Новый Мир ( № 3 2013) - Новый Мир Новый Мир

На рояле лежали раскрытые ноты “Concerto veneziano”. Это была последняя часть: “К водной стихии”. Тимофей, чтобы отогнать тяжёлый хмель, углубился в чтение музыки. Волнообразное, нарастающее движение струнных прорезали то басовые, то высокие выклики медных духовых, на фоне которых вело свою решительную и неуступчивую партию фортепиано. Шум ветра за окнами нарастал. Он отодвинул штору, усиленное течение воздуха нещадно трепало рекламные полотнища, которые так любили вывешивать на этой площади. Дерево на другой её стороне клонилось треща, словно юный нестойкий куст. Что-то блестело внизу, на плитах площади. Вода? Марина долго не возвращалась. Её не было ни в ванной, ни в одной другой из комнат. Наружную дверь он сам позабыл прикрыть. Улизнула из дома в шквальный ветер абсолютно голая? Не прыгнула же она в лагуну?

Тимофей налил полный бокал красного. Но виски мешать с вином всё-таки не стоило. Пространство поплыло.

VI

В конце концов он обнаружил себя стоящим на “Улице Сострадания” с пустой бутылкой в руке среди кромешной тьмы. Похоже, затопило электростанцию. Вокруг плескалась вода. Только ветер продолжал терзать невидимые сквозь мрак растения (их Тимофей узнавал по напряжённо смятённому шелесту), и тут и там хлопал отвязавшимися ставнями. Тимофей выронил бутылку: её понесло потоком. В голове всплыла только что перечитанная музыка заключительной части концерта. Будто струнно-клавишный лебедь — рояль или гондола — рвался выпорхнуть из-под обрушивавшихся на него потоков и свободно взлететь.

Вязко двигаясь, Тимофей перешёл ушедшую под воду вместе с нижней частью обстоявших её домов “Реку Сострадания” — на самом деле ещё один рукотворный канал — по возвышавшемуся выгнутой спиной кита или тюленя мосту и двинулся в сторону гостиницы.

В этот момент запоздало завыли сирены, оповещая о катастрофическом подъёме воды в лагуне. Ветер был очень сильным, и Тимофей никак не мог понять, воздушные ли это потоки нещадно хлопают ставнями или оставшиеся в городе люди реагировали задраиванием не спасающих от стихии иллюминаторов — на последнее предупреждение о начавшемся бедствии.

Двери гостиницы, распахнутые настежь, на треть ушли под воду. На лестнице горел зеленоватый и красный аварийный свет. Портье за столом не было да и быть уже не могло. Приёмная стойка, стулья, вся территория фойе были частично затоплены, и вода всё прибывала.

Тимофей поднялся к себе на третий этаж. Всюду аварийные огоньки: так, вероятно, выглядит коридор получившего пробоину океанского лайнера. Все двери номеров были заперты, но из-за некоторых доносились сдавленные возгласы и возня. Палуба лайнера раскачивалась под его ногами. Он отпер ключом собственный номер — внутри всё оставалось в том же порядке, что и несколько часов назад, только отсутствовал свет. Тимофей упал, как был, ничком — мокрый и грязный, в резиновых сапогах — на белоснежную постель.

VII

Когда над лагуной взошло солнце, стало ясно, что за истекшие часы подъём воды остановился. Большая часть пространства вокруг гостиницы оставалась затопленной. Всюду плавали перевёрнутые чёрные гондолы и просто лёгкие лодки, раскрашенные в синий и в красный, сломанные шквальным ветром ветви с яркой намокшей листвой, вспухшие от влаги книги и доски, на которых когда-то стояли книги, полупустые бутылки с алкоголем и бутылочки — с парфюмерией, обувь из магазинов, даже какие-то картины и гравюры и во множестве — дохлая рыба кверху пузом. Тимофей и не думал, что её столько водится в мелкой и грязноватой лагуне. Иногда пространство рассекал полицейский катер с мигалкой. Их кружило в пределах видимости пять или шесть. Было странно безветренно. В небе висели коричневатые клоки так и не прогнанного до конца вчерашним шквалом дыма.

Может быть, от этого, а может, и по какой иной причине в небе стояли не только ослепительное солнце, но и заметно более тусклые, однако ясно различимые созвездия: извивающийся под Полярной звездой Дракон, замахнувшийся разящей дубиной Геркулес (где-то он видел его несколько дней назад), накренившийся Змееносец — тринадцатый знак зодиака, не ведомый астрономам древности, и почти над самым горизонтом зависший Скорпион с жемчужиной Антареса: на изломе к разящему жалу небесного насекомого. “Остаётся только услышать музыку сфер”, — сказал сам себе Тимофей. Он затворил окно и оборотился лицом к полусумрачной комнате.

На когда-то белоснежной, а теперь в разводах постели, поблескивая голубыми зрачками из-под прядок рыжих волос, которые постоянно приходилось сдувать с губ, лежала Марина. Она была голой. Высохшие водоросли налипли на икры. “Ты добралась сюда вплавь?” — “Ieri hai bevuto molto.

Con la luna piena non е opportuno bere molto, specialmente quando c’е la l’acqua alta (Вчера ты много выпил. В новолуние не рекомендуется много пить, особенно когда высокая вода)”. Тимофей не мог поверить, что действительно это слышит, и закрыл левой ладонью оба глаза. Когда он убрал ладонь, постель была пуста, но вмятина от только что лежавшего здесь тела сохранялась. Знакомый подбородок и мягкая щека легли ему на правое плечо, волосы защекотали ухо, две руки обвили сзади. “Душ, разумеется, не работает, кофе мне никто не обещал. Будем мечтать?” Тимофей освободился от обвивающих рук, обернулся к Марине лицом. Начал сдирать с себя рубашку и прочие бессмысленно налипшие части присохшей к телу за ночь одежды. Светловолосая, покрытая ровным загаром женщина внимательно смотрела ему в глаза: “Думала, что избавлюсь от тебя. Ты тоже на это надеялся. Ничего, дорогой мой, не вышло и не выйдет”.

Внезапно раздался стук — будто клювом о стекло. На подоконнике сидела довольно большая птица, нечто среднее между вороной-альбиносом и чайкой, и внимательно смотрела на них. “А это?” — спросил он, снова глядя в глаза своей второй половине.

Волосы её были распущены прядями на посветлевшие от солнечных бликов плечи; губы, по которым она проводила кончиком языка, приоткрыты.

“С этим мы разберёмся после”.

Он крепко сжал сомкнутые веки, потом снова открыл глаза. Шторы теперь были отдёрнуты. Солнце заливало светом страшный беспорядок внутри комнаты старой венецианской гостиницы, посреди которой — абсолютно нагой, как первочеловек, да притом совершенно один — стоял Тимофей Теплов.

Из цикла «По нашему миру с тетрадью»

Аристов Владимир Владимирович родился в 1950 году в Москве. Окончил Московский физико-технический институт, доктор физико-математических наук. Работает заведующим сектором в Вычис-лительном центре им. А. А. Дородницына РАН. Автор восьми поэтических книг и романа "Предсказа-ния очевидца" (2004). Стихи переводились на иностранные языки, входили в отечественные и зарубеж-ные антологии. Лауреат нескольких литературных премий, в том числе премии Андрея Белого (2008). Живет в Москве. Постоянный автор "Нового мира".

В подборке сохранена авторская пунктуация.

* * * …но оказалось, что "Трансаэро" собак и кошек не берет на борт Не пронести кота как шапку под наркозом Не запакуешь ведь, средь багажа не затеряешь Сидели с ним мы вечером перед закатом И лакомились теплым молоком Раздумывая, кому бы поручить судьбу свою Но все же, его в карман не спрячешь, мой кот объемистый, хотя и легкий прошу его не есть последний день, чтоб нашу участь облегчить… * * * После дождя на детской площадке нет никого только сизых четыре голубя гуляют примерно в одном направлении пересекаю косо их путь и я Солнце! Волшебное солнце! нарисованное детской рукой замешанное на этом мокром песке шевелится, наверное, здесь под землей * * * В остановившемся лифте где панически моргающий свет звуки все прекратились и свет стал тускл взгляду не на чем остановиться стены светлы видел только двустворки белой ничем не запятнанной двери, без единого пятнышка или нацарапанной надписи вспомнил почему-то надпись на белой колонне часовни семьи Эрлангенов: "Эрланген, помоги мне обрести высокооплачиваемую работу" полчаса скуки, но вот кому-то ты руку уже пожал вовне * * * Залившись пьяными слезами Ты слушал поэтов голоса Тупая, как жизнь, сквозь ладонь к тебе вошла Патефонная игла На той же ноте задержавшись Все повторяла ты себя И не тебя, и не себя любя Соскакивая сквозь уха седину не в память - в ямб По-видимому, сапфировая игла тебя вела туда к повторному все голословнее глоссолалическому голосованию * * * Летящие камни в слюдяное окошко оно сминается но не бьется но трещины прошли по лицу твоему Синее ведро с белой ручкой Синее оно или голубое между ними прозрачная вода неназываемая и в промежуток вошла смерть-эвфемизм Голубовата она вода и назвать ее тяжесть ее несравненную несметную назвать и глубина ее имени именно этой оставшейся нашим лицом воды * * * Цыган спустился с неба с парашютом прыгнув в аварийный люк в аэротакси на всякий случай ему сказали: "Прыгай" когда еще летел, подумал: "Зря" ведь вертолет над ним спокойно улетел всем тамбуром ему собирали средства ему сказали: "Важен первый опыт" теперь вот на берегу рукотворного моря чего-то ждет мобильный остался в кабине к нему прибился белый пудель такой же бездомный как и он закутав колени в коричневый купол, у моря он ждет чего-то лицом * * * из-под земли метро на "Юго-Западной" ты вышел в вечер в воздухе неповторимом взглядом ты смешал чернильный цвет суровый край стеклянных зданий и темную младую зелень в высоте была видна "Звездочка - торговый центр" два желтых хомута "Макдоналдса" и подлинная над ними звезда теперь не сквозь очки, но очи из 30-х годов ты смотрел недоуменным его зреньем смотря на все это вечернее замечая лишь детали поскольку ты был рассеян во времени во всем Короткий разговор (текст, сочиненный ночью в четыре утра дня не помню) Да будь я и негр… В. Маяковский Мир не без умных людей. Неизвестный автор Сквозь темное стекло я видел его черное неподвижное лицо Этот запертый бар в городском аэропорту Он был там охранитель покоя негром его я бы так прямо так сразу не решился назвать лишь афроамериканцем иль кафро-африканцем, допустим Лицо его без изъяна, лишь щербинка на темном стекле Но створки он мне не открыл Я просил отворить - что-нибудь жидкое выпить пусть холоден кофе Но он молчал Это его лицо непонятно мне было цветом и темнотой полуприкрытых век Тут внезапно подошел человек назвавшийся милиционером - Я ему рассмеялся в лицо Даже негр улыбнулся сквозь стекло Мы мысленно сказали ему, что "мили" на "поли" сменили давно (секрет милишинели) Он сказал мне, что я неправильно припарковался на той стороне Садовой Мы с негром сказали "Очнись", какая Садовая, мы в аэропорту Он тогда достал из кармана сине-желтой своей униформы котенка Сказав, что это кладбищенский кот по имени Базилик И что он с утра взял опеку над ним Даже негр замолчал тут Я сказал мили-поли, что тайное знаю желанье его, Что ему надо сейчас сто рублей Он отверг подозренье сказав что я неправильно припаркован на той стороне Садовой Мы ему рассмеялись в лицо еще раз так что бывший мнимый милиционер Не мог не ответить нам тем же Тут раздался карманный звонок - позвонила любовница шефа, сообщив неприятную новость - я уволен по воле жены его И должен срочно - буквально в течение суток Написать заявление по собственному желанию - ее Разговор этот громкий из трубки слышали все, включая Базилика Мне отнекиваться уже не было никакого резона Напоследок мили-поли кощунственно выразился как-то так, что наша страна - губерния Бога Мы сказали ему: "Отойди от дверей" и он отошел наконец посланный мной в направлении к Лобне И тогда дверь раскрылась сама без звонка и стекло не промолвило звука Мы с лицом этим темным оказались один на один Я спросил его откуда он и куда направляется в жизни? Он признался - из Африки южной в Америке никогда не бывал более того, все Западное (так он выразился) полушарие закрашено в его воображении синим цветом морским даже глобус на его столе состоит из одной половинки Он пытался даже шутить: и назвался зулусом из улуса последнего в околотке Но я понял, что в Южной Африке он никогда не бывал потому что я лучше знал географию этого района Земли Я спросил его хотел бы он стать мной он побледнел в вечерней темноте Почему ты не хочешь стать мной хотя б на отчасти, хоть на сутки, ведь несметны богатства моей души вопрос этот негра застал врасплох Он не думал над ним раньше Он признался мне, что последние дни Думал, как бы стать собой хотя бы. Никого за створкой дверей все они здесь все собрались между нами двоими двое нас, но я думаю, много более Неженское дело Ты превращаешь коробки в ничто Ты ломаешь картонные стенки Пустоту оттесняя куда-то Получая за это что-то - хоть что-то В неженской робе своей С неразборчивой надписью на спине Тут подошел один В потертой куртке Хромой седой и пьяный Подошел и мимо прошел * * * Памяти Аркадия Драгомощенко Аркадий, можно ль найти ненужный какой-нибудь в мире предмет но не дается все у нас приспособлено все вокруг сподручно, все под рукой все говорит и о том, и о сем все задает не вопрос, а ответ не обнаружить совсем постороннюю лишнюю вещь - это был бы ковчег для тебя но все они сочтены все подшиты для дела все пущены в ход или в рост нет ни щепочки, что была бы ненужной кому-нибудь но где - для тебя? ты бы создал ее сам в своесильном зрении, ты бы ей удивился но для удивленья теперь - нет-мир без тебя тише и тоньше сейчас словно бы все лезвия слез своих обнажили но все же оставили мир без надреза и некуда закатиться, исчезнуть невинной вещи все они, все они здесь, сочтены вижу, лишь легкая краснота на месте том, где стоял ты но через такой порез не произойдет ничего мы соберем, собираем к себе всех, кто летел над настурцией всех кто по ту сторону ранки * * * Зааплодировав, не смог остановиться Давно уж валы оваций многократные Смолкли вокруг А он все хлопал Ладони давно уж стали деревянными И он на них смотрел Как на чудесные предметы посторонние Давно артисты сняли грим, костюмы распоясали К нему поближе подтянулись из-за кулис далеких В кружок расселись кубки бутафорские достав За его здоровье в горло свое воздух пустой опрокинули А он не мог ни слова вымолвить - лишь его руки были руки их