Дарьины зори. Повести и рассказы - Надежда Опескина

Эльмира кинулась ужин готовить, чтобы горячего дать больному. Сутки без варева был, пока за продуктами ходила, одёжку свежую принесла и котелок побольше. Обмыть бы надо, натопив печь пожарче. Брить бороду и стричь волосы рассоветовал отец Эльмирки. Так труднее в нём будет признать Василия. Настоек травяных наготовила дома.

Управились с делами. Василий сидел на топчане, укрытый одеялами. Сели вокруг и попросили рассказать Василия обо всём, что с ним приключилось. От его рассказа холодела душа. Каждый представлял себя на его месте.

Глава 10

Тяжка солдатская жизнь на войне. Провианта не хватало. Сутками в промёрзших окопах. Горячей пищи практически и не видели. Снайперам давали сухой паёк, а вместо воды снег и льдинки. Василию была поставлена задача уничтожать снайперов вражеских. Терпение нужно было большое. Лежи и жди, пока вражеская душа произведёт свой выстрел, чтобы в тот же момент ответить ему пулей и не дать больше губить солдатушек.

Василия уважали во взводе за меткость его, спасающую многие жизни. Но и там, на той стороне, были меткие стрелки. Всего-то и повоевал два месяца, а казалось, что прошла вечность. Подранили Василия, легко, по касательной в бок, но задело сосуд крупный, сказалась усталость и потеря крови. Как оказался в плену, не помнил, а там бараки холодные, кормёжки никакой. Рану его хорошо почистили, и сам следил толком, быстро затянулась. Охраняли их слабовато, вот и решил он бежать, к своим пробиваться. Но пыл его охладил новый пленённый солдат, который поведал, как с возвращенцами поступают. Сразу, не разбираясь, в лагеря отправляют, обвиняя в предательстве, а кого и под расстрел без суда и следствия. Имел понятие о лагерях, насмотрелся в родных краях.

Однако, случилась оказия, и решился он на побег. Шёл тропами звериными, обходя и людей, и зверей. Судьба будто берегла его, где одёжку подкинет, где кусок хлеба. Оброс так, что на старца стал похож. На третий день вышел на финский хутор, дом стоит и подворье богатое. Хотел лыжи взять и уйти по-тихому, как вдруг за спиной услышал звук передергивающегося винтовочного затвора. Женский голос что-то сказал на финском, он не понял, что. Стоял не шелохнувшись. Потом услышал смех. Оглянулся, стоит молодая бабёнка, глядит на него весёлым взглядом, не боится. Заговорила чудно, вроде и по-русски, а все слова исковерканы.

– Ти рускай? Ти золдат? Зачем воровать хотель мой лыж? Кушать хочешь? Финский бань хочешь? Ти бежаль лагерь? – сыпались вопросы.

Многое рассказала молодка. Вдова уж много лет. Муж старый был, детей не могло от него быть. Умер внезапно. Другие не сватали, и пришлось жить одной.

Пообещала вывезти подальше и показать, где можно уйти в Россию, не столкнувшись с погранцами. Баня была готова, еды диковинной, аж стол ломился.

Разморило Василия от тепла и еды, уснул крепким сном. Среди ночи проснулся от жарких поцелуев, не стал отталкивать, потому как другим нечем ему было платить молодке за постой. Не велика плата для мужика. Айникки, так звали женщину, не стыдилась своей горячности, любила, как самого любимого любят.

– Останься, Вассылий! Спрячу от любых глаз. Детей нарожаю и отпущу домой навсегда. Только не спеши уходить. Побудь здесь хоть недельку.

Утром, на рассвете патрульные нагрянули. Айникки спрятала Василия быстро в погреб, вышла уверенная, кутаясь и позёвывая. О чём-то поговорила. Патрульные уехали дальше. Выпустив Василия из погреба, сидела у стола, уронив голову на руки. Видно было, что очень расстроилась от новостей. Объяснять ничего не стала.

Поспешно собирала самые необходимые вещи, складывая в мешки. Еды набрала, какая в кладовой хранилась. Всё молча, грустно поглядывая на Василия.

– Скоро здесь ваши будут. Дома жгут, народ куда-то вывозят. Всё, закончилась моя спокойная жизнь. Предупредили, чтобы дальше на север уходила, захватив самое ценное. Вот провожу тебя, как обещала, и сама в путь. Куда, где найду себе пристанище – не знаю даже. Спасибо тебе за эту ночь. Будет потом о чём вспомнить. Запомни надолго – тебя здесь всегда ждать будут.

Переправила Василия благополучно через границу. И то правда была её, не встретили пограничников. Шли на лыжах. Лёгкий снегопад заносил след. Простились, будто годы прожили вместе. Василий шёл не оглядываясь к Онежскому озеру. Торба с продуктами за спиной не мешала. Долго шёл, ориентируясь на восток, пока не набрёл на татарское село, по говору понял. Из сил выбился, решил выйти к людям. Приняли без лишних вопросов. Отмыли, дали отлежаться, отогреться. Потом спросили, куда держит путь, а услышав, что дом его за Уральскими горами, на Иртыше, спросили, не знает ли он кого из ихних татар, живущих там. Назвал имя отца Эльмирки. Оказалось, что его знают хорошо. Пообещали ему помочь добраться домой. Понимали, кто он и откуда идёт, но помогли и бумажонкой снабдили, дав татарское имя.

Только знал Василий, что в родительский дом путь ему заказан. Помнил нрав отца. Тот не потерпит в своём дому беглого – сдаст, не задумываясь. Совсем хворым попал в дом к Эльмирке. Она его и не признала поперву. Боясь подвести семью её, попросил на зимовье помочь добраться. Решил, что уйдёт навсегда из родных мест. Отец Эльмирки обещал документ понадёжнее выправить на основе бумажонки, полученной далеко от родных мест. Там видно будет, когда дочь с женой забрать сможет.

– Ты, Дарьюшка, уходи от родителей куда подалее на юга. Народ там разный проживает. Купи себе домишко небольшой, повдовствуй, а потом и по новой поженимся. Если всё аккуратно сделать, то всё у нас получится. Не сомневайся, я тебя не оставлю здесь одну.

От рассказа Василия у Дарьи защемило сердечко. Хорошо, что честно признался в своей измене, но было больно за себя, за жизнь свою поломанную. Ничего их уже не ждёт хорошего в будущей жизни. Не будет ей покоя в доме его родителей. Внимание свёкра становилось невыносимым, грязнило душу. Рассказать бы всё Василию, но понимала, что тому и без её рассказов жизнь невесёлая предстоит. Зачем ему-то сердце травить. Пока деверь с подругой охотились, любила своего Василия, будто прощаясь навсегда. Василий ничего не говорил, но по глазам было понятно, винился он перед Дарьей в своей измене, казня себя.

Возвращаться домой без добычи не хотели, не должны родители заподозрить что-либо. Данила с Эльмиркой весь день рыскали по окрестности, ставили силки на зайцев. Эльмире удалось подстрелить лису, и она решила передать её в подарок Пелагее.

Пришло время прощаться. Надо было домой возвращаться. Небо хмурилось, предвещая снегопад. Это было кстати, все следы заметёт, скроет от глаз любопытных.

Василий стоял у притворённой двери. Слабоват ещё, а так бы и побежал за ними следом, догоняя брата и жену. Боль в сердце пришла невыносимая. Через пару дней Эльмирка придёт навестить его. Хорошая подруга у брата, верная. Свидится ли он ещё со своими? Обнимет ли дочь свою, любимую кроху?

Дома Данилу и Дарью встретил колючий взгляд Матвея. Однако вслух ничего им не сказал. На добычу даже и не взглянул. Пелагея быстро затопила баню.

Понравилась ей лиса, подаренная Эльмиркой. Сама всё заглядывала в глаза молодым, будто вопрошая. Чудилась ей тайна какая-то, но спросить боялась.

Матвей несколько дней уходил из дому спозаранку, а возвращался затемно. Однажды возвратился с опалёнными руками и лицом. Сказал, что придремал у костра. От мазей Пелагеи отказался наотрез. Зыркнул на неё так, что та и обомлела от страха.

Данила уехал к соседям, сыскав пустячный предлог, а через три дня возвратился постаревший на десяток лет, с седыми висками, будто и не юноша он был.

На все расспросы матери и Дарьи отмалчивался. Криком кричал в своём амбаре.

Дарья не вытерпела неизвестности, вошла к Даниле, присела у стола. Долго сидела, глядя на лампу горящую.

– Беда какая случилась, братка? Не молчи! У меня сердце всё изнылось от предчувствия дурного. Была ли Эльмирка на зимовье? Как там?

– Нет, Дарьюшка, более зимовья! И Эльмиры моей тоже нет! Сгорело зимовье. Кто-то подпалил, а двери крепко подпёр с улицы. Не одна там Эльмира сгорела. Кто-то ещё, но не Василий наш, росту другого, может, охотник какой. Этот кто-то спасал Эльмиру, накрыв собой, у неё даже лицо не пострадало. Сердцем чувствую, что отцовских рук дело, но не доказать! Стрельба там была, но кто в кого палил, непонятно. Кровь на снегу нашли родичи Эльмирины, гильзы стреляные. Лыжня на ту сторону Иртыша уходила. Пусто у меня на сердце, сестрица моя милая. Сил нет жить дальше. Потерял я любовь свою единственную. Думаю уйти к её родным. Боюсь, не выдержу и пристрелю отца. Кто знат, может, и не он вовсе.

Дарья сидела, прислонившись к стене, от боли сердце сжалось, хоть криком кричи, а голоса нет. Вошедшая Пелагея от вида невестки и сына стояла у двери, крестя свой лоб. Ознобом прошло по спине, ноги ватные стали. Сына узнать было невозможно. Сидит мужик седой, согнув по-старчески свою спину.