили с фантастической быстротой, после чего Баренбойм и Плит покинули его, отправляясь на какую-то встречу. Хотя выезд в Африку был исключительно его идеей, он непонятно почему чувствовал себя так, будто от него избавляются.

— Вообще-то я охотно бы выпил, — сказал он.

— Это я понимаю, — Ритчи потер руки, открыв в улыбке ряд мелких зубов. — Куда отправимся?

— К Бемонту, — ответил Карев, мысленно видя перед собой стены цвета табака, глубокие кресла и десятилетнее виски.

— В рай такие идеи. Пойдем, я отвезу тебя в местечко получше, — Ритчи ухватился за конец сачка, открыл им дверь и торопливо зашагал, как будто его тянула вперед какая-то невидимая сила. На своих худых мускулистых ногах он в несколько больших шагов пересек холл, сопровождаемый хихиканьем девушек, которые только что выскочили из бокового коридора. Среди них была Марианна.

— Марианна, у меня еще не было случая сказать тебе, — заговорил с ней Карев. — Я здесь сегодня последний день…

— Я тоже, — оборвала она его, глядя вслед удаляющемуся Ритчи. — Прощай, Вилли.

Она равнодушно отвернулась, а Карев машинально коснулся рукой лишенного щетины лица. Разозленный, он некоторое время провожал ее взглядом, а потом быстро двинулся к двери, чтобы догнать Ритчи. Его молодой коллега жил недалеко, а потому ездил на дорожном автомобиле с низкой подвеской, который казался странным в сравнении с комфортабельным, основательным болидом. Карев опустился на пассажирское кресло возле Ритчи и мрачно отвернулся к боковому окну. Он был потрясен реакцией Марианны, которая вдруг перестала видеть в нем человека. В душе он задавал себе вопрос, задело бы это его так сильно, если бы он действительно остыл? Афина была его женой, но он в некотором смысле ждал именно такой перемены, зато Марианна была для него просто женщиной, которая регулярно давала ему понять, что пойдет за ним, если он позовет, и по каким-то необъяснимым причинам он был уверен, что его мнимое закрепление не повлияет на их дружбу.

— Вот мы и прибыли, — сказал Ритчи въезжая на стоянку.

— Прибыли? А куда?

— В Святыню Астарты.

— Езжай дальше, — буркнул Карев. — Даже когда я был исправен, меня никогда не тянуло в бордели, а…

— Не волнуйся, Вилл, — прервал его Ритчи, выключая двигатель. — Никто не заставляет тебя подниматься наверх, и, надеюсь, ты не против, чтобы я немного заработал.

Кареву снова показалось, что им манипулируют, что его водят за нос, но он вышел из машины и пошел ко входу в Святыню. К ним подошла стройная девушка, окутанная блеском, испускаемым голубовато-фиолетовым световым ожерельем, и протянула кассету для денег. Бросив взгляд на гладко выбритый подбородок Карева, она тут же перестала интересоваться им и повернулась к Ритчи, который вынул из сумки стодолларовый банкнот и бросил его в кассету.