Фантом - Андрей Сенчугов

Не найдя ответов на свои вопросы, я время от времени отрывался от мрачных мыслей и тогда начинал что-то делать, как мне казалось, добрые дела, чтобы Бог простил меня и дал успокоение. Но мои усилия чаще всего пропадали даром. Я только обозлился, осознав безвыходность своего положения…

***

…Полковник Вельц, услышав вернувшегося Фидлера о поломке мотоцикла, на котором ехала охрана, вышел из-за стола, пришёл в ярость и едва не испепелил взглядом докладчика.

«Опять этот проклятый австрийский лавочник обер-лейтенант Франц! Его непозволительная безалаберность не знает границ! Сломался мотоцикл?.. Кто, в конце концов, отвечает за транспортное обеспечение? Если техника ломается в неподходящий момент и не в боевых условиях, то это называется однозначно халатностью! Не дай бог, если эта поломка приведёт к непоправимым последствиям! И тогда этому Францу (забери его в преисподнюю, дьявол!) не поможет никто – ни командир дивизии, ни влиятельный родственник, ни даже сам фюрер! Отправлю его в первый же бой на передовую! В окопы к свирепым иванам! Пусть они выпустят кишки этой самодовольной свинье!..»

Вельц как в воду смотрел. Когда его адъютант спустя три часа доложил о том, что обнаружена с пулевыми повреждениями машина, на которой ехал Зиберт, а также труп водителя и что не найдено секретных документов, начальник штаба стал багровым как свекла. Он немедленно потребовал к себе нерадивого обер-лейтенанта Франца. И вскоре, не взирая на свою должность и потеряв самообладание, гонялся по штабу с винтовочным шомполом в руках за ошалевшим и верещавшим от страха заплывшим жиром Францем. Догнав его, бил и бил, пока сбежавшиеся на шум офицеры, не оттащили в сторону задыхающегося от гнева полковника…

…Сегодня на рубеже 43-го и 44-го годов Вельцу не хотелось вспоминать события недельной давности. В эту новогоднюю ночь хотелось думать о чём-то хорошем. Но в голову упорно лезли неприятные мысли. Как оно там сложится в дальнейшем? Какие будут для фронта последствия после пропажи штабных донесений? Наступление, если враг успеет расшифровать документы, будет сорвано или подавленно. Русские получили хорошие козыри на руки. С этими сведениями они могут сильно навредить, и тогда не одна тысяча германских парней навсегда останется лежать на полях этой проклятой страны. И его, Вельца, ставка по голове не погладит, и все последующие неудачи, да и предыдущие тоже, свалит на его счёт. Ах, этот негодяй Франц!.. Хотя виноват, по большому счету, конечно же, не Франц, а он, полковник Вельц. Давно надо было предоставить обер-лейтенанту малозначительную должность! Например, пусть бы командовал стариками из зондер-команды и выковыривал бы с ними из мёрзлой земли трупы немецких солдат на полях сражений. Эх, такого офицера, как Зиберт потеряли! И дело не только в пропавших документах. Хоть и война, а всё-таки жалко терять настоящих офицеров…

Полковник почувствовал, как к горлу подступил комок, часто-часто заморгал, вспоминая добросовестного Зиберта, который был в его подчинении более двух лет и которого было по-человечески жалко. Вельц взял себя в руки. Посмотрел в окно. По двору ходили часовые. Задёрнул занавеску и подошел к патефону. Выбрал из небольшой стопки пластинку, сдул с неё пыль, покрутил ручку. Комнату, где собрались офицеры, отмечавшие приход нового 1944 года, заполнила песня в исполнении Марлен Дитрих. Вельц под одобрительные восклицания сослуживцев, услышавших музыку, подошёл к накрытому столу, поднял рюмку, кашлянул, привлекая к себе внимание, несколько раз:

– Господа! Выпьем за упокой наших боевых товарищей, которых забрала война. За упокой тех, кого уже никогда не будет среди нас. Война есть война… Но на место павших наш великий фюрер пошлёт новые силы, которые отомстят за сынов Германии, восславят силу и мощь германского оружия, истребят мерзких коммунистов! Наш долг – любой ценой добиться победы! Скоро наша доблестная армия сделает свое дело! Зиг хай!

Офицеры, вскочили с мест:

– Зиг хай! Зиг хай!

Немцы уже были готовы опрокинуть рюмки, как скатерть на столе, вдруг, медленно поползла сама собой. На пол, громыхая и звеня, посыпалась посуда. Кое-кто из офицеров попытался этому безрезультатно воспрепятствовать. Ничего не понимая, немцы переглядывались, пожимали плечами, возмущенно тараторили, некоторые заглядывали под стол. Вельц, которого недавние события сделали еще более вспыльчивым, медленно вытащил из кобуры пистолет:

– Если это проделки кого-то из местного населения, то я собственноручно расстреляю с десяток этих скотов!!! Фриц, притащи сюда хозяина!

Здоровенный денщик спешно выполнил приказ. Перед взорами немцев предстал сгорбленный неказистый худощавый старик, дом которого немцы выбрали для празднования нового года. Простая одежда на нём была растрепана: Фриц тащил его, особо не жалея.

– Что это есть такое?! – на ломанном русском языке, старательно выговаривая каждое слово, со злостью спросил полковник, грозно тряся вальтером перед носом деда и показывая на беспорядок.

– Не могу знать, – растеряно пожал плечами испуганный старик.

– Это есть плохой шутка. В твоём доме оскорбили германских солдат…

Его возмущённую речь прервал зашатавшийся сам собой стол, зазвенела оставшаяся посуда, опрокинулись стулья.

Все настороженно посмотрели по сторонам.

– Что это есть такое?! – еле сдерживая себя от гнева, переспросил Вельц.

– Не могу знать, – выдавил из себя сам ничего непонимающий хозяин.

Полковник схватил его за воротник и в сопровождении остальных офицеров вывел из дома, грубо толкнул с крыльца. Дед, охнув, скатился в снег, шапка-ушанка слетела с головы. С трудом поднявшись, он стоял, сгорбившись, и с укором смотрел на немцев. Вельц, окончательно выведенный из себя, передернул затвор и прицелился. Раздался выстрел, но за мгновение до этого, как будто кто-то едва заметно передвинул старика в сторону, так что пуля, пролетев рядом, не причинила ему никакого вреда. Полковник, не поняв причину промаха, прицелился вновь. Вдруг, само по себе с земли поднялось бревно и прикрыло деда. Старик, втянув голову в плечи, повторно избежал смерти. Ничего не понимая, он поспешно перекрестился. Последовала серия выстрелов, сопровождаемая громкими ругательствами – пули, впиваясь в древесину, не достигали цели.

Неистово крестившийся старик, не захотел дальше испытывать судьбу и попятился со двора. Затем, насколько позволяли больные ноги, перешёл на ускоренный шаг, часто испуганно оглядываясь. Вдогонку загрохотали выстрелы – это все, включая часовых, достав оружие, в азарте пытались попасть в двигающуюся живую мишень. Отобрав у денщика автомат, Вельц, оскалив рот и остервенело выпучив глаза, стрелял короткими очередями. Но старик, прикрытый бревном и окруженный снежными фонтанчиками от пуль, остался в живых и уже после того, как у всех кончились патроны, скрылся за соседней хатой. Оттуда не замедлило прилететь прикрывавшее его бревно и подкатилось к ногам стрелявших.