Пум - Софья Радзиевская

— Приняла в няньки! — возвестила за вечерним чаем тетя Домна. — Сама видела: умывать дозволила. Без выходных работать будет и без зарплаты. За одно удовольствие.

Всем ребятам сразу вваливаться в комнату тетя Домна не разрешила.

— По пятерке входите, — сказала она, — да чтобы без шуму. А-то мамаша расстроится, опять бедную няньку со двора сгонит.

Но мамаша, видно, окончательно уверовала в Пума: часто выбегала во двор и спокойно оставляла его около корзинки.

— Не нянька, а одно удивление! — говорила тетя Домна. — Иной раз только ошибется, от хвоста к голове детушек нализывает. Ну да мамаша на то не обижается. Чудней, право слово, ничего не придумаешь.

Но тетка Домна ошиблась. Пум придумал. Да такое, что вся улица удивилась.

С утра он куда-то убежал. К обеду дети начали беспокоиться. Петя так и сидел у ворот па лавочке, пе отрываясь смотрел на дорогу.

Бежит, бежит! — закричал он наконец и замахал руками: Пум подбежал к воротам, но не так быстро, как всегда.

Что-то тащит, — сказал Сергушок, — во рту тащит, глядите!

А Пум уже взбежал на крыльцо и исчез за дверью. Дети бросились за ним в комнату тети Домны. Чернушка спокойно лежала в корзинке. Пум медленно подошел к корзинке и…

— Плюнул что-то! — закричала Валя. — Тетя Домна, — договорила она тихо, почти шепотом, — это что же такое?

Пум стоял, открыв рот, тяжело дыша. Чернушка приподнялась, и круглые ее золотые глаза сделались, кажется, еще круглее: в корзине около ее трех котят барахтался такой же черный комочек — четвертый котенок.

Пум не шевелился. Уши кошки начали прижиматься к голове, глаза сузились, готовилось недоброе. Но… в эту минуту четвертый пробрался между ее собственными детьми и, с жадностью схватив сосок, довольно зачмокал. Он был очень голоден, и это его спасло. Минуту Чернушка оставалась неподвижна, затем уши ее расправились, глаза раскрылись, и она спокойно опустилась на подушку.

А Пум, маленький, веселый Пум, постоял около корзинки, вышел на крыльцо, растянулся на согретой солнцем ступеньке и закрыл глаза. Было видно: щенок очень устал.

Дети плотным кольцом окружили его. Они говорили шепотом, боялись потревожить Пума. Петя тихонько потянул Валю за руку. — Как ты думаешь, откуда он взял котенка?

Я думаю… я думаю, кто-то его выкинул на улицу, чтобы он умер от голода. Плохой тот человек. А ты?

Я тоже так думаю, — отвечал Петя. — И еще я думаю: как он не пожалел котенка? А Пумка пожалел. Пумка наш — все равно, что хороший человек.

Пум вздохнул и, не открывая глаз, повернулся на другой бок. Ребята еще посидели, встали и тихонько, на цыпочках, вошли в комнату тети Домны. Одеяло на кровати еще было откинуто. Чернушка на них не обратила внимания. Она ласково вылизывала черную голову и тощие бока изголодавшегося приемыша.

Дети стояли так тихо, что тетя Домна не стала им повторять: «По пятерке входите». Она покачала головой, встретившись глазами с Анной Васильевной, сказала:

— Звери-то несмышленые, а какое сердце имеют. У них любому человеку поучиться можно.

Серебрянка

Пруд был небольшого ветру негде разгуляться, кругом деревья. Поэтому лед на поверхности пруда таял спокойно, становился тоньше и, наконец, растаял весь, точно его и не было.

И тогда стало заметно, что на воде тихо колышется от ветра раковинка улитки-прудовика. Осенью она вмерзла в лед, да так и пролежала в нем неподвижно всю зиму. А сейчас освободилась из плена, и ветерок тихонько подгонял ее к берегу.

Но что это? В раковинке вдруг что-то зашевелилось: из прокушенного шелкового кокончика, лежащего в ней, высунулась пара длинных коричневых ножек, за ними коричневая голова и на ней восемь маленьких черных глазков.

Так вот это кто! Это не улитка, бывшая хозяйка раковинки. Это разбойник-паук устроил в пустой раковинке свою зимнюю спальню. Теперь он проснулся и аккуратно протирает лапками блестящие глазки: «Кажется, я здорово заспался!»

Покончив с глазами, паук оперся лапками о край раковины, но тут неустойчивая лодочка не выдержала, наклонилась и… перевернулась. Пассажир оказался в воде. Ну, наверно, он теперь изо всех сил уцепится за какую-нибудь щепку, веточку, чтобы не утонуть. Пауки ведь не водяные жители, плавать не умеют.

Как бы не так! Паук: проворно высунул кончик брюшка из воды, нырнул и, так же проворно перебирая ножками, направился вниз, к кустикам водорослей, которые тоже недавно очнулись от зимнего сна.

Но что еще удивительнее, под водой коричневое брюшко паука вдруг превратилось в серебряное, заблестело, точно капелька ртути. Это серебрился воздух. Он задержался между волосками брюшка, когда-паук высунул его из воды. А теперь паук, нырнув, унес его, чтобы дышать им под водой через дыхательные отверстия на брюшке, потому что пауки не могут дышать воздухом, растворенным в воде, как дышат рыбы и раки.

За блестящее брюшко водяного паука и назвали Серебрянкой.

Прицепившись к веточке водоросли, наша паучиха Серебрянка несколько минут оставалась неподвижной. Видно, нелегко сразу очнуться от долгого сна в ледяной колыбельке. Можно отдохнуть, пока не израсходуется запас воздуха, принесенный сверху.

На дне, около водорослей, мирно копошилась разная мелкая водяная жизнь. Маленькие серые рачки — водяные ослики — тоже проснулись от зимнего сна и не спеша ползали, покусывали то гниющую палочку, то нежные зеленые листики водяных растений. Безобидные крошки, может быть, по-своему тоже радовались весне. Они были похожи на мокриц, какие живут в сырых местах на земле. И умишко у них такой же маленький, как у мокрицы. Где им сообразить, что вот тут вблизи от них притаился злой беспощадный враг!

А паучиха сообразила; ее восемь глазок загорелись бы еще ярче, если бы могли. Но они и так блестели, как крошечные фонарики. Она слегка пригнулась на веточке, совсем как кошка на охоте, и вдруг метнулась прямо вниз, острыми коготками зацепила крупного ослика ii легко подняла к ветке, на которой только что сидела. Остальные рачки почти не испугались: еды для них хватает, и что за беда, если одним осликом стало меньше.

Л Серебрянка, все еще держа ослика в лапках, быстро-быстро стала прижиматься кончиком брюшка к водоросли. Еще и еще. Серебристые липкие нити тянулись из прядильных бородавочек на брюшке и тут же, в воде твердели. Ослик, убитый ядовитым укусом, в одну минуту был надежно привязан шелковинками к водоросли. Его длинные, длиннее тела, усики в последний раз слабо дрогнули и замерли.

Но Серебрянка еще не думала приниматься за обед, которого дожидалась всю долгую зиму. Она быстро взлетела на поверхность воды, опять высунула брюшко и запаслась свежим воздушным пузырьком. Теперь — скорее за работу. Быстро-быстро она принялась скакать по веточкам водоросли, трогая их прядильными бугорками брюшка. Здесь и там, здесь и там… прозрачные липкие нити тянулись из бугорков. Здесь и там, здесь и там… вот уже и готова паутинная сеть, какую обыкновенные пауки плетут не в воде, а в воздухе.