THE LIFE AND ADVENTURES OF WILLIAM BUCKLEY - WILLIAM BUCKLEY

- -

Мы сложили угрей в шкуры кенгуру и пошли в Бермонго, где застали около восьмидесяти мужчин, женщин и детей. Обмен производился так: двое людей из каждого племени на огромных кусках коры на головах носили взад и вперед угрей и коренья, пока все припасы не переменили владельцев.

Вечером состоялось большое корробори, а на следующее утро произошла драка из-за того, что одна женщина бросила мужа и сбежала к мужчине из другого племени. В драке ее тяжело ранили копьем. Вскоре мы распрощались с обитателями Бермонго, условившись встретиться снова для обмена съестными припасами.

Мы перекочевали в Беангала и оставались там несколько месяцев, пока не настало время снова идти менять нашу провизию на коренья. На этот раз, однако, мы взяли мясо кенгуру и пошли в Либлиб, место на берегу большого мелководного озера, окруженного тростником, которое австралийцы называют Бангебалла. Здесь я стал свидетелем страшной бури с градом, какой, наверно, еще не видели люди. Градины были такие большие, что при падении обдирали кору с деревьев.

Я теперь настолько освоился с языком австралийцев, что, общаясь с различными племенами, смог со временем узнать кое-что о судьбе моих бывших товарищей. По-видимому, один из них вскоре отделился от группы. Он встретился с австралийцами, был радушно принят ими; но спустя какое-то время дал им повод для ревности, разрешая себе вольности в обращении с прекрасным полом, и они убили его. Об остальных я ничего не слыхал до отъезда на землю-Ван Димена *.

- -

* Остров Тасмания. - Прим. ред.

- -

Глава IV

Подготовка к вступлению в брак не сопряжена у австралийцев со сложными церемониями. Жених прежде всего должен заручиться согласием родителей своей избранницы, доказав, что он умеет драться и охотиться, иными словами, в состоянии защитить свою семью и позаботиться о ней. Что касается числа жен у такого молодца, то австралийцы на этот счет не очень-то строги; случается поэтому, что у одних пять-шесть жен, а у других ни одной. Претендент на руку девушки, у которой есть взрослый брат, должен в обмен отдать ему свою сестру - если, конечно, она у него имеется.

Вступать в брак с родственниками, даже очень отдаленными, не принято.

Если женщина забеременеет не от мужа, она покрывает себя позором, и новорожденного почти наверняка ждет смерть. Если семья увеличивается слишком быстро, например женщина рожает каждый год, племя держит совет, следует ли младенца оставить в живых; но решающее слово принадлежит отцу: по его просьбе ребенка могут помиловать, особенно если это девочка.

Рожают австралийки без посторонней помощи. Новорожденного заворачивают в шкуры и, если это время перекочевки, тут же двигаются дальше; питается младенец только грудным молоком.

Имя ему дают в честь какого-нибудь события или по отличительным признакам местности, где он родился, - озера или реки. При этом вся семья получает новые имена и носит их до рождения следующего ребенка.

Из того, что я уже сказал, ясно, что ревность - главная причина ссор австралийцев, ибо и мужчины и женщины равно находятся во власти «чудовища с зелеными глазами». Но бедняжкам-женам всегда достается больше; после кровопролитных сражений каждый супруг обычно считает своим долгом в спокойной обстановке как следует поучить свою половину.

Со временем я понял, что племена встречаются не только для обмена продуктов. Им надо было «выводить в свет» своих прелестниц, чтобы кавалеры видели их, знали и добивались их руки. К сожалению, этот вполне естественный процесс сопровождался таким диким взрывом страстей, что его следствием обязательно были тяжелые раны, и отнюдь не только сердечные.

Некоторые обиды австралийцы не забывали и не успокаивались, пока им не удавалось смыть их кровью.

До того как мы покинули Либлиб произошла еще одна драка, имевшая весьма неприятные последствия: когда люди враждебного племени снялись с места, один из наших последовал за ними, прокрался в шалаш человека, который когда-то обещал ему в жены свою дочь, а потом отдал ее другому, и, в то время как тот мирно спал рядом со своей женой, с такой силой пронзил его копьем, что пригвоздил к земле.

Удовлетворив таким образом жажду мести, он возвратился к нам и похвастался своим подвигом. Тогда его родственники и особенно близкие друзья, по-видимому, опасаясь нападения, не мешкая снялись с места. Те же, что остались, в том числе и я, на следующее утро отправились к сородичам убитого. Они как раз готовились привязать к дереву завернутый в шкуры труп.*. Так австралийцы хоронили умерших, которые при жизни не были им врагами. Этот способ погребения ранее был мне неизвестен,-

- -

* Наиболее обычный способ «воздушного погребения» в лесистых местностях Австралии. - Прим. ред.

- -

Австралийцы выбрали большое, хотя и не очень пышное дерево и на высоте приблизительно двенадцати футов устроили настил из бревен, веток и коры. На настил они положили труп лицом вверх, с наклоном к западу, и, чтобы защитить его от хищных птиц, прикрыли сначала ветками и корой, а затем бревнами, какие только могло выдержать дерево.

В это время женщины вместе с вдовой убитого, сидя вокруг дерева, горестно оплакивали умершего. Их жалобные стоны разрывали сердце. Около этой необычной могилы австралийцы, как всегда, разложили костры, особенно» к западу от нее, чтобы утром покойник был согрет не только лучами восходящего солнца, но и пламенем костра. Когда все было готово, австралийцы произнесли одно-единственное слово: «анимадиате». Это означало, что убитый ушел, но не навсегда, и станет теперь белым человеком.

Он был, по-видимому, общим любимцем, потому что все долго и искренне оплакивали его. В знак траура и мужчины и женщины острыми раковинами обрезали себе волосы, разрисовали тела глиной и всю ночь жалобно причитали. Их неподдельное горе очень растрогало меня, тем более, что бедные создания лишены утешения и надежды, которые дает христианская вера.

Меня глодала тоска, я очень страдал морально, особенно от этих сцен, которые повторялись чуть ли не каждый месяц, и снова решил бежать. Но мои опекуны или, как я их называю, родственники все время твердили, что, поскольку я вернулся из мертвых, мне ничто не угрожает.

На следующий день мы по-дружески распрощались с соплеменниками покойного и, догнав своих, все вместе пересекли реку Барвон. Остановились мы в Биарху. Здесь разгорелись жаркие споры по поводу убийства, и мне порой казалось, что убийце несдобровать. Наконец мы двинулись дальше и разбили лагерь в приморской местности Годокут. Шалаши поставили на возвышенности, откуда открывался широкий обзор, так что никто не мог приблизиться к нам незамеченным. По-видимому, мои друзья опасались мести и решили быть начеку.

В Годокуте, однако, нечего было есть, кроме моллюсков, и мы продвинулись миль на восемь в глубь материка. Нам пришлось пробираться сквозь очень густые заросли кустарника, что причиняло мне невыносимые страдания. Мои штаны давно превратились в клочья, и единственной защитой от колючек служила накидка из шкур. Несколько дней мы провели около двух пресноводных ручьев, выкапывая коренья и охотясь на опоссумов.

Отсюда мы направились в Палак-Палак, место среди широкой равнины с разбросанными на ней там и сям одиночными деревьями, изобиловавшее животными и рыбой. Здесь мы провели несколько месяцев. Мои родственники все еще опасались за свою жизнь и днем и ночью выставляли часовых, чтобы не быть застигнутыми врасплох. Однажды часовые заметили многочисленное племя, которое пересекало равнину по направлению к нам. Мы мгновенно спрятались и всю ночь просидели в укрытии, изнемогая от голода, - австралийцы ведь почти никогда не делают запасов. Утром мы отправили нескольких смельчаков на разведку, они не вернулись даже ночью, и всех охватила тревога. На следующий день они наконец явились и сообщили радостную весть: племя, которое мы видели, дружественное и стоит в тринадцати милях от нас. Разведчики принесли несколько тлеющих головешек - в панике мы так быстро бросились бежать, что забыли запастись ими, - и теперь мы снова могли варить пищу.

Вскоре к нам пришел человек из этого племени: в лагуне, близ которой оно расположилось, обнаружилась масса угрей, и нас пригласили полакомиться ими. Такие приглашения обычны среди дружественных племен, поэтому мы без колебаний согласились и в тот же день присоединились к друзьям *.

Теперь, когда нас стало много, мы уже не боялись нападения. Впрочем, впоследствии выяснилось, что наши опасения были напрасны: родственники убитого и не помышляли о мести.

Мы находились в превосходном месте, изобиловавшем едой, ничто не угрожало нашей безопасности, если не считать, разумеется, возникавших периодически ссор между своими, и на время воцарился покой. Благодаря этому я с каждым днем все лучше узнавал язык и обычаи австралийцев. Расскажу о некоторых из них, это оживит мою повесть.