Тайна Найтингейла - Филлис Дороти Джеймс

Большая машина, ровно урча, выехала за ворота, а Колгейт вернулся в сторожку. Он педантично заметил время по часам, висевшим над камином, и сделал запись в своем журнале: «12.32. Мистер Кортни-Бриггз сообщил, что поперек дороги к Винчестерским воротам упало дерево».

Он уже опять устроился в своем кресле и взял газету, когда ему вдруг пришла мысль, что для мистера Кортни-Бриггза было довольно странно ехать через Винчестерские ворота. Это не самый близкий путь к его дому, и он редко ездил той дорогой. Мистер Кортни-Бриггз неизменно ездил через главные ворота. Наверное, подумал Колгейт, у него есть ключ от Винчестерских ворот. У мистера Кортни-Бриггза есть ключи почти от всех дверей больницы. Но все равно это странно.

Около двух часов ночи на дремлющем третьем этаже Дома Найтингейла Морин Берт шевельнулась во сне, пробормотала что-то нечленораздельное сквозь влажные сжатые губы и очнулась, с досадой осознав, что три чашки чаю на ночь – это слишком много, надо было ограничиться одной. Она еще немного полежала, слыша сквозь дрему завывания бури, попыталась определить, сможет ли в конце концов опять заснуть, потом поняла, что испытываемое ею неудобство невыносимо терпеть дольше, и нащупала выключатель настольной лампы. Свет ослепил ее, и она окончательно проснулась. Всунула ноги в тапочки, накинула на плечи халат и прошлепала в коридор. Когда она тихонько закрыла дверь своей спальни, неожиданный порыв ветра надул парусом оконную занавеску в дальнем конце коридора. Она пошла туда, чтобы закрыть окно. Сквозь колеблющееся переплетение ветвей и их скачущие тени на стекле она увидела здание больницы, стоящее посреди бушующей стихии подобно большому кораблю на якоре, в котором окна палат едва светятся по сравнению с ярко освещенной вертикалью носовой оконечности, где расположены кабинеты сестер и кухни. Она старательно закрыла окно и, сонно пошатываясь, побрела к туалету. Меньше чем через минуту она снова вышла в коридор и приостановилась, чтобы глаза привыкли к темноте. Из путаницы теней в конце коридора, у лестницы, отделилась одна более густая тень, подвинулась вперед и оказалась фигурой в плаще с капюшоном. Морин была не робкого десятка и в своем полусонном состоянии только удивилась, что кто-то еще не спит и бродит по дому. Она тотчас узнала сестру Брамфетт. Пара проницательных глаз за стеклами очков всматривалась в нее из темноты. Голос сестры был неожиданно резок:

– Это одна из двойняшек Берт, да? Что вы здесь делаете? Кто-нибудь еще не спит?

– Да нет, по-моему, все спят. Я просто выходила в уборную.

– А, понятно. Что ж, хорошо, если у вас все в порядке. Я подумала, что вас встревожила буря. Я только что вернулась из моего отделения. Одному из больных мистера Кортни-Бриггза стало хуже, и его пришлось срочно оперировать.

– Да, – пробормотала Берт, не понимая, что еще от нее требуется. Ее удивило, что сестра Брамфетт стала вдруг объяснять, почему здесь оказалась, всего лишь какой-то ученице; в некотором замешательстве она смотрела, как сестра плотнее закуталась в свой длинный плащ и, тяжело ступая, направилась в другой конец коридора. Ее комната находилась этажом выше, рядом с квартирой главной сестры. Дойдя до лестницы, сестра Брамфетт оглянулась, точно хотела еще что-то сказать. Но в этот момент медленно отворилась дверь спальни Шерли Берт, и из нее показалась растрепанная рыжая голова.

– Что случилось? – спросила она сонным голосом.

Сестра Брамфетт подошла к девушкам:

– Ничего. Я просто иду к себе. Только что вернулась из отделения. А Морин вставала в уборную. Так что можешь не беспокоиться.

Шерли не производила впечатления человека, который хоть когда-нибудь беспокоится. Натягивая халат, она шагнула в коридор.

– Когда Морин просыпается, я тоже просыпаюсь, – с покорностью и некоторым самодовольством в голосе сказала она. – У нас всегда так, с младенчества. Спросите у мамы! – Слегка пошатываясь со сна, но не без удовольствия от того, что семейная магическая сила все еще действует, она закрыла за собой дверь спальни с решительностью человека, который если уж встал, то ложиться обратно не собирается. – При таком-то ветре теперь и не заснешь, нечего даже пытаться. Пожалуй, пойду приготовлю какао. Принести вам кружечку какао, сестра? Лучше заснете.

– Нет, спасибо. Я и так прекрасно засну. А вы постарайтесь не шуметь. Не разбудите остальных. И не простудитесь.

И она опять повернулась в сторону лестницы.

– Фэллон не спит, – сказала Морин. – Во всяком случае, у нее еще горит свет.

Все трое посмотрели в ту сторону, где была комната Фэллон и где лучик света из замочной скважины пронзал темноту и упирался светящимся пятнышком в обшивку стены напротив.

– Тогда мы ей отнесем кружечку, – сказала Шерли. – Она, наверно, еще читает. Пошли, Морин. Спокойной ночи, сестра.

И, шаркая шлепанцами, обе направились в конец коридора, где находилась небольшая подсобка. Сестра Брамфетт с застывшим выражением лица проводила их глазами, потом наконец отвернулась и стала подниматься по лестнице в свою спальню.

Ровно через час, хотя ни одна душа в Доме Найтингейла этого не слышала и не зафиксировала, одно из стекол в оранжерее, которое судорожно дребезжало всю ночь, не выдержало, упало внутрь и разлетелось вдребезги на мозаичном полу. Ветер ворвался через отверстие, точно зверь в поисках пищи. От его холодного дыхания зашелестели страницами журналы на плетеных столах, всколыхнулись пальмовые ветви и легонько заволновались листья папоротника. Наконец он обнаружил длинный белый шкаф, стоящий под полками с растениями. Под вечер какой-то дерзкий визитер, запустивший руку в нутро шкафа, в спешке оставил дверцу приоткрытой. Всю ночь открытая дверца неподвижно висела на своих петлях. Теперь же ветер начал тихонько раскачивать ее из стороны в сторону, а потом, словно устав от этой игры, мягким решительным ударом окончательно захлопнул ее.

А все живое под крышей Дома Найтингейла крепко спало.

Жужжание будильника на прикроватной тумбочке разбудило Дэйкерс. Бледно светящийся циферблат показывал 6.15 утра. Даже с отдернутыми шторами в комнате было еще совсем темно. Слабый квадратик света падал, как она знала, не от двери, а от зажегшихся вдали огней больницы, где ночные сестры уже пили по очереди свой утренний чай. Она немного полежала неподвижно, привыкая к тому, что проснулась, и пытаясь угадать, что ждет ее сегодня. Несмотря на бурю, которую почти и не заметила, она хорошо выспалась. И с радостью поняла, что может наконец уверенно встретить новый день. Все мучения и страхи предыдущего вечера, предыдущих недель прошли и казались теперь не более чем результатом усталости и временной депрессии. С тех пор как умерла Пирс, она словно шла по туннелю мучений и неуверенности в завтрашнем дне, а сегодня утром – о чудо! – вновь вышла к дневному свету. Это было как рождественское утро в детстве. Как начало летних каникул в школе. Как ощущение бодрости, когда просыпаешься после длительной болезни и радуешься мысли, что мама рядом с тобой, а впереди тебя ждут все радости выздоровления. Ощущение, что жизнь вошла в привычную колею.

День ласково улыбался ей. Она подробно перебирала в памяти предстоящие приятные события. Утром будет лекция по лекарственным средствам. Это важно. Лекарства и дозировка всегда были ее слабым местом. Затем, после перерыва на кофе, мистер Кортни-Бриггз проводит свой семинар по хирургии для третьекурсников. Большая честь, что такой выдающийся хирург уделяет так много сил подготовке медицинских сестер. Она немного боялась его, особенно резкого стаккато его вопросов. Но сегодня она будет отвечать смело и уверенно. Потом, после обеда, больничный автобус отвезет их группу в местный центр матери и ребенка, чтобы они посмотрели, как работают тамошние специалисты. Это тоже важно для той, кто надеется со временем стать районной фельдшерицей. Она еще немного полежала, размышляя о столь многообещающей программе, потом встала с постели, сунула ноги в тапочки, напялила свой дешевый халатик и направилась по коридору к студенческой подсобке.

Каждое утро, ровно в семь часов, одна из горничных приходила будить учениц, живущих в Найтингейле, но большинство учащихся привыкли во время работы в больничных палатах просыпаться рано и ставили свои будильники на 6.30, чтобы дать себе время выпить чаю и поболтать. Ранние пташки были уже на ногах. В ярко освещенной комнатке было по-домашнему уютно и пахло, как всегда, чаем, кипяченым молоком и жидкостью для мытья посуды. Обычная спокойная обстановка. Первыми Дэйкерс увидела двойняшек Берт – обе с чуть опухшими от сна лицами, обе плотно закутанные в ярко-красные халаты. Морин держала в руках переносной приемник, настроенный на программу «Радио-2», и слегка покачивала бедрами и плечами в такт синкопам утренней передачи Би-би-си. Ее сестра ставила две огромные кружки на поднос и копалась в жестяной банке, выуживая печенье. Кроме них, там была еще только Маделин Гудейл, одетая в старомодный халат из шотландки; держа в руках заварочный чайник, она следила, когда появится первая струйка пара из чайника на плите. Испытывая облегчение и прилив оптимизма, Дэйкерс готова была обнять их всех.