Бамбуковая колыбель - Авраам Шварцбаум

Вернувшись домой поздним вечером, я застал Барбару в состоянии нетерпеливого ожидания.

«Ты выглядишь усталым, — заметила она. — Как дела? У тебя что-нибудь вышло?»

«Не могу сказать наверняка, — сказал я, — но я чувствую себя как…»

«Дипломат?»

«Ну, это ты хватила!»

«Политик!»

«Нет! Я чувствую себя как… торговец яблоками!»

ЖИЗНЬ В ДОМЕ ШВАРЦБАУМОВ обрела черты внешней упорядоченности: Хсин-Мей начала спокойно спать по ночам, а мы с Барбарой вернулись к нашим занятиям и исследованиям. Но полностью скрыть друг от друга свою нервозность и озабоченность нам не удавалось.

Нам казалось, что мы все глубже погружаемся в какую-то безысходность, хотя наша сверхоптимистичная Мей-Мей и ухитряется подыскивать подходящие китайские поговорки нам в утешение.

Впрочем, она-то как раз и не отчаивалась, — стоило Барбаре залиться слезами или обрушиться с очередной филиппикой на правительственный приют, который отказался нам помочь, как Мей-Мей тут же выуживала из своего неистощимого запаса китайской народной мудрости что-нибудь новенькое вроде: «Не стоит волноваться из-за этой ведьмы, ведь говорят же, что солнце рукой не закроешь» или «Теперь эта ведьма уже ничем не может вам повредить — у иголки ведь только одно острие.»

Но и эта мудрая тактика, которая столько раз за последние месяцы помогала нам преодолеть бесчисленные разочарования и трудности, теперь начала давать сбои. С каждым днем я становился все пессимистичнее, и когда Мей-Мей пыталась подбодрить меня своей очередной утешительной поговоркой, я отвечал ей каким-нибудь унылым афоризмом собственного изготовления. Например, когда она напоминала мне о «приливе, поднимающем лодку», я парировал чем-то вроде: «Конечно, прилив поднимает лодку, но он же ее и топит.»

Как то раз, бессонной ночью, я вышел на веранду нашего дома.

Ночной воздух был совершенно неподвижен. Над домом нависала освещенная луной вершина, внизу, подо мной, поднималось и опускалось море.

Висевший у дома фонарь медленно покачивался на легком весеннем ветру, заставляя тени деревьев плясать вокруг светового конуса. Дальше простиралась темнота, в которой тонули поля и рисовые посадки. Кисточка бамбука вздрогнула и коснулась нависавшей над ней сосны, звон далекого храмового колокола слился с тихим всхлипом спавшего ребенка, оставляя в темноте гаснущие звуковые мазки.

И внезапно из глубины моей души вырвалась горячая молитва.

ШЛИ НЕДЕЛИ. Затем, в одно прекрасное утро, нас попросили связаться с лейтенантом Ли. Я немедленно позвонил ему.

«Пожалуйста, приезжайте как можно быстрее на вокзал, — сказал он без всяких предисловий. — Вместе с женой и ребенком.»

«Что произошло?» — не мог удержаться я.

«Я расскажу вам при встрече. До свидания.»

Не прошло и двадцати минут, как мы уже мчались вместе с одним из «сумасшедших цыплят» по дороге.в Тайпей.

Не успели мы войти в кабинет Ли, как он поднялся с места и предложил нам следовать за собой к его машине. «Мы едем в другой приют!» — бросил он через плечо.

Мы переехали через мост, отделяющий Тайпей от пригородов, и вскоре оказались перед унылым серого цвета зданием. Открыв тяжелую деревянную дверь, мы обнаружили себя в окружении множества улыбающихся, заинтересованных детских мордашек.

Навстречу нам вышла женщина. Она представилась как госпожа Чоу и пригласила нас в свой кабинет. Тотчас появился обязательный чай, который мы вежливо пили, пока госпожа Чоу писала какое-то письмо и скрепляла его своей печатью.

«Это сертификат об освобождении вашей дочери», — сказала она, протягивая нам бумагу.

«Мы должны оставить ее у вас?» — с недоверием спросила Барбара.

«Это вовсе не обязательно», — ответила госпожа Чоу.

«Благодарю вас от всей души, — сказала Барбара, не в силах сдержать волнение и радость. — Вы так добры, все это так замечательно!»

Мы тотчас поднялись, я и лейтенант церемонно поклонились, благодаря госпожу Чоу за ее труды, и мы втроем вышли

из кабинета, одинаково расплывшись в счастливой улыбке от уха до уха.

Ли подвез нас к автобусной станции, откуда нам было уже нетрудно добраться до дома. Теперь настал наш черед благодарить его. Но все слова казались неподходящими.

«Да, чуть не забыл», — сказал он вдруг, доставая из внутреннего кармана узкий конверт и протягивая его мне.

«Что это?» — не понял я.

«Посмотрите сами.»

Я открыл конверт. Внутри лежали двадцать пять американских долларов.

Глава 6. Удочерение Хсин-Мей

ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ полных дней потребовалось нам для того, чтобы получить из китайского суда официальные документы об удочерении Хсин-Мей. Это были дни, наполненные физическими и душев-. ными терзаниями, но и они, наконец, остались позади. Очередным препятствием на нашем пути была американская виза, и поэтому я записался на прием к сотруднику консульского отдела посольства Соединенных Штатов.

В это утро к нам в гости приехала Чьянг Лау-Шер, которая преподавала Барбаре китайский язык. (По-китайски слово Лау-Шер означает «учитель» и несет в себе тот же оттенок уважения и почтения, что ивритское море) В действительности Чьянг Лау-Шер стала для нас чем-то гораздо большим, чем просто преподавательницей языка. Она была нашим близким другом, который помогал нам понять сложный и зачастую сбивающий с толку мир китайских реалий, частью которого теперь стали мы сами.

Китайский язык имеет свыше сотни разных диалектов. Некоторые из них отличаются друг от друга настолько, что представляют собой, по сути, разные языки. Человек, живущий в одном районе Китая, порой просто не понимает чело-

века, живущего в другом районе. Но хотя каждый из китайских диалектов имеет свое произношение, письменный китайский язык одинаков на всей территории страны. Многие китайцы могут общаться друг с другом только при помощи письма. Самый распространенный из диалектов — это «мандарин», который называется п»у т»унг хуа или «стандартный китайский диалект», а самым стандартным видом этого стандартного диалекта является тот, на котором говорят в Пекине.

Чьянг Лау-Шер родилась в Монголии и переехала с семьей в Пекин, будучи еще маленькой девочкой. В тяжелых, резких чертах ее лица и атлетическом телосложении можно было легко угадать следы ее «мандаринского» происхождения. Тем не менее, она еще и сейчас завязывала волосы на голове в узелок — точно так же, как завязывала их школьницей много лет назад. В ее устах китайский язык казался музыкой.

Впрочем, ее мелодичным, певучим голосом восхищались не мы одни — впридачу к преподаванию, она работала еще и диктором на местном радио.