Переписка с протоиереем Георгием Флоровским - Софроний Сахаров

История моих отношений со Старцем Силуаном порождала во мне вопрос: всегда ли Сам Господь был в том «состоянии», как Его видели апостолы на Фаворе, или это только апостолы в ту ночь пришли в такое состояние (духовное — под действием благодати), которое дало им увидеть то, что всегда было неизменным? (Я имею здесь в виду «Человека-Христа»[61].) Дело в том, что в начале моего хождения к Старцу Силуану Бог дал мне не один раз видеть его в такой славе, что я не смел поднять своих глаз, чтобы смотреть на него прямо. «Показать» теперь Старца людям таким, каким дал мне его видеть Господь, выше моих сил. Вот почему я всегда исполнен страха, что моя грубость, мое невежество, мое ничтожество как автора первой части книги затуманят его светлый лик и как-то омрачат память о великом Старце. Я, с одной стороны, усматривал необходимость в первой части книги говорить об учении Старца и его опыте в «богословском» преложении, преломлении, то есть так, как и сам его воспринимал во время наших бесед. С другой, зная, как «условно» и «односторонне» всякое человеческое слово, я боялся и продолжаю бояться моими «промахами» и ошибками умалить величие его святости и сделать его слова «необязательными» и все вообще свидетельство мое о нем неполноценным. Впрочем, я верю, что его полувековая молитва о всем мире не пройдет бесследно, и мир, за его любовь, ответит ему любовью.

26 мая 1958 г.

Дорогой отец Георгий, я не отправил Вам моего письма, предположив продолжить его.

Я лично думаю, что Вы нашли для «Введения» тот «стиль», который отвечает английской «психологии». Видно, что Вы знаете этот «мир» прекрасно. То обстоятельство, что Вам было дано недостаточно места для выражения иных Ваших мыслей в связи со Старцем и вообще в связи с православной аскетикой {spirituality), может быть «исправлено», если Вы расположитесь и найдете

время для написания о нем отдельной статьи в каком-нибудь богословском журнале в Англии или и в Америке. Конечно, для меня было бы весьма желательным, чтобы в своей статье Вы указали, что лично встречали Старца и беседовали с ним. Старец Силуан и своей жизныо, и своими словами дает возможность затронуть многие и различные аспекты духовного бытия и опыта.

Примите мою благодарность и за Ваши письма и данные мне в них указания. Еще раз я убедился на собственном маленьком опыте, как легко сделать «ляпсус». Конечно, я не мыслю воплощение «энергетически». Это было бы с моей стороны впадением или в несторианство, или, что еще хуже, в «метафизическую» перспективу нехристианского Востока. Я «исповедую Иисуса Христа, пришедшего во плоти»[62], то есть именно «ипостасное» воплощение. Но что мне хочется подчеркнуть всегда, так это то, что Христос есть действительно «единосущный» нам человек, и в силу этого — «обязательность» Его примера для нас во всем. Если мы сделаем ударение на «радикальном» отличии Христа от нас, прочих человеков, то я не вижу возможности построить нашу христианскую антропологию. Я, конечно, ни на мгновение не забываю о «радикальном» отличии Христа от нас, потому что мы все являемся тварными ипостасями, а Он — безначальный Бог. Но ипостасное воплощение Бога Слова ставит нас перед поразительной картиной: с одной стороны — действительно с момента «восприятия» совершилось уже и «обожение», с другой — в Священном Писании мы имеем немало текстов, которые показывают Христа «избегающим» «самообожения». И в воплощении действует Дух Святый (Дух Святый найдет на Тя, посему и Рождаемое Свято наречется Сыном Божии[63]), и в воскресении (Бога, Который воскресил Его из мертвых и дал Ему славу[64]). И многие подобные тексты. Также и слова Самого Христа о Себе: «Если Я свидетельствую Сам о Себе, то свидетельство Мое не есть истинно. Есть другой, свидетельствующий о Мне...»[65] Простите, я позволил себе привести эти тексты совсем не потому, что упускаю из виду Ваше несравненно более глубокое познание Писания, но чтобы дать Вам возможность в суждении обо мне видеть точнее ход моего мышления.

У меня даже встает вопрос: не потому ли мы и в литургии не считаем слова Христа: «Приимите, ядите, сие есть тело Мое...» и «Пийте от нея вси...» тайносовершительными, но обращаем наш молитвенный эпиклез[66] ко Отцу преложить предложенные тайны Духом Святым, чтобы избежать «самообожения» Христа?

Вот в каком смысле мне представляется это важным: если Христос во всем уподобился нам[67] и с такою настойчивостью подчеркивал, что Он — Сын Человеческий, то имя сие, «Сын Человеческий», не следует ли нам понимать не только как собственное Христа. но и как общее всем нам, людям? Помню, одно время я был в сильной внутренней борьбе с Богом: я страшился осуждения Божия; моя мысль была такова приблизительно: «Если я так немощен по естеству моему, Тобою созданному, что при всем напряжении всех моих сил всего моего существа я не могу пребывать в любви Твоей, то как же Ты будешь судить меня? Кто — Ты и кто — я? И разве истинен суд, если неодинаковы условия бытия у Судьи и подсудимого? Чтобы судить меня, Ты должен подлежать тем же условиям, в которые я заключен, иначе суд Твой будет «неравным судом». Ты слишком велик; Ты не можешь судить меня...»

Однажды, после подобной дерзкой молитвы, я получил ответ в сердце моем: «Судить тебя будет не Бог, а Человек». И тогда совсем в ином свете предстали мне слова Христа: «...Отец не судит никого, но весь суд отдал Сыну... и дал Ему власть производить и суд, потому что Он есть Сын Человеческий»[68], Который, будучи во всем мне подобным и единосущным, поднял не только подобные моим условия жизни, но и больше сего, так, что ни один человек на земле за всю историю не сможет Ему сказать, что Он, Христос, был в лучших условиях, чем судимый Им. Итак, никто из нас не имеет основания «оправдывать» себя немощью человеческого естества. Отсюда заповедь — «быть совершенными, как совершен Отец Небесный»[69] — дана не в порядке только педагогическом, «направительном», но и в более глубоком, подлинном смысле, т. е. как показание возможности осуществить это «задание»; возможности, доказанной Самим Человеком-Христом. Обожение Божией Матери я лично мыслю как совершенное уподобление Христу до равенства Ему, но не в плане Божественной природы, а лишь человеческой. Но Человек-Христос «воссел одесную Отца», т. е. достиг заповеданного нам Им совершенства — «как Отец Небесный».

Вечную жизнь я не могу мыслить, как непрестающее восхождение, я вполне разделяю мысль св. Максима, что человеку положено такое совершенство, такая полнота, после которой не будет уже «возрастания»[70]. И если бы вечность для человека мыслить как непрестающее торжественное и блаженное восхождение, то в конечном итоге это превращается в «дурную» бесконечность. Не говоря уже о том, что всегда восхождение от меньшей меры в большую связано с болезненным подвигом или, по крайней мере, напряжением. Но как Христос «вошел Предтечею за нас во внутреннейшее за завесу, сделавшись Первосвяшенником на век по чину Мелхиседека»[71], так и достойным из сынов человеческих будет в вечности дана та же слава.

Мне представляется очень важным выяснить, в чем непреложным и неизменным в вечности останется различие между Богом и тварью. Эта, так сказать, «онтологическая дистанция» относится к сущности Божества. Но любовь Бога к человеку, выявленная в воплощении, открывает нам план Творца сделать человека причастником Божественной славы в ее безначальной полноте.

Так и св. Симеон Новый Богослов в 34-м гимне говорит, что Владыка не считает недостойным Себя видеть рабов равными Ему, но и радуется сему[72].

4 июня 1958 г.

Простите. Думая еще продолжить мое письмо, не отправил его даже до сего дня. Я послал Вам на днях «ЖМП» за два года, недостающие Вам номера. Постараюсь достать и остальные. Перешлю их постепенно. Также и «Голос Православия» (берлинский), и чешский тоже постараюсь найти.

Недостаток богословской культуры в наше время может привести к еще большему ущербу в проповеди слова Божиего, чем это было бы во времена наших святых отцов. В этом я вполне следую Вашему мнению, сам себя сознавая, однако, лишенным такой культуры. К сожалению, нередко в истории нашей Церкви мы видим некоторый «неучет» этого момента в сознании не только среднего священства, но и высшего. Впрочем, «неучет» самый связан еще и с тем, что иметь подлинно свыше данный «опыт догмата», т. е. когда духовный аскетический акт или состояние сливается воедино с «познанием» или догматическим видением, не достигается одними человеческими силами или желанием. Так что ни «святости», ни «мудрости» в большинстве случаев не хватает служителям Церкви.