Том 2. Стихотворения 1850-1873 - Федор Тютчев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ на адрес*
Себя, друзья, морочите вы грубо — Велик с Россией ваш разлад.Куда вам в члены Английских палат?Вы просто члены Английского клуба…
"Есть и в моем страдальческом застое…"
Есть и в моем страдальческом застое*Часы и дни ужаснее других…Их тяжкий гнет, их бремя роковоеНе выскажет, не выдержит мой стих.Вдруг все замрет. Слезам и умиленьюНет доступа, все пусто и темно,Минувшее не веет легкой тенью,А под землей, как труп, лежит оно.Ах, и над ним в действительности ясной,Но без любви, без солнечных лучей,Такой же мир бездушный и бесстрастный,Не знающий, не помнящий о ней.И я один, с моей тупой тоскою,Хочу сознать себя и не могу —Разбитый челн, заброшенный волною,На безымянном диком берегу.О Господи, дай жгучего страданьяИ мертвенность души моей рассей —Ты взял ее, но муку вспоминанья,Живую муку мне оставь по ней, —По ней, по ней, свой подвиг совершившейВесь до конца в отчаянной борьбе,Так пламенно, так горячо любившейНаперекор и людям и судьбе;По ней, по ней, судьбы не одолевшей,Но и себя не давшей победить;По ней, по ней, так до конца умевшейСтрадать, молиться, верить и любить.
"Он, умирая, сомневался…"
Он, умирая, сомневался*,Зловещей думою томим…Но Бог, недаром, в нем сказался —Бог верен избранным Своим.Сто лет прошли в труде и горе —И вот, мужая с каждым днем,Родная Речь, уж на просторе,Поминки празднует по нем.Уж не опутанная боле,От прежних уз отрешена —На всей своей разумной волеЕго приветствует она…И мы, признательные внуки,Его всем подвигам благим,Во имя Правды и НаукиЗдесь память вечную гласим.Да, велико его значенье —Он, верный Русскому уму,Завоевал нам Просвещенье —Не нас поработил ему —Как тот борец ветхозаветный*,Который с Силой неземнойБоролся до звезды рассветной —И устоял в борьбе ночной.
"Сын царский умирает в Ницце…"
Сын царский умирает в Ницце* —И из него нам строют ков…«То казнь отцу за поляков», —Вот, что мы слышим здесь, в столице…Из чьих понятий диких, узких,То слово вырваться могло б?..Кто говорит так: польский поп,Или министр какой из русских?О эти толки роковые,Преступный лепет и шальнойВсех выродков земли родной,Да не услышит… Да не грянет.И отповедью — да не грянетТот страшный клич, что в старину:«Везде измена — царь в плену!» —И Русь спасать его не встанет.
12-ое апреля 1865*
Все решено, и он спокоен,Он, претерпевший до конца, —Знать, он пред Богом был достоинДругого, лучшего венца —Другого, лучшего наследства,Наследства Бога своего, —Он, наша радость с малолетства,Он был не наш, он был Его…Но между ним и между намиЕсть связи естества сильней:Со всеми русскими сердцамиТеперь он молится о ней, —О ней, чью горечь испытаньяПоймет, измерит только та,Кто, освятив собой страданья,Стояла, плача, у креста…
"Как верно здравый смысл народа…"
Как верно здравый смысл народа*Значенье слов определил —Недаром, видно, от «ухода»Он вывел слово «уходил»…
"Певучесть есть в морских волнах…"
Est in arundineis modulatio musica ripis[6]
Певучесть есть в морских волнах*,Гармония в стихийных спорах,И стройный мусикийский* шорохСтруится в зыбких камышах.Невозмутимый строй во всем,Созвучье полное в природе, —Лишь в нашей призрачной свободеРазлад мы с нею сознаем.Откуда, как разлад возник?И отчего же в общем хореДуша не то поет, что море,И ропщет мыслящий тростник*?
Другу моему Я. П. Полонскому*
Нет боле искр живых на голос твой приветный —Во мне глухая ночь, и нет для ней утра…И скоро улетит — во мраке незаметный —Последний, скудный дым с потухшего костра.
"Велели вы — хоть, может быть, и в шутку…"
Велели вы — хоть, может быть, и в шутку* — Я исполняю ваш приказ.Тут места нет раздумью, ни рассудку,И даже мудрость без ума от вас, —
И даже он — ваш дядя достославный* —Хоть всю Европу переспорить мог,Но уступил и он в борьбе неравной И присмирел у ваших ног…
Князю Вяземскому ("Есть телеграф за неименьем ног…")*
Есть телеграф за неименьем ног!Неси он к Вам мой стих полубольной.Да сохранит вас милосердный БогОт всяких дрязг, волнений и тревог, И от бессонницы ночной.
"Бедный Лазарь, Ир убогой…"
Бедный* Лазарь*, Ир* убогой,И с усильем и тревогойК вам пишу, с одра привстав,И привет мой хромоногойОкрылит пусть телеграф.Пусть умчит его, играя,В дивный, светлый угол тот,Где весь день, не умолкая,Словно буря дождеваяВ купах зелени поет.
15 июля 1865 г.*
Сегодня, друг, пятнадцать лет минулоС того блаженно-рокового дня,Как душу всю свою она вдохнула,Как всю себя перелила в меня.И вот уж год, без жалоб, без упреку,Утратив все, приветствую судьбу…Быть до конца так страшно одиноку,Как буду одинок в своем гробу.
"Молчит сомнительно Восток…"
Молчит сомнительно Восток*,Повсюду чуткое молчанье…Что это? Сон иль ожиданье,И близок день или далек?Чуть-чуть белеет темя гор,Еще в тумане лес и долы,Спят города и дремлют селы,Но к небу подымите взор…Смотрите: полоса видна,И, словно скрытной страстью рдея,Она все ярче, все живее —Вся разгорается она —Еще минута — и во всейНеизмеримости эфирнойРаздастся благовест всемирныйПобедных солнечных лучей.
Накануне годовщины 4 августа 1864 г.*
Вот бреду я вдоль большой дорогиВ тихом свете гаснущего дня…Тяжело мне, замирают ноги…Друг мой милый, видишь ли меня?Все темней, темнее над землею —Улетел последний отблеск дня…Вот тот мир, где жили мы с тобою,Ангел мой, ты видишь ли меня?Завтра день молитвы и печали,Завтра память рокового дня…Ангел мой, где б души ни витали,Ангел мой, ты видишь ли меня?
"Как неожиданно и ярко…"
Как неожиданно и ярко*,На влажной неба синеве,Воздушная воздвиглась аркаВ своем минутном торжестве!Один конец в леса вонзила,Другим за облака ушла —Она полнеба обхватилаИ в высоте изнемогла.О, в этом радужном виденьеКакая нега для очей!Оно дано нам на мгновенье,Лови его — лови скорей!Смотри — оно уж побледнело,Еще минута, две — и что ж?Ушло, как то уйдет всецело,Чем ты и дышишь и живешь.
"Ночное небо так угрюмо…"
Ночное небо так угрюмо*,Заволокло со всех сторон.То не угроза и не дума,То вялый, безотрадный сон.Одни зарницы огневые,Воспламеняясь чередой,Как демоны глухонемые,Ведут беседу меж собой.Как по условленному знаку,Вдруг неба вспыхнет полоса,И быстро выступят из мракуПоля и дальние леса.И вот опять все потемнело,Все стихло в чуткой темноте —Как бы таинственное делоРешалось там — на высоте.
23 ноября 1865 г.*