Шестое чувство - Наталья Корнилова

Однако ни Ирины, ни ее бородатого спутника с мобильником на цепи не было. Роман посмотрел по сторонам. Результат оказался тот же: продавец-консультант и ее спутник с широкой дружеской улыбкой куда-то исчезли.

В этот момент распахнулась дверь супермаркета и на улицу вывалился отчаянно прихрамывающий охранник, а за ним – жестикулирующая продавщица.

– Ты че, козел? – завопил охранник. – А ну иди сюда! – И он ударил оторопевшего Романа ногой так, что тот выпустил рукоятку тележки, и та, скатившись со ступенек, с грохотом перевернулась. Охранник, который не только хромал и пинался, но и обладал вздорным и свирепым нравом, выкрутил Роману руку и почти волоком «заправил» его в дверь супермаркета.

– Да вы не поняли… разве не… – начал было Белосельцев, но следующий удар, направленный ему в переносицу, разбил нос и бровь, а в голове вспыхнула боль. Роман едва удержался на ногах, попятившись к турникету, и, подняв глаза, словно сквозь туман увидел подкатившуюся к нему на коротких ногах низенькую толстую женщину. Она поджала губы и кивнула колченогому охраннику:

– Вызови-ка милицию.

– Но… как же так… – ошеломленно скосив глаза на бэйдж, покоившийся на монументальной груди женщины, едва выговорил Роман, но его перебил охранник, недостаток роста и хромоту, по всей видимости, искупавший повышенной свирепостью:

– Чего с ним рассусоливать? Мне на прошлой неделе вот из-за такого васька, сучары… мне из зарплаты штуку вычли, бля!

И колченогий задвинул «десятитысячному посетителю» в челюсть свой сухой, но литой и костистый кулак. Роман, остекленело смотревший в сторону, не ожидал этого и потому, не удержав равновесия, упал прямо на стеллаж, заставленный пухлыми разноцветными гигиеническими пакетами и памперсами. Из рассеченной от удара о металлический край брови хлынула кровь, заливая лицо. Толстуха охнула и всплеснула руками, а хромой охранник подскочил к упавшему Роману и два раза пнул его ногой, да так, что того снова с силой приложило к уже упомянутому стеллажу. Опять посыпались памперсы.

– Чмо! Дурилка картонная! Вонючка, бляха-муха!.. – восклицал при каждом ударе колченогий.

От ударов в глазах Романа вспыхнуло яркое пламя, а затем вдруг враз потемнело. Потом вспыхнуло так, как будто под черепом разорвалась динамитная шашка. Это охранник-уродец, войдя в раж, снова приложил Белосельцева ногой.

Наконец все затихло. Роман медленно поднимался, потом рывком установил свое отяжелевшее и словно ставшее чужим тело на одно колено, приоткрыл глаза и выплюнул на пол кровь. Роман глянул на стоявших вокруг него людей и вдруг тихо засмеялся, отчего в левой скуле и в переносице отдалось тупой болью. Все происходящее было гротескно, как будто снова повторилось то, еще из юности… Нет, об этом лучше не вспоминать. А сейчас – сейчас, кажется, его обдурили, обдурили со вкусом и от души. Роман вспомнил улыбку бородатого, лукавые глаза Ирины, и почему-то всплыла перед глазами заставка русской народной телепередачи «Городок». Может, новый телепроект с розыгрышами? Глупость. Достаточно взглянуть вот на этого колченогого охранничка, чтобы понять, что никаким розыгрышем тут и не пахнет, а пахнет мордобоем и заведением уголовного дела. Да… и шампунем пахнет. Кажется, когда его приложили головой об эти полки, что-то разлилось.

…Впрочем, никогда не поздно отсюда уйти, подумал он. Никогда не поздно. Он это знает.

– Дело в том, что… – начал он, медленно вставая на ноги и проводя ладонью по одежде, – что у дверей вашего магазина меня остановили двое…

По мере того как он рассказывал, лица сотрудников супермаркета вытягивались. Потом толстая продавщица заколыхалась – верно, ее пробрал смех. Пользуясь этим, Роман быстро добавил:

– Я же, честное слово, не знал. Я сюда шел, чтобы нормально… а тут – вот так.

– Ладно, – сказала толстая. – Будем считать, что ты дешево отделался. Правда, попало тебе, но сам виноват, не надо верить всяким… В общем, так: ты сейчас заплатишь за то, что попортил, и свободен. Считай, что дешево отделался, и впредь будь умнее. Дима!

Роман вздрогнул всем телом.

– Дима, – продолжала толстая продавщица, глядя через плечо Романа, – ты затащил тележку со всем, что этот парень уволок?

– Да, Катерин Пална. – Второй охранник супермаркета (хромоногий же стоял у стены и рассматривал разбитые в кровь суставы правой руки) вкатил в магазин злополучную тележку, которую те двое всучили Роману. – Вот. Там водка разбилась и пачка пельменей разорвалась, и они на мостовую высыпались, их собаки уже доедают.

– Понятно, – сказала Екатерина Павловна. – В общем, так: ты заплатишь за водку, за пельмени и за шампунь. Считай, что удачно выпил, покушал и помылся. Все! Да, кстати, Дима (Белосельцев опять вздрогнул), тележка-то вроде наша? Из комплекта нашего магазина?

– Ну да, – недоуменно сказал второй охранник, Дима. – Значит, ее сперли прямо у нас под носом.

И все глянули на хромоногого охранника, который продолжал разглядывать свою расквашенную о переносицу Романа Белосельцева руку.

– Евгений! – сурово сказала толстая. – И как ты это объяснишь? У тебя под носом сперли инвентарь, а ты что? У тебя на прошлой неделе вычли за раззявство, ничто не помешает вычесть и на этой!

Тот подпрыгнул на ущербной нижней конечности и начал с места в карьер, агрессивно, как будто это не он опростоволосился, а, напротив, провинились перед ним:

– Да вы что же, думаете, я просто так?.. Это же… как же… Наверно, ее вовсе и не в мое дежурство выкатили! К тому же с больной ноги на здоровую…

– Головы, – насмешливо поправил кто-то.

– Вот-вот! – почему-то обрадовался тот. – И я точно так же говорю! Эй, ты! – повернулся он к Роману. – Как выглядели те уроды?

– Да они и не уроды вовсе, – ответил Роман, не отводя взгляда от постоянно пританцовывающей коротенькой ноги свирепого охранника. – Бородатый с мобильником на цепочке и девчонка с ним.

– Бородатый, значит, – с видом следователя Генпрокуратуры выговорил охранник. – Это очень важная приме…та. – Свекольный румянец вдруг сошел с его круглого лица разъевшейся деревенской крысы, и он, запинаясь, произнес: – Бородатый? С мобильником? И девчонка с ним? Такая… да? – Он попытался жестикулировать, жест, характеризующий девушку, вышел откровенно неприличным, и охранник трусливо умолк. Зато оживилась толстая Екатерина Павловна:

– Что… что ты хотел сказать, Евгений? Ты… ну конечно… как же я сразу не догадалась, ты хотел сказать, что это были твои приятели Коля и Ира, не так ли? Ты же расхваливал их и говорил, что они очень крутые, а у Коли знакомые чуть ли не в аппарате президента? Ну, раз они такие крутые, то пусть они и возместят ущерб.

– Но как же… – пробормотал охранник.

– А вот так! Если у них такое чувство юмора, то сам с ними и разберешься. А то приспичило им шутить! Ты уж, Женя, сам возьми с них пятьсот семьдесят рублей, которые сейчас тебе придется заплатить.

– Это за что же? – пролепетал тот, идя красными пятнами.

– За водку, за шампунь и за пельмени! И за доблесть, проявленную во время обороны магазина, – после некоторой паузы добавила она, и Роман, не удержавшись, сказал ей:

– Мне почему-то кажется, что раньше вы были учителем в школе. И, наверно, литературы.

Та медленно повернулась к нему и, смерив пристальным взглядом, ответила в гробовом молчании:

– Нет. Истории.

– А ну стой, сука!

Эти резкие слова гулко раскатились в холодном воздухе утренней улицы. Роману даже не потребовалось оглядываться, чтобы понять, кто его окликает. Он не замедлил шага, но движение за спиной нарастало, пока на плечо Романа не легла тяжелым крюком трехпалая рука и не развернула Белосельцева так, что он уткнулся взглядом в багровую физиономию и колючие глаза охранника из супермаркета. Тот тяжело дышал, и его буквально пучило от злобы.

– Я тебя узнал, падла, – сказал он. – Ты – вонючка из соседнего дома, выблядок этой дуры Нинки.

Роман даже как-то не сразу уразумел, что речь идет о его матери Нине Алексеевне. А злобный человечек продолжал:

– Ты, наверно, и не запомнил, как несколько лет назад подложил мне большую подлянку. Я пришел поговорить с твоей мамашей, а ты, осел, влез не в свое дело. Я тебя запомнил, и если ты думаешь, что я тебя не запомнил, то зря, я тебя запомнил!

Роман ответил:

– А тебе не кажется, что ты грубишь? Не знаю, что ты ко мне привязался. Спрашивай у своих друзей, зачем им вздумалось так шутить.

– Ты что, меня не узнал?!

– Да узнал, узнал, – мирно сказал Роман. – Ты тот наглец, что явился к нам в дом лет пять назад и закатил истерику. Конечно, пришлось тебя выставить. По-моему, тебе если и быть на кого в претензии, то только не на меня. Скорее – на себя.

Наседкин запыхтел, как начинающий закипать чайник:

– Ты это кому пылишь, сука? Да ты хоть знаешь…

– Знаю, – спокойно прервал его Роман, – иди своей дорогой. Если, конечно, при таких конечностях ты не ходишь по кругу, как мой игрушечный робот в детстве. – При этом воспоминании, при самом слове «детство» будто серая тучка набежала на лицо Белосельцева. – У этого робота одна нога была короче другой, и его уводило вправо, так что он передвигался по кругу. Скачками – от одной подзаводки до другой.