Кольцо с шипами Карина Рейн (СИ) - Рейн Карина

Демид обходит меня по кругу и становится прямо передо мной, закрыв своей широкой спиной оригинал «Мишек в сосновом лесу», и я вижу, что он хмурится.

— Не пойми меня неправильно, — вздыхаю, потирая лицо руками. — Здесь стало даже лучше, чем было, но я как будто не в своей тарелке. Такое ощущение, что мне здесь не место.

Обнимаю себя руками, как никогда чувствуя себя беззащитной; Демид прячет руки в карманах брюк, и сквозь ткань я вижу, как его пальцы сжимаются в кулаки.

Он злится?

— Ты снова говоришь какие-то глупости, — сквозит в его голосе раздражение. — Как можно чувствовать себя лишней в собственном доме?

— У дорогих вещей редко бывает душа, — роняю с горечью.

На том маленьком диванчике, что стоял в моей спальне, я рисовала, когда была маленькой; мама утешала меня, сидя на том диване и держа меня на коленях, когда я плакала из-за очередной разодранной коленки; там бабушка читала мне сказки — столько воспоминаний отправлено на свалку… Да, сейчас на его месте стоит практически такой же по стилю диванчик, но с ним не связано абсолютно ничего — сплошная пустота.

И прежде, чем это изменится, пройдёт не один год.

— В предметах и не должно быть души, — не соглашается Пригожин. — Душа — привилегия живых существ, а не искусственно созданных предметов.

Качаю головой с полугрустной улыбкой, но решаю промолчать: нет смысла спорить с теми, кто не желает нас слышать…

— У меня завтра последняя примерка, — намеренно перевожу тему, и Демид мгновенно расслабляется. — Герман Феликсович сегодня к обеду должен закончить платье, и вечером я буду примерять окончательный вариант.

— Да, я знаю, — кивает Демид, и я фыркаю: кто бы сомневался в том, что он в курсе всего, что со мной происходит. — Когда я его увижу?

— Ты же знаешь ответ, — остаюсь непреклонной. — Свадьба состоится уже через два дня, так что тебе осталось подождать всего ничего.

— Это традиция прошлого века, — недовольно ворчит Пригожин.

— Стало быть, я старомодна, — хмыкаю и поднимаюсь наверх в свою комнату.

Однако жизнь не готовила меня к тому, что предстало передо мной, стоило мне открыть дверь спальни: вместо моей старенькой полуторки стояла огромная двуспальная кровать королевских размеров, которая покрывала примерно половину свободного пространства; напротив в стену был аккуратно вмурован шкаф — единственная современная вещь во всём доме. Чисто из любопытства отодвигаю одну створку и с удивлением натыкаюсь на висящий на плечиках мужской костюм тёмно-серого цвета.

— Я решил, что логичнее будет, если первая брачная ночь пройдёт в знакомом для тебя месте, — слышу горячий шёпот на ухо, пока руки Демида капканом сходятся на моём животе. — А учитывая, что это теперь не твоя, а наша спальня, я перевёз сюда часть своих вещей.

От растерянности и удивления я даже не пытаюсь вырваться из его собственнических объятий, выразить протест или хотя бы сказать, что ему со мной ничего не светит; просто стою, пришпиленная к полу и прижатая к крепкой мужской груди, от которой веет жаром даже сквозь одежду. Руки безжизненно висят по бокам, словно плети, а я просто созерцаю его костюмы разных оттенков, пока его губы исследуют моё ухо. Вот он добирается до мочки, прикусывает её, и по моему телу разбегаются приятные мурашки, заставляющие меня зажмуриться и часто задышать. Когда после очередного прикусывания я слышу свой собственный стон, это отрезвляет меня и позволяет вырваться из его рук, и я выскакиваю в коридор, который выводит меня к лестнице, а оттуда — на улицу.

Но перед этим я успеваю заметить самодовольное выражение лица Пригожина, который явно доволен тем, что нашёл моё слабое место.

Мои пальцы заходятся мелкой дрожью от осознания того, что могло бы произойти, позволь я ситуации развиваться дальше без моего протеста; от этого вдоль позвоночника снова пробежала волна, от которой ноги стали ватными, и я приваливаюсь бедром к боку автомобиля Демида. И глупо было бы отрицать, что мне не понравилось то, что он со мной делал.

Я не хотела спать с ним, но при этом я понимала, что у меня нет причин не выполнять свой супружеский долг — это нормально?

И буду ли я считаться падшей женщиной, если разделю постель со своим мужем — пусть и фиктивным?

Хотя он как раз-таки отрицает фиктивность нашего брака.

Голова идёт кругом от противоречивых мыслей, поэтому я просто стараюсь ни о чём не думать, пока Пригожин разговаривает со своей дизайнершей, которая в этот раз была одета в безупречного вида белый брючный костюм. Ну, хоть все стратегически важные места закрыты…

Вот я вижу, как Демид выписывает ей чек, который Вика принимает с довольным видом, и топает к машине; помогает мне забраться в салон и садится сам.

— Наверняка она уже думает о том, как спустит всё на дизайнерские шмотки или зальёт себе ещё больше силикона… — ворчу в пустоту, рассматривая фасад дома, получившего новую жизнь. — Её грудь разве что на нос ей уже не лезет…

Достаю из сумки маленькую бутылочку воды — день сегодня выдался жарким, да и поведение Демида тоже не сказать, что бы охлаждает — и делаю глоток.

— Ай-яй-яй, Ульяна Николаевна, нехорошо завидовать, — смеётся Пригожин.

От неожиданности чуть не выплёвываю воду на лобовое стекло.

— Ха-ха, очень смешно, — недовольно ворчу, вытирая ладонью капельку воды в уголке губ, и отворачиваюсь к окну.

Господи, и с этим человеком мне жить.

Демид привозит меня в отель, в котором я решила остаться до завтрашнего дня, и в очередной раз пытается настоять на своём присутствии при моей последней примерке, но я разворачиваю его за плечи на девяносто градусов, прошу хотя бы ради приличия появиться в своей собственной фирме — это будет в разы полезнее — и разве что пинка не даю. Пригожин явно не привык, чтобы им кто-то командовал — тем более женщина — и его глаза, мечущие молнии, обещают мне ад, но сегодня я его почему-то не боюсь.

Меня отвлекают устрашающие мысли о том, что через два дня я выйду замуж и останусь женой тирана и деспота до конца жизни — своей или его; меня до чёртиков пугала мысль, что придётся предстать перед сотней — а то и больше — гостей, которых я до этого дня не то, что не знала — в глаза не видела; что мне придётся всем улыбаться и притворяться, что невесты счастливее меня во всём свете не найти, а на самом деле я буду прятать внутри грусть по поводу того, что вышла замуж по контракту.

Я в детстве была плохой актрисой.

Пусть он богат и влиятелен и, быть может, не будет запирать меня на ночь в подвале, но деньги и власть — это ещё не всё; любой брак, основанный на материальных ценностях, разваливается вдребезги, стоит только чему-то пойти не так. Один камушек, о который споткнётся кто-то из нас — и отношения будут разбиты, словно чашка, которую ничем не склеить; не обязательно быть разводу — Демид же сразу дал понять, что хочет жениться лишь единожды — но в таком случае этот брак будет хуже, чем смерть.

Мало того, что живёшь без любви, так ещё и ненависть воздвигнет между нами Великую Китайскую стену…

В общем, на свой этаж я поднималась в состоянии панической атаки: сердце колотится, как сумасшедшее, ноги еле передвигаются, голова ушла в отключку… Для полной картины только в обморок хлопнуться не хватало. Хотя, собственно, с чего распереживалась, спрашивается: Пригожин-то относится ко всему этому с пугающим спокойствием — будто в магазин за хлебом собирается, а не связывает свою судьбу с моей до конца жизни.

Хотя, справедливости ради стоит отметить, что я и сама до этого момента не особо задумывалась о том, что делаю.

Герман Феликсович уже ждёт меня в импровизированной примерочной, когда я вхожу в наш с папой номер; недовольно качает головой на мою получасовую задержку и прицокивает языком на внешний вид — наверно, я слишком безумно выгляжу, погрузившись в размышления о своей судьбе. Поэтому, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я, как могу, сосредотачиваюсь на примерке и послушно выполняю просьбы «покружиться» и «пройтись», поступающие от портного.