Ленинградское время, или Исчезающий город - Владимир Рекшан

Так можно сказать и про весь Ленинград в целом. Европейские проявления публичной жизни прижились лишь отчасти. Молодежные кафе постепенно превращались в пивные средней захудалости, куда приходили не физики и лирики, а мускулистые работяги после трудового дня.

Чтобы по-настоящему выйти в люди, следовало ехать в центр города. То есть на Невский проспект. В школьные годы я оказывался на Невском проспекте набегами. С кем-нибудь из приятелей мы заходили в тир на Литейном проспекте. Он занимал арку возле «Старой книги». Букинистического магазина давно нет. На его месте то «Адидас», то банк открывают. Сколько платили за пять выстрелов, я не помню, но отлично помню мишени с отверстиями от пулек. Их можно было забрать с собой и, если стрельба удалась, хвастаться перед сверстниками.

В Ленинграде была и уникальная сеть заведений под странным названием «Кафе-мороженое». Я помню несколько таких на Литейном проспекте, парочку на Владимирском, еще с пяток на Загородном. Их было много. «Кафе-мороженое» предлагало своим клиентам кофе, мороженое, которое накладывали в металлические чашечки. Имелось в ассортименте шампанское и сухое вино. Иногда посетители умудрялись приносить алкоголь с собой. Но притонность не прижилась. В этих местах проводили досуг влюбленные парочки, сюда приводили в выходные детей, вечерами здесь дринкали винцо студенты. Вообще жители Ленинграда отличались любовью к мороженому местного производства. Им гордились больше, чем футбольным клубом «Зенит». Если последний все время болтался где-то в середине турнирной таблицы, то ленинградское мороженое считалось чуть ли не лучшим в стране. Мороженым торговали на всех углах: молочный стаканчик стоил девять копеек. За эскимо на палочке следовало заплатить одиннадцать. Пломбирные стаканчики ценились в тринадцать копеек, а сахарная трубочка стоила пятнадцать. Но вершиной подросткового и студенческого счастья считалась пломбирная трубочка за двадцать восемь копеек. Она была в шоколаде, усыпанная орешками. И эти двадцать восемь копеек еще нужно было накопить. Иногда продавалось мороженое и за семь копеек: в картонном стаканчике, кисленький замороженный сок с водой. То, что в Париже называется «сорбе». Но «сорбе» особой популярностью не пользовался.

Нынешний капитализм, конечно, насытил прилавки бессчетным количеством мороженого всяческих фирм. Но теперь его выпускают, не соблюдая ГОСТов.

…Невский проспект Ленинграда конца 60-х годов прошлого столетия предлагал посетить и заведение высшего уровня. Я имею в виду «Кафе-мороженое» на Невском рядом с Большой Конюшенной. В советские времена она называлась улицей Желябова. Стены в этом роскошном месте были зеленого цвета, за что и прозвали его в народе «лягушатником». Само помещение делилось на уютные отсеки, стулья задрапированы чехлами, к столикам подходили официантки, записывали заказы короткими карандашиками в блокнотики. Пригласить подружку в подобное место равнялось объяснению в любви. Цены здесь были выше, но все-таки в пределах разумного. Цены в советских кафе мало чем отличались от цен в магазинах. Поэтому народ в общепит шел, мест на всех не хватало, очереди выстраивались.

Простонародной роскошью являлись автоматы с газированной водой. Эти автоматы я помню с середины 60-х годов. Первоначально они были какие-то сложные по форме и содержанию. Можно было выбрать вид сиропа, нажав на кнопку, допустим, «вишневый» или «земляничный». Затем агрегаты как-то упростились. В правом отделе имелось пространство для мытья граненого стаканчика. Ты его переворачивал, нажимал, струя воды омывала поверхность. Сифилис и туберкулез в советскую пору потеряли свои позиции по сравнению с царскими временами, и питье газированной воды из общего стакана считалось делом безопасным. Ты просто бросал трехкопеечную монету в щель, и автомат наливал газированной воды с сиропом. По бедности можно было выпить за одну копейку и стакан простой газировки без сиропа.

Пользовались популярностью разбросанные по всему городу пирожковые и чебуречные. Заслуженную популярность имела пирожковая в полуподвале на Садовой улице, рядом с рестораном «Баку». Огромный пирожок с капустой, «с пылу, с жару», стоил 10 копеек. А чебуречная на Большом проспекте Петроградской стороны работает до сих пор. Но это уже совсем другие чебуреки…

Особой достопримечательностью 60–70-х годов прошлого столетия в бытовой жизни Ленинграда являлись граждане соседней Финляндии, или, как они свою страну называют, Суоми. Эти суомцы (ленинградцы их называли финиками) два десятилетия в значительных количествах являлись на невские берега. Каждый уик-энд сотня автобусов пересекала границу: северные соседи совершали двухдневные алкогольные туры. Финнов было много, и были они в основном людьми среднего достатка. Селились в гостиницы умеренной ценовой группы, вроде «Ленинграда» напротив крейсера «Аврора». Или в «Советской», что возле реки Фонтанки в районе Красноармейских улиц. Или в гостинице «Дружба», находившейся на улице Чапыгина, чуть не доходя до здания, где расположился сейчас Пятый канал телевидения. Финнов не особо интересовали музеи, они приезжали к нам напиваться. В то время правительство Суоми реально боролось с печальной склонностью своего народа к спиртному, и страна жила в условиях если не сухого закона, то близкого к этому состоянию. Двадцать лет финского пьянства привели к заметным результатам. С одной стороны, они в разные «эрмитажи» все-таки захаживали, просвещались. Можно даже сказать, что за время многолетнего пьянства в культурном Ленинграде финны из довольно темного хуторного народа превратились в просвещенную нацию. С другой стороны, многие из пьяных знакомились с местными девушками и даже иногда на них женились. Кроме всего, у некоторых финнов установились и устойчивые преступные связи с ленинградскими фарцовщиками: в Ленинград поехали чемоданы с разлагающими сознание джинсами и рок-пластинками. Советская казна получала валюту, советская молодежь одевалась на западный лад и слушала капиталистическую музыку.

Когда я учился на первых курсах исторического факультета, на Невском проспекте одним из главных авторитетов среди фарцовщиков считался молодой мужчина по прозвищу Дурдом. Он заседал в кафе «Север» и всеми тамошними фарцовщиками командовал. Мог и морду набить, то есть был полный Дурдом. У него на подхвате состоял юркий кудрявый паренек. Жили Дурдом с оруженосцем припеваючи – рестораны, красотки, деньги… Когда появилась возможность, Дурдом эмигрировал в Италию. Там, говорят, купил себе автобус, стал возить пассажиров с утра до вечера, а тот, кто был на подхвате здесь, работал в автобусе кондуктором…