Прыжок кита - Марк Гальперин

Этот тяжёлый период в жизни Староса и всей его команды подробно описан в воспоминаниях Эрика Фирдмана. Эрик все эти тяжёлые месяцы был рядом со Старосом и знает лучше других, как всё происходило. Он был знаком с Фёдором Викторовичем ещё до его назначения в Зеленоград, Лукин знал о близких отношениях Эрика со Старосом, так что получилось, что Эрик выступал парламентёром в этой бессмысленной необъявленной войне. Ему Лукин передал содержание своего разговора со Старосом, которому он пытался объяснить, что для него, Лукина, очень важно, чтобы Старос взял на себя руководство всей технической частью проекта, постановкой исследований, выбором направлений работ. Ведь самому Лукину предстоял титанический труд по организации строительства, решению вопросов со всеми верхами, обеспечению коллективу «принципа наилучшего благоприятствования» во всех многочисленных инстанциях, о существовании некоторых из них Старос вообще не знал. Эрик приложил много усилий, пытаясь уговорить Староса смириться с неизбежным, но все попытки были безуспешными. «Всё или ничего», — можно было прочитать в его глазах.

Началась планомерная работа по созданию коллективов институтов в Зеленограде. КБ-2 передало свои установки вакуумного напыления. Даже недруги Староса признают, что это позволило сэкономить два года при освоении технологии гибридных схем. Распоряжение о передаче этих установок является единственным документом, подписанным Старосом как заместителем директора по научно-техническим вопросам вскоре после официального оформления приказом министра начала работы нового НИИ.

Радикально была решена проблема освоения микроприёмника, разработанного в КБ-2, и его модификаций: из КБ-2 была переведена группа разработчиков этого необычного изделия. Отработанные в КБ-2 принципиально новые технологические процессы незамедлительно и беспрепятственно передавались во вновь создаваемые институты. Ветераны вспоминают, что как только появился новый Институт материаловедения, ему был передан процесс приготовления позитивного фоторезиста, самодельная установка его нанесения, а создатель этого важнейшего материала для микроэлектроники, доцент Ленинградского Технологического института М. Динабург, перешёл на работу в этот новый институт, где и возглавил все работы по фоторезистам.

На двух предприятиях Центра было освоено производство ферритовых интегральных кубов памяти, которое продолжалось там многие годы, обеспечив комплектацию нескольких поколений бортовых машин для космических программ. Инженеры из новых институтов проходили стажировку в КБ-2, кроме сложных и оригинальных технологических установок передавалась технологическая оснастка вплоть до микропаяльников и прочей мелочи, без которой не освоишь новое сложное изделие!

Старос разрывался между Зеленоградом и Ленинградом, где в это время решалась судьба первой в стране микроминиатюрной бортовой машины УМ-2. Начались её госиспытания, жесточайшая битва с конкурентами, постоянно требовавшая присутствия главного конструктора. Появилась трещинка в отношениях между Лукиным и Старосом, кто-то её расширил, и процесс пошёл. Судя по всему, особой остроты он достиг в конце лета 1964 года, потому что именно в это время Берг стал уговаривать Староса воспользоваться предложением Хрущёва и обратиться к нему за защитой. Единственный человек, кто знал о таком намерении шефов, был Эрик Фирдман, и он подробно написал об этом в своих англоязычных воспоминаниях. Он использовал всё своё влияние на Староса, чтобы отговорить его от такого рискованного шага, но сумел только добиться не отправлять письмо Хрущёву, а подождать возможной встречи, которую помощник Хрущёва обещал организовать после возвращения Никиты Сергеевича из отпуска, который он по обыкновению проводил в Крыму. Но всё же Берг сумел уговорить Староса, письмо было отправлено, Хрущёв даже получил его, но ознакомиться не успел и положил в свой сейф, чтобы прочитать после приезда.

А дальше – просто судьба: из отпуска он вернулся прямо на заседание ЦК, где был освобождён от поста Первого секретаря, и сейф открывал уже вновь избранный секретарь, Леонид Ильич Брежнев. Он и прочитал письмо, где была одна фраза, которая решила всё: «Вы были правы, дорогой Никита Сергеевич, что нельзя доверять министрам». Письмо с жёсткой формулировкой «Разобраться с товарищами» было передано по принадлежности – министру Шохину, а также партийному руководству Ленинграда, которое давно подбирало ключи к Старосу.

Дальше всё пошло по накатанной дорожке. В декабре 1964 года была назначена Коллегия с единственным вопросом повестки дня — о работе КБ-2. Была назначена комиссия по проверке технической и хозяйственной деятельности руководства КБ-2. Накопали, как водится, кучу мелочей, но было и серьёзное нарушение, связанное с работами по программе создания первых микроэлектронных бортовых машин УМ-2: только шестой вариант машины оказался работоспособным и прошёл все испытания. Но вина была не в том, что пять машин оказались негодными – на них отрабатывались новые идеи и варианты. К моменту разбирательства машина под заводским номером шесть успешно прошла все испытания и была принята Государственной комиссией. На столе министра лежал акт госиспытаний со словами: «Первая. Оригинальная. Рекомендовать…» По привычке, эти важные слова Александр Иванович подчеркнул карандашом. Вина была в том, что пять неудачных машин не были своевременно оформлены к списанию и продолжали «висеть» на балансе КБ-2, ухудшая финансовые результаты работы коллектива.

Подготовку проекта своего доклада на заседании Коллегии Старос поручил Эрику и мне. Кроме того, содоклад готовил Виталий Вальков, который в то время был секретарём партийной организации ЛКБ, что делало особенно сложным выбор правильной позиции – естественное желание защитить своих шефов и весь коллектив, в котором он состоялся как инженер, с обязанностью признать общую ответственность руководства КБ и партийной организации, дать принципиальную оценку всему случившемуся. Другими словами, надо было посыпать голову пеплом и каяться. В целом настроение у всех было тяжёлым, но все были готовы биться до последнего.

На Коллегию Старос взял только Берга, Валькова и Фирдма- на, так как было ясно, что именно вопрос о Зеленограде является самым главным, и потеря этой хрустальной мечты стала неизбежной. Не было уверенности, что удастся сохранить своё положение в КБ-2, а может и просто сохранить эту организацию. Но бойцовский дух всё же не был утерян. Была готовность биться до конца. Ожидания оправдались, избиение было жестоким. Однако, когда страсти накалились до предела, когда все самые жестокие обвинения были провозглашены, а штатные палачи заняли места рядом с гильотиной, великий режиссёр Шокин неожиданно повернул ход Коллегии. Он привлёк внимание её членов к тому, что «несмотря на отмеченные ошибки, недостатки в работе, мы помним большой вклад, который внесли товарищи Старос и Берг в работу электронной промышленности, мы должны дать им возможность исправить свои ошибки». Коллегия решила отстранить Староса и Берга от участия в работах по созданию Центра и провести расширенный партийнохозяйственный актив в КБ-2.

Шохин выпорол непослушных, как мальчишек, но сохранил их для электронной промышленности и для себя, сохранил коллектив КБ-2 и его руководителей, он хорошо знал им цену, и ещё раз защитил нас всех от нападок партийного руководства Ленинграда, но эта защита была несоизмерима с той, которую имело КБ-2 в пору Хрущёва. Не меньшей бедой была для Староса потеря личного доверия со стороны Шохина.

Сразу после памятной Коллегии был проведён в огромном актовом зале НИИРЭ партийно-хозяйственный актив, где министерство представлял первый заместитель министра К. И. Михайлов. Партийное руководство Ленинграда тоже было представлено на высочайшем уровне. Все участники побоища не забывают этот день всеобщего унижения коллектива и его руководителей, у которых, конечно, хватало недоброжелателей внутри коллектива, но абсолютное большинство чтило их как людей и как выдающихся инженеров. Мы запомнили и переполненный зал, и истерические выступления гостей и властей. И огромный стол президиума, покрытый зелёной скатертью. И маленького Староса, которому даже не нашлось места за столом президиума – он сидел рядом на приставном стуле, поникший и сломленный.

Никто из всего коллектива не выступил с нападками на Староса. Были только выступления в его защиту. Резкие, порой возмущённые, они вызвали злобу у всех, кто приехал унизить Староса, особенно у представителей городских партийных инстанций. Я запомнил выступление одного из наших конструкторов, Миши Степанова, отставного флотского офицера, члена партии и человека со взрывным характером. Когда замминистра, ведущий актив, грубо прервал Степанова, тот вынул из кармана свой партийный билет и сказал тихо, но так, что услышал весь зал: «А вы, товарищ, на меня не кричите, ваш партийный билет не толще моего!» – и спокойно ушёл с трибуны.